продолжил: — Да я и сам знаю, откуда. От дида, кого ж еще. От ведовства егоного. Я ведь ему племяш, сродник. Мальцом был, когда первый раз его повидал. Знаешь, какой он был тогда? Глазищи — как уголья! И волосы смоляные, бородища, усы — чисто лешак. Я тогда напужался. Да и теперь опасаюсь, — добавил он, вновь усмехнувшись.

Павел Романович ничего говорить не стал. Понятно, все это лишь увертюра. Представление впереди.

— А девка у тебя так себе, — проговорил рябой без всякого перехода. — Вертлява больно.

— Что с ней?

— Печешься? — Рябой беззлобно засмеялся. — Боишься, снасильничали?

— Так что?

— Ничего. Целая она. Рыжий хотел ее повалять, да дид запретил.

— Спасибо вашему диду.

«Врет или нет? — думал Павел Романович. — Вряд ли тот рыжий так просто отступится от своего. Редкий мерзавец».

А может, все-таки правда? Ведь ложь быстро обнаружится. Но явно рябой крутит. Определенно, у него дело. Не иначе, его «дид» послал.

— За спасибо молока не купишь. Да и сала тоже, — ответил рябой. И подмигнул.

Павел Романович пропустил опасный намек мимо ушей.

— Отпустите ее.

Рябой промолчал. Глядел на лампу, кусал травинку. Потом спросил:

— Полюбовница?

— Нет. Мы даже не познакомились толком.

— Тогда чего ходатаем выдвигаешься?

— А раз не моя полюбовница — что, мучить можно?

— Можно казнить, а можно и миловать, — уклончиво ответил рябой. — Тут уж как выйдет… Ладно. В общем, так: давай-ка отсель отодвинемся. Чересчур людно.

Отодвинулись на десять шагов. Павлу Романовичу приходилось скакать на связанных ногах.

Рябой повернулся.

— Есть у вас золотишко?

Вопрос прояснился, и сердце у Павла Романовича сжалось. Не имелось у него решительно никаких сбережений. Но сказать об этом открыто нельзя.

— С собой нет, — ответил он осторожно.

— Понятное дело… — протянул рябой. — А в Харбине?

— Кое-что.

— Дид велел передать: за золото он освободит тебя с девкой. Ты сможешь уйти, а девку он спрячет. Принесешь золото — отпустит. Нет — тогда прощайся с нею теперь. Но ты ведь, я так понимаю, вернешься?

— А почему именно меня?

— Дид сказал: ему (тебе то есть) верить можно. А остальным — нет. Понравился ты ему. Так что решай.

Собственно, что тут было решать? Главное — получить свободу. А там…

— Я согласен.

— Вот и хорошо. — Рябой вытащил из-за голенища небольшой нож. — Я пойду. А ты режь вот этим веревку — и в тайгу. Только доберешься ли…

— Доберусь, — сказал Дохтуров. — Но как я потом вас найду?

— А не надо искать. Ты в Харбине где квартируешь?

— В «Метрополе». Только сгорел он теперь.

— Во как… Ну ладно. У вокзала трактир есть, «Муравей». Знаешь?

— Нет.

— Найдешь. Я там буду.

— Когда?

Рябой насупился.

— Не твое дело. Будешь сидеть там ввечеру. Я к тебе сам приспею. Или пошлю кого. Если подступит кто из людишек, да представит от дида привет — значит, мой человек. Ты его слушай.

— А эти? — Павел Романович кивнул на солдат-караульных.

— Не твоя забота. Я с ними, как с этим рыжим чертом…

— То есть?

Рябой покачал головой.

— Ох и любопытен ты, вашбродь. Все с вопросиками проказничаешь. Ну ладно, скажу: никак не хотел рыжий угомониться. Не мог от девки отклеиться… Короче, мы его самого на сало пустили.

Павел Романович поперхнулся. Поглядел изумленно.

— На сало?

«Не повезло утконосому…»

— Неужто поверил? — Рябой засмеялся. — Сам вижу — поверил. А может, и стоило? Да только какое с рыжего сало…

Дал ему дид взвару хлебнуть, сонного. Храпит теперь. Вон, отсель слышно.

Он похлопал себя по карману, вынул зеленую пузатенькую бутылку:

— Я с собой прихватил. Угостю твоих караульных… — Рябой подмигнул. — Ну, принимайся. А там уж как Господь даст.

Они остановились, когда услышали далеко слева металлический гул. Гул нарастал, накатывался, и вскоре не осталось сомнений: по железнодорожной колее, невидимая из-за поворота, катит мотодрезина.

— Слава Богу! — сказала Дроздова. И опустилась прямо на шпалы — сил, видать, совсем не осталось.

Агранцев и Дохтуров переглянулись у нее за спиной.

Оба прекрасно поняли: хотя позади почти пятьдесят верст, ничего еще не закончилось. Возможно, на дрезине разъезд пограничной охраны — обыкновенно их пускают перед транссибирским экспрессом или войсковым, литерным эшелоном.

Но это в теории.

А ну как на дрезине красные! Раз они по реке навострились — отчего бы им не пересесть на дрезину?

Соответственно, выбор действий был невелик: или оставаться на месте, или немедленно укрываться.

Анна оглянулась на спутников. И сразу угадала их мысли — поняла, верно, по лицам.

— Давайте притаимся. Если наши, станем кричать!

Агранцев покачал головой.

— Не выйдет. Опоздаем. К черту, не хочу рисковать. Идемте отсюда!..

В этот момент дрезина выскочила из-за поворота. Дохтуров оглянулся уже на ходу: бежавшая по рельсам машина казалась совсем маленькой. И неопасной.

Но это было ложное впечатление, в чем он немедленно убедился: в паре шагов в насыпь ударила пуля, а потом донесся хлопок винтовочного выстрела. Осколками камня посекло по ноге. Мелькнула несвоевременная мысль: чем обработать, если до крови?

— Доктор, вы что там копаетесь? — заорал Агранцев. Он схватил Дроздову за руку и кинулся с ней