товарищем Ознобишиным.

Он стоял у самой рампы и наблюдал за проносившимися парами. Вот Сонечка Тархова в объятиях Андрея Терешкина, вот Симочка Чернова в обнимку с Васькой Тулуповым, вот Нина Тархова с Никитой Терешкиным…

На секунду у Славы явилось желание потанцевать и тут же исчезло, очень уж это безыдейное занятие.

Кира Филипповна заиграла падеспань.

В душе Слава называл себя прожигателем, если и не жизни, то керосина, разозлился на самого себя и ушел за кулисы в библиотеку, на время превращенную в артистическую.

В окружении актеров Андриевский прихлебывал из стакана чай и рассказывал смешную, должно быть, историю, потому что слушатели весело смеялись.

— А, милости просим! — воскликнул Андриевский, завидев Славу. — Поздравляю!

— С чем?

— Удался ведь вечер!

— Не нахожу.

— А чем он вам не нравится? — удивился Андриевский. — Веселья хоть отбавляй.

— Потому, что вы не дали мне произнести тост, — откровенно сказал Слава.

— Голубчик, но вы опять стали бы излагать содержание передовой из «Орловской правды», — искренно признался Андриевский. — А мы измеряем жизнь масштабами всей страны! Страна устала от революции, от войны, от разверстки. Люди хотят танцевать, наряжаться, а вы продолжаете пичкать их политикой.

— Что это вам надоело? — угрожающе спросил Слава.

— Мы устали от Быстровых! — вырвалось у Андриевского.

— Напрасно радуетесь, — спокойно, даже слишком спокойно ответил Слава. — Революция не кончилась…

— Только нам не придется видеть ее продолжение, — снисходительно сказал Андриевский. — Надо уметь ждать… Наберитесь воли и мужества…

Слава упрямо смотрел в наглые глаза Андриевского.

— Мужества и воли нам не занимать…

— Вы боитесь отступления, — продолжал Андриевский. — Боитесь сильных людей…

— Вас? Нет, вас я не боюсь.

— Вся ваша воля только на словах…

— Нет.

— Попробуй я на вас напасть, сразу ударитесь в панику.

— Нет.

— Вот начну вас душить, что вы станете делать?

— Да вы побоитесь…

Служители деревенской Мельпомены не придавали спору серьезного значения, однако же им было любопытно, чем кончится это препирательство.

Андриевский вытянул свои руки перед Славой.

— Ну, хватайте, отталкивайте!

Слава качнул головой.

— И не подумаю.

Андриевский положил руки ему на плечи.

— Задушу!

— А я не боюсь…

Андриевский обхватил шею Славы мягкими прохладными пальцами.

Глупо шутил Андриевский. Слава смотрел ему прямо в глаза. Нельзя поддаться этому типу. Прояви Слава слабость, это сразу развеселит всех.

И тут он почувствовал, что Андриевский вовсе не шутит. «До чего ж он меня ненавидит», — подумал Слава. Вот тебе и крестовый поход против врагов революции! Больше он уже ни о чем не думал. Тонкие сильные пальцы сдавили ему шею, и у него закружилась голова. Слава почувствовал тошноту. На одно мгновение. Потом боль. Тоже на мгновение. Ему почудилось, что умирает. И потерял сознание. На одно мгновение, всего лишь на одно мгновение.

И тут же услышал крик неизвестно откуда появившейся Сонечки Тарховой.

— Что вы делаете, Виктор Владимирович?

И то, что он смог услышать каждое произнесенное Сонечкой слово, свидетельствовало о том, что он приходит в себя.

Андриевский весело смотрел на Славу я смеялся. И все смеялись вокруг.

— Испугались? — ласково спросил Андриевский.

— Что за глупые шутки, — осуждающе сказала Сонечка.

— Нет, ничего, — негромко сказал Слава, — все в порядке.

— Видите, какая непростая штука — воспитание воли, — сказал Андриевский.

— Вижу, — сказал Слава, — но я вас все равно не боюсь.

— Еще бы вы стали меня бояться. Ведь мы же друзья.

И как только стало очевидно, что с Ознобишиным ничего не случилось, все сразу утратили к нему интерес. Андриевский пошел на сцену, Сонечка убежала в зал, разошлись остальные, и Слава остался в библиотеке один. Он потрогал шею, натянул на себя куртку, нахлобучил шапку, вышел на крыльцо.

Искрилась морозная ночь, над домом висела голубая луна, высились заснеженные ела.

— Домой, — сказал Слава вслух самому себе.

Возвращаться через парк, по аллее запорошенных снегом кустов сирени, обок с занесенной снегом рекой, не хотелось. Да какой там не хотелось! Боялся он идти через пустынный зимний парк. Волки мерещились. Никаких волков не было и не могло быть, он твердо знал, а вот мерещились… Страшно! Кружилась голова. Слегка, но кружилась. Он еще ощущал цепкие, жесткие, злые пальцы, сдавливающие ему горло. Проклятый Андриевский! Шутил или в самом деле хотел задушить?…

Но где-то в глубине души Слава знал, что Андриевский вовсе не шутил.

И хотя в пустом парке не мог попасться никакой Андриевский, он боялся идти в ночной пустоте.

Поэтому он решил идти через деревню, через Семичастную — ночь, все спят, но все-таки по обеим сторонам избы, за стенами люди, не чувствуется такого одиночества, как в парке.

Слава стоял у крыльца. За окнами то взвизгивала, то гудела фисгармония, за окном танцевали, но ему хотелось домой.

Даже мысленно он не сказал — к маме, но хотелось именно к маме, только к маме, и больше ни к кому. Сейчас, стоя у крыльца и не признаваясь в том самому себе, он жалел, что не остался встречать Новый год с матерью и братом.

Он медленно пересек лужайку и, загребая снег валенками, двинулся по тропке, ведшей к усадьбе Введенского, миновал ее, ни одно окно не светилось в его доме, обогнул сарай, поднялся по скользкому покатому спуску, пересек чей-то огород и вошел в деревню.

Все спало, нигде ни огонька, деревня молчала.

Избы справа, избы слева. Широкая деревенская улица. Снегопад начался еще в сумерки. Всю проезжую часть улицы покрыла белая пушистая пелена, а Слава видел ее то лиловой, то голубой, луна окрашивала снег в причудливые цвета. Избы, то серые, то черные, вдруг становились зелеными, искрились, как в сказке.

За сказочными стенами спят мужики и бабы, дети и старики, коровы, овцы, куры на насестах и даже рыжие тараканы в щелях.

Наступил Новый год, а люди не знали, что наступил Новый год. Где-то пьют вино и несутся тройки по улицам, а здесь тишина и покой.

И вдруг из белесого сумрака собачонка… Откуда она метнулась, из-под каких ворот? Метнулась, затявкала, залилась… Ах, Слава, да что же ты делаешь?! Нагнулся, набрал в горсть снега, швырнул… Что же ты делаешь?! Как ты не услышал собачьего лая?! Откуда они только взялись? Как кинутся, как зальются в тысячу голосов! Ощерились! Вот-вот набросятся…