– Боже милостивый! – Аристов рухнул на первый попавшийся стул. – Остается только надеяться, что они вдвоем, и с ними ничего не случилось. За исключением…

Все подумали об одном, но промолчали.

А милый проницательный читатель, полагаю, уже догадался, куда подевались молодые люди, которым злые родственники не дозволяют соединиться в браке.

Нехотя, преодолевая досаду и смущение, смиряя гордость и раздражение, Соболевым и Аристову пришлось обсудить план действий. Вероятней всего, что все же надо искать обоих в одном месте. Что это может быть за убежище? Гостиница, съемная квартира, меблированные комнаты? В столице или уж по иным городам и весям? В полицию? Боже упаси! Огласка, стыд, позор! Зоя любит комфорт, вряд ли она потерпит убожество дешевых комнат. А Петя не так расторопен, чтобы заранее найти укромный уголок, да и в свободных средствах ограничен. Посему, вероятно, искать надо все же в столице, в приличных гостиницах и пансионах, снятых на небольшой срок. И прислугу надобно потрясти как следует!

Аристов весь следующий день провел на ногах, и другой, третий. Но при всей его уверенности, что он перевернет весь город, но найдет сестру, результата не было. Ищи иголку в стогу сена!

Викентий Илларионович тоже ничего не добился, прислуга точно ослепла и оглохла.

Не могу знать, барин.

Не видела, батюшка.

И куда же это наш соколик-то запропастился?

И вдруг Соболева осенило. Петя милый, добрый, но совершенно беспомощный, когда надо предпринять что-нибудь эдакое, необычное, требующее решительности и смекалки. Зоя не выходила из дома. Значит, у них был сообщник, который снял квартиру или номер в гостинице, договорился со священником о венчании и, наконец, снабдил их деньгами на первое время. Догадался, старый дурень?

Когда Викентий Илларионович уже с кряхтеньем натягивал на себя пальто, явился Аристов доложить о безрезультатности поиска. Пришлось и его прихватить с собой. Вдвоем они направились прямехонько в мастерскую Когтищева.

– А, дядя Викентий! – Лавр держался так, словно и не было безобразной сцены на выставке, унизительной и обидной пощечины. – А я ждал, давно ждал вас, господа!

– Вот как! – Аристов нехорошо прищурил глаза. Эта игра начинала выводить его из себя.

– Что ты хочешь этим сказать, Лавр? – нахмурился профессор. – Ты знаешь, где Петр и Зоя Федоровна?

– Разумеется, знаю! – Когтищев старался говорить оживленно и доброжелательно, но ему никак не удавалось придать своему голосу совершенную естественность. – Ведь они сами, сами уполномочили меня открыть вам их тайну и привести вас прямо к ним!

– Какую такую тайну? – зарычал Аристов.

– Сударь, не кипятитесь! – Лавр предусмотрительно отодвинулся от разъяренного собеседника. – Я только гонец, вестник, а парламентеров не бьют! А тайны уже и нет никакой. Они обвенчаны уже как неделю. Ровно столько, сколько вы их ищете. Дядя, второй раз меня ударить хотите?

Соболев сжал пальцы в кулак, ибо такая мысль сверкнула в его голове:

– Так ведь без тебя, подлеца, ничего бы не состоялось! Ты ведь помог им, так?

– Я и не скрываю. Более того, я полагаю, что вы все должны быть мне за это благодарны. Ведь они точно младенцы, с ними обязательно бы дрянь какая-нибудь приключилась. Обманули, обокрали, да мало ли чего! Под моим же доглядом все прошло чинно и благородно. Я и в церкви шафером был, и гостиницу чистенькую нашел, и оплатил все расходы. Так что наши голубки не знают забот и совершенно счастливы. Нам надо радоваться их счастью!

– Но вам-то от этого какой прок? – изумился Аристов. – Мне грешным делом казалось, что вы сами не прочь сделаться женихом Зои!

– Вы правы, Зоя Федоровна кого угодно сведет с ума. Но после крайне неприятной для всех нас истории с фотографией, я считал своим долгом найти способ оправдаться в её глазах и в глазах своего кузена, ибо оба они посчитали, к слову, совсем напрасно, меня злодеем и подлецом.

Объяснения Когтищева показались собеседникам неубедительными, но в тот момент это уже не имело никакого значения.

– Я не допущу… Я оспорю законность… я добьюсь развода! – выкрикивал рассерженный Егор Федорович.

– Зачем, позвольте спросить? – как-то особенно тихо поинтересовался Когтищев.

И Егор Федорович вдруг остановился и замер, словно его, распаренного и разгоряченного, облили ледяной водой. Всё! Всё свершилось, более ничего не изменишь. Зоя добилась своего счастья. Ему же остается только уповать на Альхор, на призрак любви в призрачном городе.

Сердюков покинул юную вдову, совершенно озадаченный. История с фотографией, тайным венчанием, от всего этого веяло каким-то дешевым балаганом, глупым водевилем, в котором автор толком не знает, чего хотят его герои. Или наоборот, роли расписаны, сценарий продуман, но кто же автор? Кто подбросил фотографию? Почему ни старшие Соболевы, ни Аристов не хотели брака молодых людей, но никогда никто вслух не произносил подобных речей?

Зоя все время твердит, что отношение свекрови к ней изменилось. От почти материнской любви до плохо скрываемой враждебности. Что могло произойти в душе Серафимы Львовны, что она подметила в своей невестке? Вдруг обнаружилась гордость, бунтарство, стремление во что бы то ни стало доказать свою правоту, даже очень сомнительным способом? Но ведь сей поступок был совершен только во имя любви к Петру, во имя их грядущего счастья, которое наступило, пусть и на короткий срок. Но все же Зоя Федоровна добилась своего! Так, так, так…

Как получалось, что свадьба все время откладывалась? Разумеется, благопристойный повод – тяжелая