% смертный мчусь ко звонку! И я решил немедленно перейти на другую сторону улицы, где в «стекляшке» на! против меня отлично знают, любят и уважают. И в любое время отпускают то, что мне нужно. За двойную плату, конечно. Но не в кредит. Значит, все-таки надо идти в институт. В этот самый момент появился Он и сказал, что для начала у него кое-что есть в заначке, а потом можно будет и в институт заглянуть. Пошли!

— Итак, — сказал Он, когда наступил душевный уют, — в чем проблема?

— Проблем у меня всего три, — сказал я. — Мне нужны бицепсы, это во-первых.

— Ерунда. Бицепсы теперь не нужны даже боксерам. Теперь нужен интеллект, а не бицепсы! Слышал ты нечто подобное: думающий боксер? А вчера об этом спортивный комментатор полчаса распинался. Удар, говорил он, у этого боксера слабый, зато он думающий боксер. И этот думающий боксер уложил-таки противника с бицепсами в самом начале второго раунда. Как? Думаю, что сказал ему какое-нибудь гнусное словечко, тот сразу и с копыт долой. Раз, два, три... Да что там, можно и не считать.

— Шутишь, как всегда.

— Не шучу, как всегда. Был у меня в армии такой случай. Был у нас во взводе парень, живоглот настоящий. Одной рукой мог весь взвод раскидать. И распустился он — житья нет. Однажды я не вытерпел и заорал на него. Сначала — он ноль внимания. Но когда я, обнаглев, заорал, что животом по стенке размажу, он убежал старшине жаловаться. Ночью во сне он трясся как осиновый лист, плакал и вскрикивал. После этого как шелковый стал. Так что, брат, надо не на бицепсы, а на психологию нажимать. Если хочешь, я тебе при случае изложу основные приемчики СОПХАМБО. Что это такое? Самооборона против хамства без оружия. Ну а во-вторых?

— Привилегии. Я получил некоторые привилегии. Но это еще полбеды. Беда в том, что мне это нравится. И я возжаждал большего.

— В чем суть твоих привилегий?

— Мне разрешено не расписываться в книге прихода-ухода. А это значит, что я могу приходить после звонка, уходить до звонка, в серединке уходить по своим надобностям.

— А в чем суть твоих претензий?

— Хочу совсем не приходить даже после звонка, чтобы не совершать других нарушений — не отлучаться и не уходить до звонка.

— Что для этого нужно?

— Холуйствовать перед Барабановым и директором, писать для директора такую галиматью, чтобы он был доволен, защищать кандидатскую диссертацию, вступать в КПСС и многое другое.

— А что будет, если ты исполнишь свое желание, не заплатив упомянутую цену?

Через некоторое время вернут в сектор, где параноик Смирнящев будет подымать мой уровень на уровень достижений мировой науки. И еще через некоторое время выгонят из института.

— В таком случае, как учил сам Ильич, надо идти на компромиссы. В чем-то надо уступить Им, что-то надо вырвать у Них без платы. Пошли в институт! Тебе надо показаться. И само собой разумеется, занять хотя бы трояк для начала. Имеется еще и в-третьих?

— Угадал. Сегодня я провожу занятия политкружка о постановлении ЦК КПСС и Совета Министров о развертывании жилищного строительства. Но я постановление это в глаза не видал.

— Это не проблема, — сказал Он и ткнул пальцем в газетный стенд. — Читай! Тут есть все, что тебе нужно для потрясающе интересного занятия.

— Его палец уперся в статью «Как распределили квартиры». Читать ее у меня времени уже не было. Тогда Он сорвал газеты. На нас налетели возмущенные прохожие. Подошли дружинники.

— А вы что, не видите, что это за газета, — спокойно сказал Он. — Это старая газета. В ней — статья о беспорядках в распределении жилплощади. После постановления ЦК КПСС и Совета Министров таких беспорядков не должно быть. Оставлять эту газету на стенде — значит играть на руку диссидентам. Вы понимаете, что это значит?..

Дружинники попросили трудящихся разойтись и обещали принять меры. Мы поспешили в институт, унося с собою готовое решение моей третьей проблемы.

Вот сию минуту я понял, почему я никогда не стану диссидентом, борцом за гражданские свободы, за лучшую жизнь для народа и все такое прочее. Дело в том, что в условиях нашего общества всякая оппозиция не может идти дальше лишь, сопротивления отдельным отрицательным проявлениям нашего социального строя. О свержении же этого строя и речи быть не может. Почему? Да потому, что это не есть некий политический режим, чуждый основам жизни населения, а социальный строй, вырастающий из этих основ и пронизывающий все стороны жизни общества. Это есть самый низкий уровень общественного здания. Его просто невозможно уничтожить или «перевернуть». Свергать, переделывать, переворачивать и т. д. можно лишь то, что вырастает на этой основе и достигает значительной высоты (а значит, будет достаточно «тонким», чтобы ломаться). А раз только сопротивление, так я с детского сада только этим и занимаюсь. Я даже на горшок стал проситься лишь после того, как самому стало неприятно делать в штанишки.

Занятие по жилищному вопросу прошло с блеском. В статье, которую я вырвал из газеты на стенде, содержалась куча примеров о том, как у нас распределяются на самом деле квартиры. Я просто зачитывал куски из этой статьи. Наше руководство больше о себе беспокоится, читал я. Меняют квартиры по нескольку раз. И детей своих обеспечили. Верно, заорали участники кружка. Несколько раз поменял свои квартиры начальник краевого управления связи Пережогин, читал я. Обеспечив себя, он за счет ведомства, которым руководил, позаботился о квартире для дочери. Сразу же и телефон установили, хотя другие жители этого района ждут по нескольку лет. Верно, закричали участники кружка. У нас то же самое. Примеру начальника управления, читал я, последовал главный инженер Лучко, подаривший двухкомнатные апартаменты в государственном доме своему сыну по случаю его бракосочетания. Вслед за этим заботу о домочадцах проявил заместитель начальника управления Татур. Верно, загалдели участники кружка, везде то же самое. Затем я зачитал примеры того, как «честные труженики» годами не могут улучшить свои жилищные условия, хотя имеют на то право. Затем сослался на Конституцию (это тоже было написано в статье), где сказано о праве граждан на жилье и о справедливом распределении жилой площади. Что касается самого постановления ЦК и Совета Министров, я ограничился лишь одной фразой: согласно этому постановлению таких безобразий, о каких я говорил выше, больше не будет. Но слушатели мне не поверили. Началась жаркая дискуссия, затянувшаяся допоздна. И чего только они не наговорили! Послушав их, я понял, что вопиющие факты из статьи, которую я цитировал, суть лишь детские игрушки, допущенные самим начальством к оглашению. А реальность куда безобразнее.

На другой день меня вызвали в партбюро и сказали, что я провел занятие неправильно. Я пытался защищаться, сославшись на то, что я использовал только нашу прессу. Мне сказали, что я неправильно расставил акценты. И вот результат: некоторые участники моего кружка написали жалобы и письма в разные инстанции о беспорядках с распределением жилья на их предприятиях. А что в этом плохого? — спросил я. Мне сказали, что в сложившейся обстановке и т. д. Короче говоря, мне предложили к следующему занятию представить в партбюро план занятий и тезисы моего доклада.