Около моего самолета Гладков остановился.

— Ну, дружище, быть может, больше не увидимся, — сказал он.

Обнялись, и Гладков пошел. Перед тем как подняться в кабину самолета, он помахал мне рукой. В черном реглане и шлеме с очками, высокий, мощный, он вселял уверенность в победе.

Пока я надевал парашют, осматривал приборы и проверял управление, техник Крысин протер стекла в кабине штурмана и особенно тщательно вытер лобовое стекло моей кабины.

Но вот зеленая ракета метеором прочертила дугу на небе. Техник Крысин провернул винты, и я запустил моторы. Командир полка находился уже на старте, выстраивая самолеты для взлета. Взревели моторы, отпущены тормоза, и бомбардировщик рванулся вперед. Знакомая тяжесть перегрузки навалилась на тело, прижимая его к спинке. Набрав скорость, слегка поднимаю переднее колесо. Скорость самолета нарастает еще более стремительно. Перед концом аэродрома плавно отрываю самолет от земли, немного выдерживаю его на высоте отрыва и перевожу в набор высоты. Стрелок-радист докладывает:

— Шасси убралось, все в порядке. Ведомые взлетают за нами без задержек.

Собрав эскадрилью в боевой порядок, лечу на аэродром истребителей.

— Эскадрилья Гладкова летит за нами на дистанции два километра, — сообщает Монзин. — Истребители сопровождения пристроились.

Устанавливаю радиосвязь с командиром четверки наших «лаггов» и беру курс на цель.

Эскадрилья летела между ослепительно белыми кучевыми облаками, как по ущелью. Впереди, в клубах желтой пыли, просматривается Варваровка, но танков еще не рассмотреть. Обстановка в воздухе резко изменилась. Уже на подходе к цели эскадрилью атаковали восемь Ме-109, а над целью в воздушном бою участвовали уже восемнадцать «мессеров» и несколько истребителей Хе-113. Атаки противника были отбиты истребителями сопровождения и огнем стрелков. Зенитная артиллерия пристрелялась по нашему ведущему звену. Клубы дыма от рвущихся зенитных снарядов окружили наши самолеты. В кабине пахло сгоревшей взрывчаткой. Бомбовый удар нанесли по скоплению танков и автомашин противника на северной окраине Варваровки. Штурман отметил более десяти очагов пожаров и пять больших взрывов, возникших на цели от разрывов наших бомб[70].

После удара по цели начал уводить эскадрилью из-под атаки истребителей противника путем энергичного набора высоты. Этот тактический прием был задуман и опробован в предыдущих воздушных боях. Он основывался на преимуществе в тяговооруженности нашего бомбардировщика над истребителем Ме-109. При этом наши истребители сопровождения тоже получали преимущество. Заранее взяв превышение и используя оборонительный огонь бомбардировщиков, они атаковывали преследующих нас истребителей на наборе высоты, заставляли их отказаться от продолжения атак.

Гладков, до того как к его эскадрильи не пристроились истребители сопровождения, решил идти на цель без прикрытия. Над целью вторая эскадрилья была атакована более чем двадцатью истребителями противника. Бой был жестокий, и, хотя наши истребители помогали эскадрилье Гладкова отразить атаки, «мессерам» удалось поджечь самолеты старшего сержанта Муратова И. Е. и летчика Пастухова. Горящие, они некоторое время продолжали полет, и, отбивая атаки, стрелок-радист Печорин с самолета Пастухова сбил один «мессер». В районе Круглое летчик Муратов, штурман Извеков Е. Д., стрелок-радист Захаров и стрелок Кривощекин покинули горящий бомбардировщик с парашютами, но немедленно были атакованы истребителями противника. Применив скольжение, они достигли земли. Летчик Пастухов долетел на горящем самолете до Волоконовки, где экипаж покинул самолет с парашютами.

В тот же день вечером четырьмя звеньями мы нанесли удар по скоплению танков и автомашин западнее и севернее Огибная, уничтожив два танка и несколько автомашин [71]. Командиры и летчики трех звеньев первой эскадрильи, проявив настойчивость и мужество, несмотря на яростное противодействие истребителей и зенитной артиллерии противника, прорвались к заданной цели и нанесли по ней бомбовый удар.

Звено второй эскадрильи под командованием младшего лейтенанта Ткаченко под прикрытием пяти наших истребителей дважды пыталось прорваться к цели, но, атакованное превосходящими силами истребителей, вынуждено было возвращаться. После второй попытки самолет командира звена был подожжен огнем истребителей Ме-109. Ткаченко В. Т. посадил горящий самолет на фюзеляжу пункта Комышеваха. После приземления экипаж, использовав бортовые огнетушители, сумел погасить пожар на самолете.

Вечером, когда ложились спать, заметили, что многие матрасы пустовали.

— Коля, тебе не кажется, что скоро и наши матрасы могут оказаться свободными? — обращаясь к Рудю, спросил Недогреев Н. Я.

— Можешь не беспокоиться, меня не собьют, а если и собьют, то я все равно вернусь, даже приползу, а на свой топчан вернусь, — ответил Рудь.

— Не зазнавайся, Коля. Штурман Каменский подсчитал, что через тридцать вылетов все топчаны будут пустые.

— Откуда такой бред?

— Это не бред, Коля, а математика. Под Москвой полк выполнил около шестисот боевых вылетов и потерял двадцать три самолета. Это значит, что одна потеря приходится примерно на тридцать боевых вылетов.

— Плевал я на такую математику. Я свой топчан не освобожу. Давай лучше спать, — заключил Рудь, вытягиваясь на соломенном матрасе.

Но лечь спать не удалось.

— Командирам эскадрилий и всему летному составу немедленно явиться на командный пункт! — прокричал запыхавшийся посыльный.

На командном пункте командир полка поставил задачу с рассветом нанести удар по танкам противника у пункта Ямы. Объявив летному составу боевой расчет, порядок нанесения удара и приказав разбудить всех в два часа тридцать минут, я пошел спать. А спать оставалось всего два часа.

1 июля для первого удара самолеты вырулили на старт еще в темноте, а взлетели в предрассветных сумерках. Эскадрилья собралась в боевой порядок — «клин звеньев».

Летим на цель. Слева вел звено бомбардировщиков С. Я. Митин, справа — Н. П. Шенин. Под крылом проплывали поля и долины речушек, залитые туманом как молоком. Вот и река Оскол, чем-то немного напоминавшая мне родной Хопер.

— Боевой, — передает Желонкин.

Бомбы точно накрыли скопление танков и автомашин противника[72] . Удар застал фашистов врасплох. Только вдогонку нам стреляет зенитная артиллерия. После зениток замыкающее звено атакуют сзади два истребителя Ме-109 и один Ме-110. Хорошо, что над рекой Оскол вражеских истребителей отсекли наши «яки», а то нам бы не избежать потерь.

Второй удар мы нанесли по той же цели под прикрытием девяти наших истребителей, уничтожив несколько танков и автомашин. Над целью эскадрилью атаковали шесть «мессеров», но и их отогнали наши истребители[73].

В эти дни мне много помогал комиссар эскадрильи Д. А. Лучинкин. Выше среднего роста, атлетического, поистине богатырского сложения, он ярко олицетворял наиболее типичные черты русского характера: постоянство, веру в свои силы и непоколебимую веру в победу над врагом. Лучинкин был хорошо связан с людьми эскадрильи, любил политработу, но не отмежевывался и от летных вопросов организации и выполнения боевых задач. Как летчик, он безукоризненно пилотировал самолет и обладал живым тактическим мышлением. Естественно и просто, без громких фраз и лозунгов, он умел формировать боевое настроение в эскадрилье, опираясь на партийную организацию и показывая пример выполнения сложнейших боевых задач в воздухе.

Третий удар эскадрилья нанесла в одиннадцать часов по колоннам танков и автомашин противника у Рубленого и Комиссаров, вылетая немедленно по готовности звеньев.

Четвертый раз в этот день эскадрилья вылетела для удара по фашистским войскам, прорвавшимся в район Лубянки. Подлетев к аэродрому истребителей, мы встретили стену мощной грозовой облачности. Истребители сопровождения взлетать отказались, выложив на аэродроме стрелу в сторону грозы, а нам передали по радио приказ возвратиться на свой аэродром[74].

Итак, ведем активные боевые действия шестой день. В эскадрилье потерь пока нет. Вместе со своим