— Зачем ты так. Это был большой ученый, а кроме того, человек, который мог быть твоим отцом.

— Этакий замшелый дедуля, погрязший в своих экспериментах, которые в конце концов поглотили его в буквальном смысле этого слова.

— Не совсем так. Молодым он определенно не был. Конечно, ты — моложе.

— Норт тоже не юноша, — сказал Тертон и тут же подумал, что всегда особенно любил Эльси, когда она молчала.

— С Нортом меня ничто не связывает, — сказала она. — Я думаю, это заметно.

— Кроме нескольких лет совместной жизни.

— Откуда ты это знаешь. Корн? Он тебе сказал?

— Достаточно того, что знаю.

— Но то, что я сказала, правда.

— В конечном итоге важен был только Тертон. Не так ли?

— Так, но это было раньше, гораздо раньше его гибели. Он был большой ученый.

— Однако ты не ушла к нему.

— Не ушла. Впрочем, он, пожалуй, всерьез никогда этого и не хотел. А потом и я не хотела.

'Это правда, — подумал Тертон. — Я никогда не хотел остаться с нею. Но она…' — он еще помнил вечер второго, может, третьего дня до того, как перестал быть. Они поехали в горы на небольшом двухместном вездеходе, который с тихим урчанием взбирался на любой перевал. Они сидели на камнях, а вокруг стояли высохшие сосны. Солнце уже висело над самым горизонтом, и в долинах сгущался мрак.

— Брось свои эксперименты, — сказала тогда Эльси, — и уедем отсюда куда-нибудь, где много воды, где белые облака. Ты заметил, что здесь почти никогда не бывает облаков?

— Здесь просто-напросто пустыня, а деревья и трава растут только там, куда подведена вода.

— Да. Трава вдоль канала зеленая, но она напоминает газон, а не настоящую траву. Так как, поедем?

Он знал, что никуда с ней не поедет, что она — девушка для этой пустыни, для этого института и таких вечеров, когда он заканчивал эксперименты и у него появлялось немного свободного времени, точно так же, как существовали девушки для других городов, в которых он жил, и других институтов, в которых он работал. Однако он был уже достаточно стар и никогда не говорил «нет», разве что действительно его вынуждали на это.

— Возможно, — сказал он, — но у меня впереди еще столько экспериментов…

Теперь это были эксперименты Корна, а он, Тертон, скрытый за его маской, мог их проводить. И была также Эльси, девушка для этой пустыни, этого института и этих экспериментов.

— Ну, по крайней мере с ним-то ты покончила, — бросил он.

— Покончила, но жаль, что он умер. Он был хороший человек.

'Надо же, — подумал Тертон, — даже в лучшие юношеские годы я при всем желании не мог себя так назвать'.

— Значит, теперь ты одна…

Эльси взглянула на него как-то по-особому.

— Да, одна…

Он подошел к ней и поцеловал.

— Ой, манипулянт, — сказала Эльси, — не слишком ли ретиво начинаешь?

— Возможно, но у меня не больше времени, чем было у Тертона.

— Но ты молод. Ты же моложе меня.

— Возраст, дорогая, есть величина переменная, изменяющаяся независимо от нашего желания.

— Не философствуй. Ты начинаешь напоминать мне Тертона.

— Он был скучен?

— Иногда. Лучше поцелуй меня еще.

Потом, когда они лежали рядом, снаружи, за окнами было уже темно.

'То, что я написал в тетради, — правда и касается всех восприятий, — подумал Тертон. — Хорошо быть Корном и иметь тридцать лет'.

— Мне пора, — сказала Эльси.

— Норт?

— Да. Он не любит, когда я возвращаюсь поздно.

— Знаешь, Эльси, а ведь ты натуральная девка, — сказал он.

— Почему? Я уже рассказала тебе о себе и Норте.

— Я не о Норте. Я о Тертоне.

— Шутишь. Он мертв.

— Стало быть, это не в счет?

— Ну, знаешь ли! И вообще, не понимаю, о чем ты. Ревнуешь к мертвому? Пожалуй, перебарщиваешь. И вообще, ты какой-то странный. Неуравновешенный. Я думала, манипулянтами становятся люди с более устойчивой психикой.

— Неверно думала, дорогая. А то, что ты девка, — это уж точно.

— Повторишь еще раз, и я больше не приду никогда.

— А ты уверена, что я захочу, чтобы ты пришла?

— Уверена. Захочешь. А что до Тертона, то я восхищалась его знаниями, интеллектом. Зато ты — мужчина.

— А он не был?

— Ты все о своем. Чего ты, собственно, хочешь? Я должна говорить о нем дурно только потому, что лежу с тобой? Знаю, многие женщины поступают именно так. Но это не по мне. К тому же это глупо. Нет человека. Есть только воспоминания. А он был хорошим человеком.

— Если б мы еще верили в ад, будь я на месте Тертона, непременно отыскал бы тебя, дабы ты свидетельствовала в мою пользу, чтобы не попасть на сковородку.

— Опять чудишь. Я пошла…

— До свидания.

Она вышла, а он продолжал лежать с закрытыми глазами. 'Каким вообще-то человеком был Тертон?' — подумал он. Потом потянулся. 'А все-таки неплохо быть и Корном'. Он вызвал робота и велел ему обрезать идущие к шлему провода у самой стены. Он знал, что ночью шлем, управляемый датчиками, сам наделся бы ему на голову, а тогда из небытия выплыл бы Корн.

6 Утром Тертон связался с компьютерами института и поселка и узнал, что стратор Тельпа уже в пути. Он отыскал свою большую соломенную шляпу от солнца, которую когда-то привез из Мексики. Темные очки лежали на месте, в ящике стола, где он оставил их много месяцев назад. Шляпа была немного великовата, а очки сползали с носа, однако это не очень ему мешало. На улице стояла жара, и, выйдя из климатизированного помещения, он сразу же ощутил горячее дыхание пустыни. Он вызвал маленький двухместный вездеход и поехал через поселок. При повороте на главный тракт, который вел к настоящему озеру, бывшему в нескольких минутах езды, он увидел мужчину, который размахивал шляпой, и остановил вездеход.

— В чем дело?

— Привет, манипулянт. Я Готан.

— Очень приятно.

— Не узнаешь?

— Я встречаю стольких людей, — Тертон пожал плечами.

— И вправду не помнишь? Позавчера вечером. У тебя были неприятности с роботом.

— У меня?

— Ты просто разбил его, — сказал мужчина, и Тертон заметил, что человек, с которым он разговаривает, почувствовал себя обиженным.

'Опять Корн', — подумал он.

— О, конечно. Прости сразу не узнал.

— Тогда было темно, — улыбнулся Готан.

— Ну и что с роботом? — поинтересовался Тертон.