— Так ведь не моя зона ответственности. Да и с железнодорожным делом я совсем не знаком. Какой из меня путейский? Да и потом, я ведь никак не мог поспеть на этот экспресс.

Карвасаров глянул на Грача, на его знаменитые уши и усмехнулся. Да уж — на кавэжэдэковского инженера Грач не похож. Впрочем, даже будь он самолично в вагоне — все одно нет гарантий, что удалось бы разъяснить курьера. Уж очень хороша была маскировка. Не было ожидаемой дамы-курьера! Надо признать, с типажностью получилась промашка. Ждали некую la femme fatale — а вместо нее ехал себе «рыжеволосый гимназист» (или как его там?), вместе с маменькой путешествующий вагоном первого класса. И ведь как сыграно! Незаурядный талант.

Грач, словно угадав его мысли, сказал:

— Мадемуазелька и впрямь необычная. Мы с ней уже побеседовали. Да-с, удивительная женщина. Признаю: были у ней все шансы проскочить нашу проверку. Исключительное самообладание. Такую с толку сбить трудно. Кабы не старшая спутница, изображавшая из себя маман, — так передавила б сия инженю наших усатых помощничков и преспокойно поехала дальше.

При этих словах брови у полковника Карвасарова приподнялись:

— Да? А как же психологические этюды и прочие твои умственные экзерсисы?

При этих словах Грач ничуть не смутился — видно, был готов и к такому вопросу.

— Признаю-с, касательно сей дамочки вышла неточность… Только ведь нашу работу судят по результату. А результат — вот он. Можно сказать, налицо: курьер пойман с поличным. Смею полагать, его превосходительство генерал Хорват это оценит.

Это была уже в известной степени дерзость, и брови полковника грозно сошлись к переносице. Грач, наблюдая за ним, поежился — понял, что переборщил.

Однако переживал напрасно: бури не последовало.

Карвасаров подвигал бровями туда-сюда и сказал:

— Надеюсь, что так. Да только с победными реляциями повременим. Курьер пойман, но это еще даже и не полдела. Надобно заставить его покупателя выдать. Может, это искомый нами «кавалерист», а может, и нет. Посмотрим. — Полковник замолчал, забарабанил пальцами по столу.

Грач счел за лучшее рта пока не раскрывать.

— Жалко Карпенку, справный был филер, — проговорил Карвасаров. — А вот дурака-поручика следовало бы проучить! Мне уже телефонировали из канцелярии управляющего — миллионщик Путилинский по своим каналам дознался о смерти сына. Рвет и мечет. Хорошо еще, баул его многоценный в сохранности.

— Небось теперь сей промышленный туз крови захочет? — осторожно спросил Грач.

— Непременно. Надобно будет надежно припрятать дурака-поручика. А то ведь до смертоубийства дойдет. Путилинскому это несложно устроить, с его-то деньжищами…

— А может, и пусть?..

Карвасаров сверкнул глазами:

— Ты мне это брось! Для своих у нас выдачи нет. Это как с Дона. Значит, так: поручика надобно скрыть, понадежнее. А из жандармов, разумеется, гнать — пускай присмотрит иное занятие. Слава Богу, велика Россия, есть чем заняться. Не всем же служить по охранному ведомству.

Грач и теперь отмолчался. Конечно, выдворить поручика со службы было не во власти полковника Карвасарова — жандармское управление не подчинялось полицейскому департаменту. Однако, зная обширные знакомства Мирона Михайловича, можно было легко поверить, что его угроза претворится в действительность.

А полковник, поглядев на своего чиновника, сказал:

— Вот тебе новое задание. В кратчайший срок подведи дамочку к признательным показаниям. Где брала опиум, у кого. Кому везла. Имена, адреса. Словом, все. Нам нынче нужна сеть, и самая мелкоячеистая. Коли свяжем такую — никуда «кавалерист» не денется. И еще: узнай, куда там наш свежеиспеченный Видок запропастился. Это я о господине Вердарском. Запил, что ли? Со вчерашнего дня ни слуху, ни духу. Я уж начинаю жалеть, что перевел его из стола приключений.

В «Нахаловку» Вердарский отправился сразу, едва распрощался с Егором. Не пешком — в коляске. Неплохой экипаж, совсем новый. Главное преимущество в том, что платить за него вовсе не надо — так как предоставлен он лошадиным барышником Егоркой Чимшей.

Однако по приезде Вердарского подстерегла неудача: старухи-ведьмы, к которой снарядил его конокрад, на месте не оказалось. Некое существо неопределенного пола и возраста, высунувшееся на стук в сени, сообщило, что бабка «подалась до Нюшки брюхатой, с бремени слобонять, а кудыть именно — так оно неизвестно, потому как Нюшка третий месяц от Арсения своего укрывается…»

Дальше слушать Вердарский не стал. Вернулся к коляске и велел трогать. Он пока что не придумал, куда направится далее. Хотелось просто так прокатиться, наслаждаясь летним днем и хорошим экипажем.

Ясно, искать старуху — дело пустое. Лучше уж подождать, когда вернется, и наведаться снова. А не станет говорить — так припугнуть можно. Тем более что теперь и аргументы имеются. От бремени «слобонять», вот как! Что это, как не противузаконное родовспоможение?!

От этих мыслей Вердарский пришел в беззаботное расположении духа. Похоже, все-таки есть у него талант к сыскному делу, определенно. Вот сумел заагентурить Егора Чимшу, а через него вышел на подпольную акушерку. Теперь и до козлобородого продавца китайских игрушек дотянуться можно, будьте уверены. А там…

И промелькнули тут перед мысленным взором его соблазнительные видения: он сам, единолично, раскрывает тайну сгоревшего «Метрополя» и приводит пред грозные очи начальства злоумышленника. Вот он, преступник, берите, ешьте его с потрохами!

Пока мечтал, проехали почти полпути. Коляска выкатилась с бульвара на Железнодорожную улицу. Кучер обернулся, посмотрел вопросительно. И тут уж надо было решать.

Имелись три варианта.

Первый — назад в управление, потому что задание на сегодня исчерпано, а иного пока не получено. Второе — отправиться перекусить, так как время обеденное. А третье — наведаться к прачке, на ежевичное варенье. Прачка та просто из головы не шла, и Вердарский чувствовал: долго противиться искусу не в его силах.

Покуда колебался, кучер придержал лошадь.

Вердарский рассеянно посмотрел по сторонам, прикусил губу и, видимо, на что-то решился. Но только он вознамерился сообщить вознице маршрут, как случилось неожиданное: из-за угла, со стороны Большого проспекта, на всем ходу выскочила коляска. Кучер Вердарского закричал, осаживая, да было уж поздно — чужой экипаж с ходу налетел на лаковую коляску, в которой сидел полицейский чиновник.

Налетел не прямо, а боком — чужой извозчик в последний миг успел повернуть, так что коляски сошлись под острым углом. Но все равно вышло чувствительно.

Остановились.

Кучер Вердарского спрыгнул наземь, оглядел экипаж. Увиденное ему совсем не понравилось, и он немедленно начал браниться. Вердарский, переживший известный испуг, со своей стороны тоже хотел было задать глупому ваньке жару. Но глянул на сидевшую в коляске особу — и передумал.

Это была та самая молодая дама, которую он видел несколько часов назад, когда ехал еще вместе с Чимшей. Никаких сомнений, она — персиковое платье, изящный японский зонтик в руке. А лицо по-прежнему скрывает шляпка с вуалью.

Сердце у полицейского чиновника застучало сильнее. Он прикрикнул на не в меру разошедшегося кучера, спрыгнул наземь. Представился самым учтивым образом и поинтересовался, не надо ли помощи.

Помощь не требовалась, однако и продолжать поездку молодая дама уже не могла: заднее колесо ее экипажа от удара соскочило с оси. Ну, тут выход сам собою напрашивался.

Вердарский вполне светски спросил, куда направлялась незнакомка, и спустя несколько минут они вдвоем уже катили прочь от места досадного происшествия. (А может, и не столь уж обидного, как знать!)