выяснения отношений между собой, на маленькие такие войны.
Год назад оказавшись на службе у Люцина они приняли участие в войне с Мгалином. Их наняли как легкую концу и они располагались на левом фланге войска. Ничего особенного, прикрывать фланг от удара конницы Мгалинцев, а при необходимости обойти и обрушиться противника. Конечно они имели приличные доспехи и вполне могли считаться латниками, но это вовсе не значит, что им под силу противостоять отборной рыцарской коннице, этим стальным крепостям, восседающим на высоких лошадях, так же закованных в броню.
В тот день король Мгалина в чистую переиграл властителя Люцина в самом начале боя, сумев скрытно перебросить на фланг свой живой таран, призванный пробивать брешь в порядках противника, в которую потом должно хлынуть остальное войско. Их удара ждали в центре и там сосредоточились Люцинские рыцари. Но вместо этого, противник выставил в центре основную массу копьеносцев, которые должны были принять на себя удар рыцарской конницы, а сами решили сделать ставку на фланге. Если обрушится фланг, то даже при условии, что Люцинцам удалось бы, перестроиться, они понесли бы значительные потери, и даже не будучи полностью разбитыми, сражение проиграли бы вчистую.
Все так. За одним исключением. Никто не ожидал, что командир наемников бесстрашно ринется на превосходящего как по вооружению, так и по численности противника. И уж тем более никто не ожидал, что из этой атаки что-либо получится. Но получилось. Подпустив рыцарей на расстояние уверенного выстрела, наемники дали залп, а затем пошли в атаку.
Это было неожиданно. Никто не думал, что на вооружении наемной конницы окажется такое количество этого коварного оружия, способного пробить любой доспех на расстоянии до ста шагов. Конечно существовали отряды арбалетчиков и этим не удивишь. Но они всегда находились в пешем строю, и еще никогда сразу за этим следовала атака конницы, хотя бы и легкой.
Не сказать, что сотня болтов наделала много бед. В центре наподдавших покатилось по земле лишь чуть более двух десятков рыцарей. Но было два 'но'. Наемники били кучно, в центр атакующих и все сраженные были поблизости друг от друга, а одним из сраженных был командир атакующих. Во-вторых, там образовалась брешь, как в результате обстрела, так и из-за того, что не успев среагировать на них накатывали последующие ряды, в результате чего получился эдакий островок хаоса, тогда как остальные продолжали стремительно двигаться вперед. В монолитном построении всадников образовался разрыв, в который и устремилась сотня наемников.
Закованный в сплошные латы рыцарь, грозный противник, но только пока несется во весь опор и бьет в лоб. Потеряв скорость и уж тем более остановившись, завязнув в рядах пехоты, он уже не так страшен. Нет, он все еще опасен, но до него уже можно добраться. Главное выдержать первый удар, не дать прорвать все шеренги, заставить остановиться и тогда уже можно с ним сражаться.
Ворвавшись в просвет, наемники тут же атаковали противника с боков, вынуждая тех бросать бесполезные в подобной схватке массивные и неповоротливые копья, и хвататься за мечи и секиры. Вскоре сотня дралась уже в окружении врагов, но главное им сделать все же удалось. Основная масса потеряла атакующий натиск и вынуждена была вступить с ними в схватку. Тех кто все же достиг рядов пехоты, хоть и с трудом, но удержала пехота, потом их добили и бросились на помощь наемникам.
Из той сечи невредимым вышел едва десяток, еще три были изранены, остальные были либо убиты, либо затоптаны копытами лошадей. Сам Олаф умер на руках Георга, пуская кровавые пузыри. Шлем выдержал удар секиры, та прошла вскользь и хотя прорубила металл, до плоти так и не добралась. Однако, старый вояка потерял сознание и упал на землю, а уж там по нему прошлись от души, изломав его всего, не забыв про ребра, пронзившие легкие.
Перед смертью Олаф все же сумел завещать сотню Георгу, который за то время успел стать по факту его заместителем. А потом он умер. Несмотря на страшные раны и кровь хлынувшую горлом, наемник ушел с улыбкой на устах. Он осуществил свою мечту и создал таки превосходный отряд, снискавший сегодня славу. О нем будут рассказывать легенды, потому что ему удалось невозможное – остановить стальную лавину. И никто не вспомнит о том, что он только закусил удила, а предложение о том, как следует поступить исходило от его молодого старшего десятника. Командир может быть только один, любое решение принимает он, отвечает за него тоже он и его же имя будут помнить, если есть что вспомнить.
Казалось бы, сотня прекратила свое существование. Но как ни странно это звучит, ничего практически не изменилось. Поле боя осталось за люцинцами, а значит все вооружение и снаряжение наемников никуда не делось. Конечно были огромные потери, однако люди не проблема, всегда найдутся те, кто готов торговать своей кровью и самой жизнью. Разумеется жалко погибших товарищей, но ведь они сами выбрали свою судьбу. Наемник доживший до старости это очень большая редкость.
Из этой самоубийственной атаки сотня вышла с большим прибытком. Была плата, выплаченная королем вперед, были премиальные от него же, выразившиеся в том, что две трети трофеев взятых с рыцарей стали собственностью наемников. Как и две трети самих рыцарей взятых в плен, а это три десятка дворян за которых их родственники с готовностью заплатят выкуп.
Командовавший войсками на фланге граф и не подумал возражать против этого. Он может и был недоволен этим фактом, но тут уж ничего не поделаешь, ведь находившийся под впечатлением король во всеуслышание заявил об этом. Так что, хочешь не хочешь, а пришлось уступить. Георг не стал обострять отношения. Его люди собрали все оружие и доспехи которые были гарантированно убиты наемниками, а так же всех лошадей, которых можно было узнать по гербам на попонах. После чего не вступая в особые пререкания, удовольствовался тем, что предоставил граф, как железом и лошадьми, так и пленниками.
Нет никаких сомнений в том, что самые дорогие доспехи остались у пехотинцев, как и то, что самые именитые пленники пребывали там же, так что на круг выходило эдак половина на половину. Однако, сотня была не в том состоянии, чтобы отстаивать свое право. И все одно вышло очень изрядно.
Через месяц, зажили все раны и четыре десятка бойцов, а вернее теперь уже ветеранов, стали костяком возрождающейся сотни. Люди шли чуть не сплошным потоком, но многим пришлось очень сильно удивиться. Славные рубаки, прошедшие горнило ни одной войны, заслуженные ветераны, которые были уверены в том, что им в этой сотне будут рады, получали в качестве извинения по кружке недурного вина и отказ в найме.
Этот мальчишка вообще умом тронулся, он предпочитал нанимать зеленых юнцов, увальней и неумех крестьян или не нашедших себе достойное занятие горожан. Все они понятия не имели с какой стороны браться за меч, но вот им в сотне были рады. Достаточно было только сдать вступительные испытания, которые ни коим образом не были связаны с владением оружия.
Поползли слухи о том, что славная сотня погибла вместе со своим командиром и теперь там собрался один только сброд, годный лишь выступить в качестве мяса. Почти все потенциальные наниматели стали смотреть в другую сторону. Сотня все еще крепко стояла на ногах, и со средствами все обстояло вполне нормально, добыча после последнего сражения оказалась прямо таки изрядной, так что до настоящих трудностей было далеко.
Через полгода после сражения, Георг наконец решил, что они вполне готовы к найму. Но тут наметились кое-какие сложности. Все видели, что отряд прекрасно оснащен, люди крепки и бодро восседают на ладных лошадях, но вот иметь с ними дело не было никакого желания. Даже распоследнего неумеху можно облачить в доспехи и заставить изображать из себя воина, но быть и казаться это не одно и тоже. Нехорошие слухи об отряде сделали свое дело. Так что с работой ничего не получалось.
Но Георг и не подумал придаваться унынию. Вместо этого, он принял найм, на самых невыгодных условиях, потому как платы хватало едва на обеспечение сотни фуражом, иными словами, чтобы не протянуть ноги. Не беда. Главное проявить себя и показать, что отряд вполне боеспособен. Да и боевое крещение молодняку, основной массе личного состава, лучше получать постепенно.
Это была эдакая местечковая война, между двумя баронами. Явление вполне себе заурядное, владетели замков частенько не ладили между собой и междусобойчики были делом обыденным. Они могли начаться совершенно внезапно и столь же быстро погашены, волей, а главное присутствием дружины сюзерена. Тут все решала стремительность.
Если к тому моменту, как вмешивался сюзерен, замок был уже взят, тому оставалось только расследовать причину начала военных действий. Если таковая признавалась обоснованной, то все шито крыто. Если нет, то победитель вынужден был уступить свой трофей прежнему владельцу, да еще и