Примерно через полгода – Ник уже свободно, хотя и с акцентом, говорил по-иллихейски и более-менее знал, что представляет собой занимающая целый материк Империя, в том числе был в курсе, чем опасен запретный горный хребет, заслоняющий южный горизонт, – его настигли неприятности, и он попытался умереть.

Суицид не удался, он остался жив. Или, точнее, его оставили в живых. А Миури потом сказала, что эти неприятности, вообще-то, гроша ломаного не стоили, и объяснила, как надо было правильно действовать – если бы он вовремя вспомнил о том, что находится не там, откуда пришел, а в Иллихее.

Но с Миури он познакомился уже потом, когда началось распределение.

В запущенной аллее поблизости от столовой он угощал кусочками сыра трехцветную кошку с двумя котятами-подростками. Около него остановилась проходившая мимо девушка. Высокая, в свободном темно- сером джемпере без вышивки (он тогда еще не знал, что это монашеское одеяние). Брови золотистые, как у многих желтоволосых иллихейцев, волосы спрятаны под серой шапочкой с треугольными ушками, словно ей предстояло изображать кошку на детском утреннике.

Искоса взглянув на нее, Ник решил, что она тоже хочет посмотреть на играющих в траве котят.

– Любишь кошек?

– Они интересные, – отозвался Ник.

Трехцветная запрыгнула к нему на колено, потерлась мордочкой о рукав.

– И они тебя тоже любят, – заметила незнакомка. – Это хорошо.

Обычно Ник смущался и напрягался, если с ним заговаривали незнакомые девушки, но в этот раз ничего подобного не почувствовал. В ней было что-то такое… нейтральное и в то же время вызывающее доверие, вроде как обещание безопасности. И глаза добрые – ни насмешки, ни вызова, хотя во взгляде ощущается сила.

– Тебя еще никуда не определили?

– Нет.

– Тоже хорошо. Как тебя зовут?

– Ник Берсин.

Он переиначил свою прежнюю фамилию. Здесь многие так делали.

– Когда закончишь угощать кошек, приходи в иммиграционное управление, в кабинет своего куратора. Я буду там.

Вот так Ник и стал помощником сестры Миури из ордена Лунноглазой.

– Ты погоди соглашаться, на тебя же заявка есть! – отозвав его в соседний кабинет, шепнул куратор, толстый пожилой иллихеец в костюме, расшитом консервативным геометрическим орнаментом. – Ты можешь поступить в Колледж Горнодобывающей промышленности, обучение оплатит одно из предприятий цан Аванебихов. Выучишься на горного инженера, получишь хорошее место… Может, потом еще и женишься на девушке из высокородных, и тебя примут в семью, такое бывает. Даже поощряется – приток свежей крови, чтобы рождалось побольше одаренных и красивых детей. Ты неглуп, воспитан, хорош собой, тебя с руками оторвут. Странное, однако, выражение – «оторвать с руками», у вас много заковыристых выражений…

Стать инженером, как отец. Еще и жениться. Вести обеспеченную, налаженную жизнь. А потом она по не зависящим от тебя причинам разобьется вдребезги, и хуже всего будет то, что никого не сможешь спасти – как родители не смогли спасти его, как он не смог спасти своих родителей. Ник словно заглянул в трещину, за которой темнота и холод, а улыбающийся куратор этой трещины не видел. Лучше ничего не иметь, тогда у тебя ничего не смогут отнять.

– Спасибо, но меня такая жизнь не привлекает. Я поеду с сестрой Миури. У меня ведь есть право выбора?

Куратор его отговаривал, но переубедить не смог.

Полтора года странствий пошли Нику на пользу, он немного ожил и окреп физически. Иногда его начинали мучить воспоминания, но приступов ностальгии он почти не испытывал.

В Иллихейской Империи человеческая жизнь ценится чуть больше, чем у него на родине, в этом он уже успел убедиться. И кроме того, здесь много интересного. Ему здесь понравилось.

Клетчаба Луджерефа знал весь воровской Хасетан. Ловкий мошенник, изобретательный и находчивый аферист, Клетчаб своего не упускал и ни разу не попался с поличным. Он был прижимист, но расчетлив: когда полагалось, шиковал и выставлял собратьям по промыслу щедрое угощение, однако сверх меры не тратился. Своих не сдавал, в несоблюдении воровских законов и связях с цепняками замечен не был, люди шальной удачи его уважали. Можно сказать, что он принадлежал к числу самых везучих и преуспевающих хасетанских мошенников.

В один прекрасный день, четверть века тому назад, Клетчаб Луджереф бесследно исчез.

Предполагали всякое. Одни говорили, что он зарвался, разинул рот на слишком большой кусок, вот ему и перерезали глотку в темном закоулке, а тело, как водится, на съедение рыбам. По мнению других, Луджереф сорвал такой крупный куш, что решил дальше судьбу не испытывать; уехал туда, где его никто не знает, и открыл то ли магазин, то ли автомастерскую.

Еще ходили слухи, что с ним разделался втихаря охотник на оборотней Гаверчи – из-за своей подружки Марго, которая изменила ему с Клетчабом. Припоминали бурный скандал с рукоприкладством, случившийся в гостинице «Морской бык», после того как Марго получила бандероль с чеком на крупную сумму и алмазно- рубиновым ожерельем. Очевидцы говорили, что вещица была баснословно дорогая и дивно красивая – королеве надеть не стыдно, не то что этой оторве Марго.

Напившийся Гаверчи сквернословил, и его сожительница тоже в долгу не оставалась. В номере они подрались, потом выскочили в коридор. На шее у Марго – растрепанной, ярко накрашенной, мускулистой, как парень, но при этом полногрудой – завораживающе сверкало и переливалось драгоценное украшение.

– Кто тебе подарки дарит, паскуда? – орал на всю гостиницу Гаверчи, небритый, с опухшим от трехдневного запоя лицом и жестоко разбитым носом, а после повернулся к собравшимся зрителям и с пьяной горечью спросил: – Люди, вы знаете, кому она дала?!

– Ага, расскажи всем, кому я дала, – процедила Марго. – Ну, валяй, рассказывай!

Гаверчи неожиданно стушевался, угрюмо выругался и потащился прочь.

– А трахается он лучше, чем ты! – крикнула ему вслед Марго. – В десять раз лучше, в сто раз лучше! Я от тебя ухожу, понял? Хоть мужика найду приличного, хоть к лесбиянкам уйду, чем твою пьяную образину терпеть! Отдай мои вещи и документы!

Они опять ретировались к себе в номер, оттуда доносился грохот и ругань на два голоса. Гаверчи за последние двадцать лет совсем спился, а тогда он слыл опасным парнем. Низкорослый, зато мышцы железные, и драться умел, как положено представителю его профессии. Но он был вдрызг пьян, поэтому Марго его отдубасила, собрала свое имущество и ушла. Ее потом видели то здесь, то там, она до сих пор живет и здравствует – а что ей, оторве, сделается?

Кое-кто считал, что с Гаверчи они рассорились из-за Клетчаба Луджерефа, и то ожерелье прислал ей Клетчаб, однако умные люди возражали, что все это брехня.

Луджереф, если делал своим любовницам подарки, старался сэкономить: какие-нибудь там чулочки, недорогие духи или конфеты, бижутерия из дешевых поделочных камешков – и хватит, хорошего понемножку. Чтобы он преподнес женщине (да еще такой оторве, как эта Марго с ее хриплым голосом, мужскими бицепсами и загрубевшим лицом) королевскую драгоценность – да для этого он сначала должен был рехнуться! И вдобавок, тот всем запомнившийся скандал в «Морском быке» случился через полтора месяца после того, как Клетчаба в последний раз видели в Хасетане.

Должно быть, Марго удалось подцепить богатого поклонника – что ж, всякие оригиналы на свете бывают, но при чем здесь Луджереф, скажите на милость?

Поговаривали также, что Клетчаб влюбился, только не в эту оторву Марго, на которую польстится разве что охотник на оборотней вроде Гаверчи, потому что он на всякую страхолюдь насмотрелся, а в порядочную