— Ну, вы вчера говорили с кем-то по телефону… там, в другой комнате. И сказали, типа, я бы дождался, пока он отрубится, и того…
Я тупо моргаю. Азамат сначала тоже растерянно хмурится, а потом принимается хохотать.
— Что ты на самом деле сказал? — интересуюсь.
— Это самое, — покатывается муж, — только не про того человека! Про знающего! Ой, не могу, Кир, ты уж если подслушиваешь, то подслушивай целиком! — он немного просмеивается и трясёт головой. — Речь шла о том, что делать со знающим, который надоумил твою мать тебя родить. Но даже его мы не собираемся убивать, я говорил об изменении памяти. Мой друг — очень могущественный духовник, он может справиться даже с сильнейшими из знающих. Я просто предположил, что во сне человек более уязвим, вот и всё. Кир, — Азамат окликает мальчишку, чтобы тот посмотрел на него. — Я тебе клянусь, что ни я, ни Лиза не собираемся тебя убивать и вообще обижать. Понимаю, что тебе трудно в это поверить, но надеюсь, когда-нибудь удастся.
Ребёнок опускает глаза. На некоторое время снова воцаряется тишина, хотя уже не такая напряжённая.
— Что мне будет за побег… и кражу? — наконец спрашивает Кир.
Азамат смотрит на меня, слегка улыбаясь. Я поднимаю брови и качаю головой.
— Два дня без сладкого, — сообщает Азамат ребёнку.
Кир пару секунд ждёт, потом переспрашивает:
— И всё?
— Всё, — заверяет Азамат. — Один — за то, что напугал нас, второй — за то, что действовал на основе непроверенной информации. Тебе надо многому научиться, но в первую очередь — думать.
— Надо-то оно надо, — быстро соглашается Кир, уводя речь от наказания, — да кому я нужен, учить меня.
— Мне нужен, — с расстановкой говорит Азамат. — Я и буду учить. Говорят, у меня неплохо получается.
Кир очень странно на него смотрит, а потом утыкается в тарелку. Там холодные остатки омлета.
— Можно я доем? — спрашивает ребёнок.
— Естественно, — говорю. — Только давай подогреем. Смотри, вот это разогреватель. Ставишь сюда, жмёшь на кнопку…
Обучение началось.
После затянувшегося завтрака отвожу Кира в свой кабинет. Хорошо, что я не стоматолог, и ничего жуткого на вид у меня в кабинете нету. Посредине стоит операционный стол под лампами, у стены две кушетки и бесконечные шкафы. Аппараты на полках тоже выглядят безобидно. Единственное, запах специфический, а так бояться совершенно нечего.
Кир, нервно поводя носом, усаживается на кушетку и замирает, как каменный, пока я мажу его поцарапанный лоб.
— Заживёт через несколько часов, — говорю. — А теперь давай раздевайся.
Кир несколько секунд переваривает просьбу, глядя в сторону, потом начинает медленно выполнять.
— Ты не особенно тяни, — прошу. — Меня не процесс интересует, а результат.
Сама меж тем подкатываю большой стационарный сканер, дающий трёхмерное изображение за один прокат. Ребёнок всё снятое аккуратно складывает рядом на кушетку. Тощий — ужас!
— Трусы можешь оставить, — говорю. — И становись вот сюда.
Он послушно встаёт по стойке 'смирно' и без малейшего движения выдерживает сканирование. Все бы так.
— Отлично, — хвалю, рассматривая получившуюся картинку. Она мало отличается от исходника, что так скелет, что сяк. — Одевайся и иди сюда.
Кир поспешно напяливает обратно всю одежду. Такое впечатление, что если бы куртка не осталась в прихожей, и её бы надел. Подходит осторожно, старается держаться подальше.
— Вот гляди, — говорю, показывая на экран сканера. — Это ты. Можешь полюбоваться на свой скелет.
Уже произнеся эту фразу, я вдруг начинаю сомневаться, не напугала ли ребёнка. Но, кажется, нет. Кир с открытым ртом таращится на экран, где медленно крутится его скан. Я увеличиваю голову и тщательно просматриваю все кости, но не обнаруживаю ничего, кроме последствий рахита, да и те почти незаметны. Никаких инфекций или признаков заболеваний сканер не отмечает. Я ожидала, что всё будет намного хуже.
— Налюбовался? — подмигиваю.
— Нет, — честно отвечает Кир. — Никогда не видел скелетов живых людей!
— Ладно, — говорю, — потом посмотришь. Главное, у тебя ничего не сломано, и меня это очень радует. Теперь я хочу убедиться, что ты здоров. Для этого мне придётся взять у тебя немножко крови. Больно не будет. Ты не против?
Кир отвлекается от экрана и нервно облизывает губы.
— Я ничем не болею.
— Ты можешь не знать. Не бойся, это совсем не страшно, зато будем знать наверняка, что всё хорошо. И я не знающая, ничего плохого я с тобой через кровь не сделаю. Ну как, согласен?
— А если нет? — ребёнок косится на меня, плотно сжав губы.
Я вздыхаю.
— Ну, если нет, то придётся ограничиться осмотром и анализом ДНК… Э-э… Это значит, что я поскребу ваткой у тебя во рту. Но всё-таки кровь посмотреть было бы лучше. Это правда не ст…
— Нет, а если я вообще не согласен никакие… ну, ничего? — уточняет Кир.
— Ну привет, — развожу руками. — А вдруг ты действительно чем-то болен? Лучше лечиться сейчас, пока ничего не болит.
— Лечиться? — переспрашивает Кир.
— Да… — не совсем понимаю, что он хочет услышать.
— Это типа всякие отвары пить?
— Возможно, хотя скорее таблетки, они не такие противные.
— А есть?
Он спрашивает про еду, а не про наличие таблеток. В муданжском это совсем по-разному звучит. Смысла от этого не прибавляется, правда.
— Что есть? Что-то я совсем тебя не понимаю.
— Мне можно будет есть?
— Конечно! — удивляюсь я. — Почему у тебя вообще такой вопрос возник?
Их там в приюте не кормили во время болезни, что ли?
— Вы вчера сказали, что мне можно есть, пока я здоровый. Значит, если заболею, то нельзя?
Я, наверное, очень глупо выгляжу: стою посреди собственного кабинета и с рыбьим выражением лица пялюсь на ребёнка. Наконец титаническим усилием припоминаю, что он мог так неправильно понять.
— Я сказала, что ты можешь есть, сколько хочешь, лишь бы не болел. Ты об этом?
Он серьёзно кивает. Я тяжело вздыхаю и тру лицо руками.
— Ты опять всё не так понял. Я просто боялась, что ты слишком много съешь, и тебе от этого станет плохо. Так бывает, особенно от жирного и жареного. Азамат стал меня уговаривать, что, мол, ты в приюте редко мясо ел, так что ограничивать тебя сейчас — неправильно. А я сказала, что ограничивать и не надо, главное, чтобы тебе плохо не стало от еды. Короче, даже если окажется, что ты чем-то болеешь, кормить тебя мы не перестанем.
Кир внимательно смотрит на меня на протяжение всей тирады, явно стараясь понять всё, что я говорю. Когда я замолкаю (совершенно без уверенности, что донесла свою мысль), он ещё немножко меня рассматривает, а потом заявляет:
— Ну раз так, то ладно. А как вы будете доставать кровь?
