этом году. Наверное, из-за того, что отца с нами больше нет. А без него праздники — Новый год, Рождество — уже не те, что прежде. Понятно, что папа был перманентно пьян и не очень включен в процесс, но мне все равно грустно.
А еще я убираю полотенца из ванной и из кухни — на кухне оно до невозможности извазюканное, кстати. У папы была на это дело идиосинкразия. Суеверие такое, если хотите. Нельзя оставлять ничего сушиться в ночь на Новый год. Офигенное духовное наследие, скажете вы, но это лучше, чем ничего.
К тому же мне не дают покоя мысли о Марве. Я так и не понял, что нужно делать.
Сижу и перебираю в уме его последние поступки и слова.
Матч «Ежегодный беспредел». Убогий рыдван, на котором он раскатывает. Что еще? Ах да, на Рождество он предпочел поцеловать Швейцара, но не приглашать нас к себе на ужин — так не хотел раскошеливаться.
Сорок тысяч в банке, и он все время — все время! — зажимает деньги, когда нужно скинуться.
«А ведь правда, Марв всегда так поступает», — думаю я несколько дней спустя, поглядывая в экран телевизора — там идет старый хороший фильм. И тут меня осеняет. Точнее, накрывает вопросом.
«А ведь и вправду, что он собирается делать с сорока тысячами долларов?!»
Именно!
Точно, это оно.
Деньги.
На что Марв хочет потратить чертову прорву денег?
Это и есть послание.
Я помню, что Дэрил и Кейт сказали про Ричи: мол, это твой лучший друг, ты знаешь, что делать. Возникает соблазн и здесь подумать то же самое: ведь и про Марва я должен точно так же все знать. Может, ответ прямо у меня перед носом. Но что-то ничего в голову не приходит. Похоже, в случае с Марвом я должен вытянуть ответ из него самого.
Да, ответ на вопрос пока остается загадкой. Но я знаю Марва. И знаю, что нужно делать, дабы расколоть моего друга.
И вот я сижу на крылечке в компании Швейцара и садящегося за горизонт солнца. И обдумываю, как бы ловчее подобраться к этому скупердяю.
Способ первый: втянуть его в дискуссию.
В самом деле, чего уж проще — нужно лишь упомянуть его машину и поинтересоваться, почему Марв не покупает новую.
Однако есть и минус: друг мой ненавидит такие разговоры всеми фибрами души и вполне может плюнуть мне в глаз, развернуться и уйти прочь, так ничего существенного и не сказав.
Вот это будет провал так провал.
Плюсы в том, что, во-первых, спорить с Марвом очень весело, а во-вторых, возможно, он и впрямь купит себе новую машину!
Способ второй: напоить его до бесчувствия — авось проболтается.
Минусы: чтобы ввести Марва в состояние крайнего алкогольного опьянения, я сам должен порядочно набраться. А нажравшись до полусмерти, вполне можно не понять или даже забыть, что там был за секрет.
Плюсы: не нужно силком ничего вытягивать. Надо просто ждать, что он сам все расскажет. Навряд ли, конечно, но попытка не пытка.
Способ третий: подойти и спросить — без обиняков.
А вот это самая опасная тактика. Потому что Марв может упереться, как осел, — а он великий мастер упрямиться подобно этому парнокопытному — и не сказать вообще ничего. Стоит Марву почувствовать, что меня как-то заботит его состояние (а по правде говоря, мне обычно пофиг, как он да что он), как друг мой замкнется в своей скорлупе, и я из него ни слова не вытяну.
Плюсы: тактика честная, открытая и не требующая особой интеллектуальной подготовки и сидения в засаде. Она либо сработает, либо нет. Все зависит от момента — подвернется ли он.
Итак. Внимание, вопрос.
К какому способу прибегнуть в первую очередь?
Непростой вопрос, на самом-то деле. Я чуть голову не сломал, но правильный ответ обнаружился довольно затейливым способом.
Случилось невозможное.
Где?
На Четвертой авеню. Она так и стелилась мне под ноги, а я сначала ничего и не понял.
В каком месте?
В супермаркете.
Когда?
В четверг вечером.
Как?
А вот так.
Я захожу в магазин и покупаю там кучу продуктов — на всю неделю. И выхожу, весь увешанный пакетами. Они жутко оттягивают мне руки. Приходится остановиться — я и так весь в мыле.
И тут ко мне подходит бродяга — бородатый, беззубый и очень бедный.
У него такое выражение лица, словно он сейчас умрет.
От стыда. Еле слышным голосом бродяга спрашивает, не подам ли я какую-нибудь мелочь. Бродяга понимает, как это унизительно, и очень страдает.
Проговорив свою тихую просьбу, он тут же опускает глаза. Он, конечно, меня разжалобил, хотя замечает это, лишь когда я лезу в карман за кошельком.
И вот я открываю бумажник, пальцы мои дотрагиваются до купюр — и бац! Меня осеняет! Ответ на вопрос буквально шлепается к ногам и таращится, как подбитая утка!
Как же я сразу не догадался!
Внутренний голос выдает правильный ответ — мгновенно, в виде совершенно отчетливой мысли. Я даже озвучиваю его — вслух. Чтобы запомнить.
— Попроси у него взаймы…
Я проговариваю эти слова — едва слышно, исключительно для себя: сказал — и положил обратно в голову.
— Что-что, простите? — переспрашивает бродяга — все таким же тихим, несчастным голосом.
— Попроси у него взаймы! — говорю я снова — теперь уже громче.
Фраза так и рвется с губ!
Старик поникает и привычно бормочет:
— Простите, сэр. Извините, что побеспокоил…
Но я достаю из кармана и выдаю ему пять долларов.
А он стоит и смотрит на купюру, как на Святое Евангелие. Наверное, ему не так уж часто подают купюрами.
— Благослови вас Бог!
У него на лице написан благоговейный ужас перед такой огромной суммой. А я снова берусь за свои пакеты.
— Нет, — отвечаю. — Пусть Бог благословит вас, сэр.
И иду домой.
Ручки пакетов до крови врезаются в ладони, но я не против. Совсем нет!
7
Неизвестный Марв