зубчатые гребни начинаются от середины лба и спускаются по спине до копчика – совсем как у некоторых животных; это доказывает, что чливьясы – полузвери, не обладающие разумом, хотя и достаточно сообразительные, чтобы работать. Кожа у них темней, чем у энбоно: если чливьяс притаится в полутемной комнате, его в двух шагах не заметишь. Запросто могут подстеречь и наброситься… А зубы у них мелкие и острые, в самый раз, чтобы рвать на куски.

Это невозможно, сказал себе Тлемлелх, пытаясь отогнать навязчивый кошмар, обретающий понемногу все большую реальность. Чливьясы безобидны, иначе энбоно не использовали бы их в качестве прислуги. Всем чливьясам дважды в год впрыскивают препарат, подавляющий агрессивность, – древнее изобретение, технологию которого энбоно сумели сберечь, невзирая на перипетии последних эпох. Тлемлелх знал об этом от Леургла из Корпорации Хранителей Знания. В прошлом они с Леурглом не раз бывали партнерами в любовных играх и вместе посещали Обитель Алых Цветов, но после того, как в лаборатории Корпорации произошел взрыв и ученому оторвало правую руку, Тлемлелх проникся отвращением к его ущербной внешности, с тех пор они не встречались.

Его блуждающие в тревожном тумане мысли перескочили на другую тему: вчера вечером, когда он вернулся домой, чливьясы передали ему официальное письмо из Корпорации Хранителей Дорог и Мостов. Тлемлелха приглашали на работу. Разумеется, на низшую должность – каждый вступающий в Корпорацию обречен подниматься наверх постепенно, преодолевая ступеньку за ступенькой. Почему пригласили, понятно. Слухи о том, что его преследует аргхмо, уже расползлись, и Хранители Дорог и Мостов, которым хронически не хватало сотрудников, решили воспользоваться ситуацией. Тлемлелх письмо изорвал, бросил в окно и долго смотрел, как ветер кружит в зеленых сумерках надушенные белые клочки. Оскорбительно- бодрый, лишенный изысканности аромат – если Тлемлелх вступит в ряды Хранителей Дорог и Мостов, ему поневоле придется пользоваться такими же духами, а также носить бежевый плащ и красить гребень в бежевый цвет. Брр… Уж лучше Фласс.

С другой стороны, есть тут и выгода. Если ты состоишь в Корпорации, соблюдаешь ее устав и выполняешь порученную работу, от аргхмо ты защищен. Пусть все свободные энбоно от тебя отвернутся, твой статус и круг общения внутри Корпорации – особая сфера. Вот и Леургл, потеряв руку, не ушел во Фласс, а остался жить, хотя избегает показываться на глаза энбоно, не принадлежащим к числу Хранителей Знания. Ибо, несмотря на отвратительное увечье, его статус среди ученых, предопределяемый его интеллектуальными способностями и связями внутри Корпорации, по-прежнему высок. Тлемлелха передернуло, едва он подумал об этом. Извращение! Самая страшная беда для энбоно – стать некрасивым, а Леургл стал некрасивым, и ему хоть бы что… Не во всяком извращении есть шарм. После этой сентенции Тлемлелх оттолкнул от себя мысли о Леургле: думать о противоестественном не хотелось.

Он обойдется без Корпорации Хранителей Дорог и Мостов. Он слишком дорожит своей свободой. Кроме того, государственным служащим хочешь не хочешь приходится узнавать вещи, которых лучше бы не знать. Леургл (ну вот опять он вылез!) кое о чем рассказывал… О том, например, что Фласс не всегда был такой ненасытной утробой, как сейчас. В древности в нем можно было купаться: энбоно и кхейглы с удовольствием погружались в его теплый густой сироп и возвращались на берег живыми. Фласс изменился в эпоху правления Злого Императора Сефаргла, будь он навеки мертв. Тогда по приказу Сефаргла против мятежных энбоно, чливьясов и негов (Леургл также обмолвился, что чливьясы и неги в ту пору были разумны и обладали равными с энбоно правами) применили какое-то страшное оружие, вызывающее мутации. Мятежники были уничтожены, а Фласс начал понемногу превращаться в то, чем он является ныне, и энбоно так и не нашли способа остановить этот процесс. Но это еще не все. Фласс постоянно растет. Не то чтобы слишком быстро, усмехнулся Леургл, на наш век хватит, однако через несколько поколений он оккупирует всю планету, и на Лярне не останется ничего, кроме вечно голодного Фласса.

Вспомнив об этом, Тлемлелх содрогнулся, и чливьяс, склонившийся над его левой ступней, мазнул кисточкой по пальцу, мимо когтя.

Нет. Не надо ему никаких Корпораций, пусть они и сулят защиту. Знать – это всегда страшно. Не случайно сотрудники Корпораций уходят во Фласс не реже, чем остальные энбоно: не каждый способен вынести бремя чудовищных знаний.

– Мы исполнили свои обязанности, энб-вафо, – оторвал его от гнетущих размышлений голос старшего слуги. – Просим простить нас за оплошность, энб-вафо.

В его глазах Тлемлелх уловил голодный блеск – или показалось? Надо поскорее покормить их, вдруг в тех россказнях есть доля истины… С аргхмо лучше не шутить. Поднявшись с овального ложа, обитого дуанским жемчужным шелком, Тлемлелх взглянул на свои сверкающие когти и объявил:

– Вы заслужили еду, вчерашнюю и сегодняшнюю. Идите на кухню и скажите об этом повару.

Чливьясы, все четверо, начали быстро кивать, выражая благодарность, потом сложили принадлежности для ухода за когтями в изящную костяную корзинку в виде раскрытого цветка и бесшумно удалились. Тлемлелх испустил вздох облегчения: можно надеяться, теперь им не придет в голову позавтракать собственным хозяином… В иных ситуациях слуги могут оказаться смертельно опасными созданиями, но без них Живущему-в-Прохладе не обойтись.

Сквозь застекленный потолок в комнату лился свет, разрисовывая пол размытыми радужными пятнами. Надо поторопиться. Обычно Тлемлелх не отличался пунктуальностью, но в его нынешней ситуации опаздывать на любовное свидание не стоит: рок лучше не искушать.

Он набросил на плечи небесно-зеленый плащ с непристойным алым орнаментом с изнаночной стороны, защелкнул застежку в виде золотого птичьего глаза с рубиновым зрачком. Перед тем как выйти из дому, завернул в искусно освещенную зеркальную комнату: он строен, гибок и великолепен, гребень и когти царственно сверкают позолотой. Благородные минералы на его нежной изумрудной коже чаруют взгляд своими переливами, а пересекающую живот складку брюшного кармана обрамляет золотистый узор – Тлемлелх первый до этого додумался и создал новую моду! На какую недосягаемую высоту взлетел тогда его статус… Но все переменчиво. Сейчас каждому энбоно, который претендует на некоторую элегантность, делают под наркозом вышивку золотыми нитями вокруг складки кармана. В Могндоэфре появилось несколько салонов, которые на этом специализируются, а о том, кто был первым, все забыли. Увы, нет ничего вечного в этом суетном мире под Изумрудным солнцем.

В карман Тлемлелх положил две нитки жемчуга и алмазную подвеску в виде большой слезы – подарки для Бхан.

Оседланный тьянгар ждал возле входной галереи, по обе стороны от которой в изысканном беспорядке стояли арки, оплетенные лозами дурманника или отданные облачным прядильщикам. Сами прядильщики, многоногие белые комочки, деловито сновали взад-вперед, восстанавливая свои уничтоженные тенета. Они уже много успели, почти на треть. Лишь бы тот, кто побывал здесь в прошлый раз, не пришел опять… Похожий на серую глыбу нег с безвкусно пестрыми полосками вдоль спины и хвостом, как у животного (оба эти признака указывали на то, что он и есть животное, выдрессированное, чтобы служить энбоно), держал тьянгара под уздцы, ссутулившись возле мозаичной колонны. Его окутывал резкий аромат духов, предназначенных для того, чтобы перебивать естественный запах нега. Воняет от них отвратительно, однако приходится их терпеть: чливьясы слишком слабосильны, чтобы управляться с норовистыми тьянгарами, а представить себе Живущего-в-Прохладе в качестве тьянгарщика можно, разве что закусив ягодами дурманника после трехдневной голодовки!

Тлемлелх подошел и пнул нега.

– Хумаик, Фласс тебя забери, ты спишь наяву?

– Прошу простить меня, энб-вафо, я задумался.

Тлемлелх раздраженно пошевелил слуховыми отростками: чливьясы и неги неразумны и потому не способны думать. Их высказывания такого рода иногда забавляли его, иногда выводили из себя – в зависимости от настроения.

– Не сочиняй, – пробормотал он, устраиваясь в седле. – Поехали!

Хумаик ловким текучим движением (этакое безмозглое порождение Фласса) скользнул на переднее седло, тронул украшенные самоцветами поводья, и тьянгар рысью побежал под горку. Окруженный множеством сквозистых арок дом Тлемлелха стоял на вершине холма; вокруг, разделенные извилистыми стенами подстриженной зелени, располагались дома соседей – какие поменьше и попроще, какие побольше и пооригинальней. Необычность иных изысканно-усложненных архитектурных ансамблей вызывала у Тлемлелха легкую зависть, и тогда он утомленно опускал покрытые блестками веки, откинувшись на горб