число! – возвращается три тысячи четырнадцатая, заветная, при одном упоминании о которой у любого молотобойца на несколько секунд затихает вибрация в коленях, а рельсоукладчик непроизвольно пытается встать «на задние лапы» в своем нелепом скафе на колесиках. Вагонетка привозит так называемых «интернациональных друзей», которые, как правило, оказываются скорее подругами какой-нибудь прибалтийской национальности. Один раз, правда, привезли настоящую негритянку, «по обмену опытом». Опыт удался не очень, и Петрович еще раз с удовольствием вспомнил так понравившуюся ему строчку из стихотворения напарника.

И наконец в третий раз – из-за приклеенного к транспаранту короткого объявления, гласившего, что «в связи с непрекращающимися на Кавказе дождями высота Пика Коммунизма за последнюю неделю снизилась еще на полтора метра и составляет теперь (число неразборчиво), что по-прежнему на (число неразборчива) ниже, чем вершина горы Эверест (в скобках, другим почерком – «Джомолунгма»)»…

– Вот… так… – задумчиво произнес начальник смены, закончив приторачивать к скафу Петровича тяжеленную конструкцию, чье сходство с отбойным молотком заключалось лишь в громкости производимого при работе шума. По окружью деревянной рукоятки, хорошо сидящей в прорезиненной ладони перчатки, несмываемыми чернилами было выведено формальное «этот молоток я смазывал сам».

«Он бы еще спросил, не жмет ли?» – усмехнулся про себя Петрович. Усмехаться вслух было совершенно бессмысленно, так как тяжелые скафы из соображений экономии не снабжались аппаратом внешней речи.

– А тебя мы вооружим плевробрандспойтом, – пообещал НС Саньку, снимая со стены непонятного предназначения агрегат. – С устройством знаком? – Санек отрицательно переступил с ноги на ногу. – Не страшно. Я сам, если честно, не очень. В двух словах, нажимаешь вот на эту синюю кнопочку, и какая-то невообразимая энергия поступает вот в этот барабан, – обстоятельно объяснял начальник смены. – В барабане начинается бурный процесс расщепления окружающего воздуха на молекулы воды и чего-то еще, не помню. Не важно. Полученная вода со скоростью пять килолитров в секунду выстреливает вот из этого раструба. Запомнил?

Санек стоял неподвижно, что в данном случае означало положительный ответ.

– Ну и молодец, – сухо похвалил начальник. – Только учти, энергии хватает ненадолго, лишний раз на кнопочку не нажимай. Усек?

НС умело вставил обе рукоятки плевробрандспойта в «руки» Санька, отчего последний стал похож на автоматчика из какого-нибудь фантастического фильма.

…На пути к семнадцатой штольне им дважды встречались диггеры. Причем второй выглядел настолько обнаглевшим – его раздувшаяся черная тушка плотно приклеилась к стенке тоннеля и даже не пошевелилась при приближении людей, – что Санек все-таки не сдержался и выстрелил по нему мощной струей воды. Диггер обиженно взвизгнул, сплющенное в лепешку тельце медленно спланировало на пол, кружась и подрагивая, словно кленовый лист на сентябрьском ветру.

Петрович наградил Санька взглядом, в котором сквозило немое одобрение, и пожалел, что не может поднять вверх большой палец.

– Ты заряд-то побереги, – с напускной сердитостью посоветовал НС.

…Лавовый поток, бьющий из рваной дыры в стене тоннеля, давно уже перестал бить, успокоился и превратился в пышущее жаром черно-лиловое озеро, поверхность которого время от времени вспучивалась гигантскими красноватыми пузырями. Достигнув поверхности, пузыри с оглушительным звуком лопались, изредка фонтанируя.

Приблизительно в центре озера из лавы выглядывал покосившийся силуэт злополучной вагонетки, похожей на двухэтажный дом без окон, но с колесами, в данный момент затопленный примерно наполовину. Судя по отсутствию характерного гудения антирефлектора, система охлаждения вагонетки приказала долго жить. Что на самом деле означало, что «интернациональным друзьям», томящимся внутри, осталось жить совсем недолго. Если, конечно, еще осталось.

Подковыляв к берегу озера, Петрович по возможности небрежно пнул его левой ногой, вложив в это простое движение смысл: «Ну и?.. Что мы со всем этим, накх, будем делать?» Подернутая пеплом ленивая волна лавы алчно лизнула голенище асбестового сапога и откатилась, разочарованная.

– Давай, Санек! – решительно приказал начальник смены. – Жарь! В смысле – туши…

Санек послушно сделал несколько шагов вперед, направил раструб в самое сердце булькающей и дымящей стихии и до пора утопил синюю кнопку. Рассеивающаяся струя воды под невообразимым давлением ударила из брандспойта. Санек, пожалуй, впервые за время своей рабочей деятельности, мысленно поблагодарил создателей «тяжелого скафа» за два пуда балласта, равномерно распределенного в его ластообразных подошвах, – и устоял на ногах, несмотря на отдачу.

Все окружающее утонуло в густом черном тумане повышенной влажности.

Заряда в плевробрандспойте хватило ровно на три минуты.

Когда туман немного рассеялся, мощный лазерный фонарик, вмонтированный в гермошлем Николая Степановича, и две «сорокаваттки», торчащие в «налобниках» у Санька и Петровича, осветили окончательно почерневшую, покрытую толстой, застывшей коркой поверхность озера.

– Ну что, как говорил Юрин Гагарин, поехали, накх! – подбодрил сам себя Петрович. Собственный голос, неожиданно громкий в тесноте скафа и глухой, как уволенный в запас майор артиллерии, казался незнакомым.

Он с опаской попробовал ногой прочность застывшей поверхности. Сделал шаг, другой. Лава немного прогибалась под тяжестью скафа, но держала. «Как на речке, – улыбнулся Петрович. – В ноябре, когда лед еще не окреп. Э-эх!» Он громко выдохнул, а на вдохе – почти по пояс погрузился в плотную, обжигающую массу. Без всплеска.

В этом месте текст обрывался, так что Жене пришлось повторить нетривиальную операцию по переворачиванию страницы. Пенсионер, которого я про себя уже называл Петровичем, больше не плакал. Он улыбался.

Даже газета – или я просто привык? – дрожала значительно слабее.

Ногам сразу стало жарко. Особенно от колен и выше, где скаф не прикрывали асбестовые голенища. «Интересно, а каково сейчас нашим «интернациональным друзьям»? – с поразительным спокойствием подумал Петрович». – Термотитан, конечно, термотитаном… – И совершенно непоследовательно закончил: – А вдруг опять не привезли ни одной брюнетки?»

Начальник смены, нужно отдать ему должное, не медля ни секунды бросился на помощь попавшему в беду товарищу. Следом нервной походкой приковылял Санек. Он направил раструб на Петровича, чуть пониже спины, как будто собрался расстрелять его изощренным, но крайне негуманным способом. Приведенный в действие брандспойт выплюнул примерно пол-литра мутноватой жидкости и затих.

– Бесполезно! – прокомментировал НС. – Теперь – полчаса ждать, пока снова зарядится.

На извлечение тела Петровича ушло минут десять.

– Ну, что? – с трудом переводя дыхание, спросил НС. – У кого есть какие-нибудь мысли?

Петрович придвинулся к начальнику настолько близко, насколько это позволял нелепо торчащий рудимент отбойного молотка. Он прислонил узкое овальное окошечко своего скафа, делающее его еще более похожим на водолазный костюм начала века, к стеклопластовой полусфере гермошлема НС и произнес как можно громче:

– А фто в этиф почкаф? – услышал начальник смены.

– А? – переспросил НС. – Ты о чем?

Петрович, за неимением лучшего способа указания, развернулся всем телом в ту сторону тоннеля, откуда совсем недавно появился. Начальник смены посмотрел в том же направлении, увидел нестройную колонну бронированных бочек, выстроившихся у стены, и вновь обернулся к Петровичу.

– Концентрированный жидкий дейтерий, а что?

Не удостоив его ответом, Петрович сделал шаг по направлению к бочкам.

– Да ты что?! – НС схватил его за плечо и тщетно попытался развернуть лицом к себе. – Ты в своем уме, Петя?

Губы Петровича зашевелились, складываясь в легко узнаваемые конструкции, однако слов слышно не было.

– Опомнись, Петр! – воззвал начальник смены. – Здесь же разнесет все на хрен! – и закончил почти