7-е сентября
13: 40
Они рождаются в воздухе.
То одно, то другое существо — самки, как я теперь понимаю, — поднималось на очень большую высоту, 2000 метров или около того. Я увеличил пламя горелки, чтобы подняться вместе с ними и наблюдать. Самка развернулась к ветру головой и раскинула крылья для парения. Потом что-то отделилось от задней части ее туловища. Это произошло так быстро, что все, что я успел заметить, — это маленький темный комок, полетевший вниз. Сначала я подумал, что это просто помет. Но быстро сообразил, что он слишком, большой. И поведение самки было крайне любопытным. Она немедленно устремилась вниз, держась рядом с падающим предметом.
Предмет зашевелился и словно становился больше, хотя и удалялся от меня. Существо расправляло крылья. Оно было не больше котенка, но крылья, когда развернулись, оказались во много раз больше длины туловища. Крылья распрямились, потом инстинктивно сложились под таким углом, что падение новорожденного резко замедлилось. Через одно-два мгновения я увидел, как крылья неуверенно поднялись и опустились, потом еще, и еще, и каждый раз взмахи были все сильнее.
Оно летело.
С самого момента рождения оно знало, как это делается. Как такое может быть? Невероятно! Но, вообще-то, разве новорожденные китята, появляющиеся на свет в воде, не знают, как плавать? Почему же не быть такому и у этих, существ? Только их стихия — воздух, а не вода.
Мать летела вплотную рядом со своим детенышем, словно советуя, следя за его успехами.
Я видел и еще самок, забиравшихся на эту «родильную» высоту, а потом рожавших малышей прямо в воздухе.
Шестой случай родов отличался от остальных.
Новорожденный падал, но у него на полную длину развернулось только левое крыло. Правое выглядело будто связанным или сморщенным, и малыш летел неуправляемо, по спирали, и не мог выправиться. Мать отчаянно вилась вокруг, но ничего не могла сделать. Она издала звук, которого я прежде у них не слышал, жалобный вопль. Новорожденный, кувыркаясь, падал. Наконец оба его крыла расправились, и мне показалось, что его падение замедляется, хотя с такой высоты трудно было сказать наверняка.
Я потерял его из виду на фоне густой растительности острова. Некоторое время я ждал и осматривал небо, но видел только кружившую над головой мать. Никаких следов новорожденного. Должно быть, он разбился.
Сколько же их погибает вот так, не сумев мгновенно освоить полет?
Это было единственное неудачное рождение из четырнадцати.
Новорожденные прицеплялись, повернувшись спиной вниз, к животам матерей, чтобы покормиться, и крылья матери несли обоих.
8-е сентября
12: 51
Сегодня все они особенно активно кормятся. Может, у них своего рода миграция? Интересно, куда они направляются? И откуда? Я полагаю, их дом — небо; им не нужно земное пристанище. Наверно, они просто двигаются из одного полушария в другое в поисках теплых небес и сезон размножения приходится на время прилета в южные широты.
19: 35
Они улетают. Хотел бы последовать за ними, но они летят слишком быстро. При попутном ветре — узлов восемь, по моим оценкам. Изумительные существа.
Улетели.
Погода меняется.
Может, мне показалось, но, по-моему, он был здорово опечален. Я перевернул страницу, и мне стало не по себе. Большая часть записей была размыта проливным дождем. Как я ни пытался, смог прочесть всего несколько слов. Похоже, он попал в тропический шторм и тот некоторое время трепал его. Кажется, в одном месте было слово «повреждение» и упоминание о проблемах с оболочкой. Спине моей стало жарко. Началась ли утечка газа? Неведомые существа повредили ее или все-таки это сделал шторм?
Бенджамин Моллой перестал датировать записи, и сведения о координатах и о погоде стали какими-то нечеткими. Строчки теперь были все вкривь и вкось, буквы налезали одна на другую. Я помнил, что мы нашли его 13 сентября, пять дней спустя после последней датированной записи. Может, он уже был болен и слишком ослабел, чтобы ремонтировать корабль или правильно вести журнал. Там были еще зарисовки тех существ, а потом, неожиданно, рисунки стали странными и занимали страницу за страницей.
Существа с головами львов, или орлов, или женскими. Существа с человеческими лицами, с шерстью и крыльями, которые, даже не будучи полностью развернутыми, заставляли тела казаться крошечными. Они, конечно, были вымышленными, потому что очень уж отличались от его первых набросков, но нарисованы были так подробно, что можно было подумать, будто он видел их наяву.
Конечно, он был болен или повредился рассудком. Может, он видел ангелов. Видел собственную смерть, слетевшую с небес, чтобы вперить в него взгляд гипнотических глаз и забрать его душу.
«Они красивые, — бормотал он мне перед смертью. — Ты видел их?»
Дальше в журнале была одна-единственная запись.
Вдалеке воздушный корабль. Надо дать сигнал о помощи.
Я поискал дату, но не нашел. Должно быть, он заметил «Аврору», но я точно не видел никакого сигнала с его гондолы. Наверно, он потерял сознание раньше, чем смог дать сигнал. Док Халлидей сказал, что у него была пневмония, а возможно, еще и сердечный приступ.
Некоторое время я еще таращился на последнюю страницу, на эти слова, на чистый лист за ними и испытывал странное чувство, оттого что надо закрывать книгу. Я ощущал острое разочарование. Трудно было решить, как ко всему этому относиться. Сначала журнал был таким точным и разумным, но под конец, особенно эти картинки, — похоже, они ему привиделись. Где кончается реальность и начинаются фантазии помутившегося рассудка?
Время близилось к двум, и мне было ужасно не по себе. Я положил книгу на полку и наконец заснул.
Всю ночь мне снились сны. В них были я, и Кейт де Ври, и крылатые существа, похожие на кошек, и Бенджамин Моллой, и капитан Уолкен, а еще в водоворот сновидений были втянуты и другие — Лунарди — младший и Баз, и было ощущение страшной опасности, грозящей всем нам, но и радости тоже. Мой папа там тоже был, и мы вдруг оказались в гондоле, все вместе, а крылатые существа вертелись вокруг. Кто-то наблюдал за ними с явным восхищением, кто-то — со страхом, другие — просто со снисходительным любопытством. Но они подлетали все ближе и ближе к баллону аэростата, и я видел их огромные кривые когти и зубы и боялся, что они порвут оболочку и мы больше не сможем лететь. «Пошли вон!» — кричал я им, но они все приближались. «Прочь!» — снова заорал я, но они не обращали на меня внимания.
Я проснулся с таким чувством, будто вовсе не ложился, в голове гремел целый симфонический оркестр. Я выпрыгнул из койки, мне отчаянно хотелось отдать журнал Кейт и поговорить с ней. Но такой возможности не представилось до самого ланча. Я прислуживал за завтраком, а мисс Симпкинс все это время оставалась за столом, но потом быстро утащила Кейт, прежде чем я смог хотя бы передать ей журнал. Потом была уборка и приготовления к ланчу.
Около полудня мы пролетали над Гавайями, и капитан сбросил скорость и спустил корабль пониже, чтобы пассажиры могли полюбоваться пейзажем. В других рейсах мы иногда делали остановки, но этот перелет был безостановочный, так что им оставалось довольствоваться тем, что они могли разглядывать буйную зелень, слушать вопли ара и паукообразных обезьян, туканов и какаду, вдыхать пьянящий аромат цветов, долетавший даже сюда, на высоту тридцати метров. Мы пролетали довольно близко, и люди на
