университетах не учились и книжек таких не читали.

Он выиграл. Одурачил тупака. Не каждый день он может позволить себе ужин в «Серебряном неводе». Кухня здесь дорогая, и публика собирается шикарная – почти все или высокородные, или денежные мешки. Стены задрапированы мерцающими серебристыми сетями, и такие же свисают с потолка (шторы в «Морском быке» – дешевое подражание здешнему убранству). По полу плывут в неведомые края мозаичные рыбы. Оркестр играет музыку в стиле «аквамарин» (которую Марго называет «джазом» – словечко из ее родного варварского языка).

Банхет стоял возле столика и зудел, и смотрел жалостно, растерянно моргая. Он был тут лишним – ну, его в конце концов и вытолкали.

Оллойн и Амата начали наперебой его изображать. Сейчас, четверть века спустя, Клетчаб не мог бы описать в деталях, как они выглядели. Хорошенькие, нарядные, с глянцевыми личиками… и все. А Марго, хоть она и оторва, отлично ему запомнилась, он ее мысленно видел, как на картинке.

Когда вышли из ресторана, Банхет ждал снаружи.

– Я понял, что вы меня обманули, – сообщил он дрожащим голосом. – Луджереф, я очень прошу вас, отдайте мне, пожалуйста, или настоящие «тафлариб», или деньги. Это же не мои деньги, а заказчика, и я должен что-то ему привезти. Вы понимаете, я человек небогатый, у меня могут конфисковать имущество, чтобы возместить ущерб. Пожалуйста, отдайте хотя бы половину! Знаете, мне даже домой вернуться не на что…

– Иди отсюда, тупак, – ухмыльнулся Клетчаб.

Оллойн и Амата захихикали. Банхет опять заладил свое: пусть они войдут в его положение и вернут по крайней мере часть денег или ему останется только пойти утопиться.

– Иди, топись! – крикнул пьяный и веселый Клетчаб.

Тупак не отставал, и Стенпе ткнул его кулаком под ребра, а когда он пошатнулся, нелепо взмахнув руками, чтобы сохранить равновесие, Прыгунец добавил по шее. Поделом тупаку!

– Эй, вы тут чего?

Та же самая компания охотников. Марго отпихнула парней от Банхета. Поднять на нее руку ни тот, ни другой не посмели – она тебе эту руку или вывихнет, или сломает, такое уже бывало.

– Полюбовничка твоего учим! – дурачась, объяснил Клетчаб.

– Что случилось?

Банхет принялся, чуть не плача, рассказывать про шкатулку с «тафларибу». Луджереф, Стенпе, Прыгунец, Оллойн и Амата перебивали и передразнивали, давясь от смеха.

Гаверчи и двое других охотников поднялись по белым полукруглым ступеням в «Невод», крикнув Марго, чтобы догоняла.

– Клетчаб, ты должен вернуть ему деньги, – выслушав всю историю, потребовала Марго.

– Это не твое дело! – Такая наглость его возмутила. – Законов Хасетана не знаешь? Я в ваши охотничьи дела не лезу, и ты в наши воровские не лезь. А этот тупак будет брехать – на перо напорется.

Марго нахмурилась, но промолчала. Повернулась к Банхету так резко, что ее куцый хвостик дрогнул над лоснящимся воротником охотничьей кожаной куртки.

– Послушай, тебе лучше поскорее отсюда уехать. Нашел, с кем связаться! В другой раз башкой думай, понял?

– У меня будут большие неприятности, – ответил тот тихо и безнадежно. – Если я вернусь без денег и без «тафларибу»… Не знаю, что я теперь буду делать. У меня даже на дорогу денег нет.

– Тогда не возвращайся в Венбу, а сматывайся куда-нибудь, понял? Лучше на юг, за горы. Погоди… – расстегнув куртку, она вытащила из-за пазухи расшитый бисером дамский бумажник. – Одна, две, три… ага, четыре с половиной. Бери билет на пароход и уматывай в южные края. Как-нибудь там устроишься… Идем, посажу тебя на такси, чтобы эти уроды деньги не отобрали.

– Вы очень добры и милосердны, спасибо вам, – смущенно пролепетал Банхет. – Я обязательно верну эти деньги и пришлю вам в подарок какое-нибудь украшение и вообще в долгу не останусь.

– Да ты лучше о себе позаботься! – охотница подхватила его под руку и поволокла к стоянке такси.

– Я только хочу сказать, что, если когда-нибудь вы будете нуждаться в моем милосердии, я отплачу добром за добро…

– Ладно-ладно, отплатишь, – отмахнулась Марго.

Запихнула его в машину, потом повернула к «Серебряному неводу». Компания Луджерефа тоже двинулась к своей машине, разрисованной разноцветными птицами, но Марго, поравнявшись с ними, сцапала Клетчаба за грудки и рывком оттащила в сторону.

– Ты чего?! – пытаясь освободиться, вымолвил Луджереф.

Она ничего не сказала. Молча смотрела, глаза в глаза, с таким презрением, что Клетчаб поперхнулся словами. Это презрение было адресовано и ему, Луджерефу, лично, и всему воровскому Хасетану; всадив ему в душу этот взгляд, словно нож под ребра, охотница оттолкнула его и взбежала по ступеням ресторана.

– Оторва… – пробормотал вслед Клетчаб.

Они потом кутили в низкопробной и грязной «Ракушке», а после опять отправились в «Морской бык», и Клетчабу то и дело вспоминался взгляд Марго. Впечатление осталось тяжелое, прилипчивое. Пусть она не произнесла ни слова – это оскорбление всему Хасетану, всем людям шальной удачи, всему воровскому обществу, это нельзя просто так спустить. Чтобы какая-то оторва… На другой день, обмозговав все на трезвую голову, он поговорил бы с кем надо, и Марго бы за это поплатилась. Он бы заставил ее поплатиться… Но он не успел.