С утра пораньше, то есть ещё до полудня, мама вздребездается, поднимает младших мужиков и выходит на промысел — замерять участок, определять почву, выравнивать местность. Я наблюдаю всё это с лужайки, где занимаюсь гимнастикой — разгоняю послеродовой жирок. Азамат блаженно взирает на меня с террасы, положив голову на руку и опершись на перила.

— Так держать, Хотон-хон, — присвистывает Шатун, следя взглядом за тем, как я машу ногой. Тирбиш отвешивает ему тычок в рёбра.

Я замечаю под скалой что-то блестящее и постепенно двигаюсь в ту сторону с каждым приседанием. Эцаган ржёт в кулак. Блестящим предметом оказывается давешняя банка. Пустая, чистая, завинченная. Кидаю её Азамату. Он долго рассматривает банку со всех сторон, пока я изображаю горбатый мостик. Наконец упражнения кончаются, и я подхожу к нему.

— Ну как, что-нибудь прояснилось?

— Не очень. Банка то ли вылизана, то ли вымыта, не пойму. Вряд ли демон стал бы её мыть, да и закручивать обратно крышку…

— То есть у нас в лесу живёт какой-то человеческий парень? Который сразу просёк, что сливки — ему.

— Тоже странно, — вздыхает Азамат. — Посмотреть бы на него… Пожалуй, сегодня ночью поставлю камеру.

— Какие-то проблемы? — интересуется Алтонгирел, появляясь на веранде из ниоткуда.

— Да нет, — Азамат пожимает плечами. — Кстати, Лизонька, ты не хочешь на лодочке покататься, пока Алэк спит?

— А он уже опять спит? Ну ты его вчера ухайдокал… Не вопрос, пошли кататься! Заодно откроем сезон… — подмигиваю.

Азамат не сразу, но ухватывает мой намёк.

— А тебе… уже можно? У нас женщины после родов ещё месяца три ни в какую, а то и больше.

— Вашим женщинам только дай повод вытурить мужа из постели! А земная медицина на что? Я в порядке и вполне готова на подвиги.

Азамат на секунду замирает с глуповатым выражением на лице, а потом принимается быстро-быстро собираться.

Долблёная лодка горячая от солнца, весло одно, как у байдарки, и с него сыплются сияющие капельки. Иногда на меня, но это даже приятно. Здесь, внизу ветра нет совсем, но ворс из сосен на склонах гор, колеблется и волнуется. Вода — как будто масло, совсем гладкая, и круги от нас такие плавные, вальяжные, медленно расплываются и глохнут.

Мы молчим, радуясь, что в кои-то веки вырвались ото всех одни, пока ещё тепло, пока можно разомлеть под солнышком прежде чем ухнуть с головой в долгую муданжскую зиму.

Азамат причаливает к песчаному бережку. Я сразу лезу в воду, потому что от песка пышет жаром. Азамат стаскивает одежду и присоединяется ко мне.

— Дай хоть посмотрю на тебя при нормальном свете, — говорю. — А то мажешься ты в темноте, любовью занимаемся в темноте… Ага, гляди-ка, подживает.

Азамат скептически оглядывает себя спереди.

— Ну, да, пожалуй, и правда вот здесь, сверху, получше стало. А шея как? — он задирает голову.

— Хорошая шея. Если не присматриваться, то почти незаметно.

Азамат недоверчиво усмехается, но не возражает.

— Ладно, пошли уже плавать, а то я глупо себя чувствую по колено в воде голый.

— А по мне так в самый раз, — хихикаю и шлёпаю его пониже спины. Он так возмущается, что теряет равновесие, и тут же роняет меня в воду с громким плюханьем. Я хохочу и отбиваюсь, потому что он меня щекочет, а потом затаскивает на глубину и принимается целовать, так жадно, как будто месяц не видел, а не только вчера полночи этим и занимался. Скоро для меня небо и вода сливаются в единый синеватый фон, а каждый вздох отдаётся эхом от скал, смешиваясь с чаячьими криками. Я растворяюсь в воде, а Азамат во мне, и мы расходимся кругами по поверхности, мягко омывая камни и пляж, сцеловывая друг с друга солнечные блики. Круги образуют водоворот, но он стремится не вниз, а вверх, фонтаном- фейерверком заполняет небо, и вот уже мы, рассеянные брызгами, с плеском опускаемся на застеленное морем ложе.

Азамат выныривает и отряхивается по-собачьи, гизик с косы свалился, и непослушные волосы немедленно расползлись по поверхности, как разводы туши. Я лениво лежу на спине, мечтая о том, чтобы потянуться, но даже это лень. Азамат цепляет меня под мышки и принимается гонять вокруг себя, рассматривая моё тело сквозь толщу воды.

— Ты с этой своей гимнастикой теперь ещё стройнее, чем когда мы поженились.

— Неправда, — вяло отвечаю я. — Мне дотуда ещё четыре килограмма…

— Это волосы отросли, — отмахивается Азамат. — Они же у тебя из золота. Кстати, помнишь, ты говорила, что у Алэка глаза могут потемнеть? А когда?

— А кто его знает. Может, через полгода. Может, раньше… А тебе так хочется, чтобы он был твоей точной копией, что ли?

— Нет, наоборот. Я бы хотел, чтобы они у него остались такими синими, как у тебя. Такое вообще может быть?

— Теоретически может, хотя вряд ли.

— Надо будет Алтонгирела попросить за это помолиться. Представляешь: 'князь Алэк Синеглазый'. Звучит, а?

Я ухожу под воду побулькать.