Как смог разогнуться, чё-то там стал колдовать. Альяс его отшил, так он Альяса приколдовал к стенке, тот двинуться не мог. Просто как в кино! И снова начал на Кира бормотать, вроде как связало его что-то, стоит, руки по швам, ноги вместе. Я думала, ну всё, труба мальчишке. А Кир так подумал-подумал, локтями дёрнул и как будто освободился — и как двинет тому мужику в ухо! В общем, у него ещё и сотрясение. Лежит теперь у нас в третьей палате с тазиком в обнимку, звёздочки видит, Дэн с ним возится. Но вот что с твоим делать, я без понятия.

Мы обе синхронно переводим взгляд на Кира за стеклом. За то время, что Янка мне рассказывала новости, он успел отыскать пульсометр, нацепить его на запястье и включить, а теперь с интересом рассматривает циферки.

— Э, он мне там щас повключает! — ахает Янка и бежит к двери.

А я, кажется, знаю, какое моё желание Кир будет выполнять.

— Тебе кто разрешал брать? — вопрошает Янка, врываясь в операционную. — Я же сказала ничего не трогать!

Тоже умна, вообще, думаю. Оставить трудного подростка среди приборов под честное слово.

Кир подскакивает и быстро извиняется, пытаясь стянуть пульсометр с руки, но включённый так просто не снять, он же плотно обхватывает, чтобы померить.

— Выключи, тогда снимется, — советую. — И не бери чужое без спросу, мало ли что этот прибор делает!

— Да я знаю, что он делает, я его у вас видел! — огрызается Кир, нервно тыкая в кнопку выключения. Пульсометр наконец-то разжимает захват и сваливается с тощей руки. — Всё, не трогаю!

— Глаз да глаз, — ворчит Янка, забирая своё. — Ну так чего, Лиз, мне охрану-то звать? У них тут со скольки лет уголовная ответственность?

— Охрану звать без толку, — говорю. — Это ведомство Эцагана, и никто там с князем разбираться не будет, сдадут Азамату на воспитание, и всё, — при этих словах Кир заметно бледнеет. — Так что я лучше сама с ним побеседую, а со знающим пусть Эцаган разбирается, я без понятия, что тут почём. Как ты понимаешь, тёплых чувств к нему у меня нет.

— Да у меня тоже не особо, — кривится Янка, — но драку начал не он… Ладно, ты тогда займёшься, хорошо? А то у меня через десять минут приём начинается.

— Конечно, — киваю. — Кир, пошли.

Ребёнок мрачно плетётся за мной, не пытаясь вырывать руку из моего крепкого захвата. Тем не менее, я стараюсь не терять бдительность, а то как бы не рванул куда. В то же время пытаюсь придумать, что буду ему говорить. По сути-то я уже всё придумала, но надо ведь преподнести это так, чтобы возымело действие. А то повадился тут кое-кто рёбра ломать случайным прохожим. Муданжские законы я знаю плохо, тем более, что они сейчас сильно меняются, но вполне уверена, что несовершеннолетнему князю ничего не грозит за хулиганство. Тем не менее, он не всегда будет несовершеннолетним, да и кроме Муданга в мире существуют планеты, и там ему подобные штучки не сойдут с рук так легко.

Не сказать чтобы я была прям-таки специалистом по работе с трудными подростками. Не могу даже похвастаться, что когда-либо интересовалась этим вопросом: и я, и мой братец были вполне обычными детьми и не требовали специального подхода. Маман тоже не сильно напрягалась с воспитанием, а вот от бабушки она нас прятала. С другой стороны, очень трудно ничего не знать о воспитании детей, когда живёшь на Земле. Даже если нарочно стараешься увильнуть от этого знания. Для начала, в двадцать один год все сдают экзамен 'зрелого отношения', по результатам которого тебе, в частности, позволяется или не позволяется растить детей без помощи специальных организаций и наблюдения опытных психологов. Конечно, в него входят только самые основные вещи, и сдать его нетрудно, но всё-таки, я считаю, это более убедительная подготовка, чем как у Арона — сначала отец-тиран и всепрощающий старший брат, а потом полная свобода действий.

Гнетущая тишина по дороге до дома действует на Кира положительно: он нервничает всё больше. Так-то. Прохожие с интересом смотрят вслед суровой Хотон-хон, влекущей волоком бледного юнца. Сочувственно смотрят — не знаю только, кому сочувствуют больше. Но вот мы и дома.

Впихиваю Кира в кресло, сама сажусь напротив.

— Расскажи мне, пожалуйста, что ты сегодня сделал не так.

Он сглатывает.

— Ну, я… взял без спроса…

— Правильно, — перебиваю. — Что ещё?

Кир поджимает губы и молчит.

— Подсказываю, — говорю. — Ты уже в этом месяце один раз этим отличился.

Кир угрюмо сопит, потом высказывается:

— Я ему за дело навалял! Вы бы слышали, что он о вас говорил!

— Я знаю, что он говорил, — отвечаю спокойно. — И он не один такой и даже не первый. Про известных людей всегда говорят гадости, привыкай. Я, конечно, польщена, что ты с таким рвением отстаиваешь мою честь, — делаю драматическую паузу, наблюдая, как ребёнок краснеет, забавно, от шеи вверх, — но я бы предпочла, чтобы ты не бил людей. Даже взрослых. Даже знающих. Сам подумай, ты вклинился в чужой частный разговор и серьёзно избил человека!

— А что, отец бы на моём месте мимо прошёл? — огрызается Кир.

Я прикидываю, как бы это выглядело в исполнении Азамата.

— У тебя с твоим отцом немного разные весовые категории. Ему обычно достаточно на человека посмотреть определённым взглядом, чтобы тот бежал организовывать свои похороны.

— Ну извините, я рожей не вышел! — фыркает Кир.

— Ты мог бы вместо драки намекнуть, что Император будет не в восторге, если узнает, как тут отзываются о его жене. Я думаю, этого бы хватило, чтобы вправить мозги большинству местных.

— Пускай слабаки ябедничают, — ворчит Кир.

Он совсем не чувствует вины. Нисколечки. И если бы он просто заехал этому придурку, чтоб было больно, то был бы прав. Но сотрясение мозга и кровотечение в брюшной полости — это крутовато за случайно оброненное в личном разговоре стандартное оскорбление, тем более, что мужик скорее всего повторял чужие слова, чтобы уговорить приятеля, а на самом деле может и вовсе не иметь по моему поводу никакого мнения. И естественно он не стушевался при виде нервного паренька. Кто ж знал, что у Кира железный кулак!

— Как ты считаешь, — спрашиваю, откидываясь на спинку кресла, — насколько этот человек важен для общества? — Поскольку Кир хмурится, я поясняю. — Ну, грубо говоря, кому он нужен? И сильно ли?

— Да никому, — бросает Кир. — Кому он может быть нужен, знающий? Да у него даже детей нет, я думаю, законных уж точно. Он если и нужен, то каким-нибудь сволочам.

— Замечательно, — говорю. — А теперь подумай вот о чём. Ты его отделал на крыльце Дома целителей. Тут же целитель Дэн, специально прилетевший с Земли, чтобы спасать тяжелобольных муданжцев, бросает всё, отменяет приём и занимается этим никому не нужным знающим. Ему отводится место в палате, которое мог бы занимать чей-нибудь больной ребёнок, на него тратятся лекарства, которые стоят немалых денег и долго ехали с Гарнета. И в итоге ещё, скорее всего, твой отец будет оплачивать его лечение, в качестве компенсации. Ну и скажи мне теперь пожалуйста, кому ты сделал лучше?

— А зачем его вообще лечить? — хмурится Кир, но я вижу, что ему наконец-то становится не по себе.

— А тебе так не терпится стать убийцей? — я поднимаю бровь. — И ты считаешь, что за случайно повторённые сплетни надо убивать?

— Да он не помер бы, — неуверенно говорит Кир. — Я ему только два раза вмазал…

— Иногда и одного достаточно.

— Ну… Я силу не рассчитал.

— И за это тебя должны все простить? А он вот не рассчитал, что ты мимо проходить будешь, ты его как, простил за это?

— Я… Я вас защищал! — обороняется до последнего Кир.

— Это я понимаю. Но я ещё вот что понимаю: три дня назад ты бросил учиться. С тех пор ты серьёзно избил двух человек. Это вообще как, для тебя нормально?