кузеном.
Он выпрямляется, вынимая из-за уха еще одну сигарету. Притворяется оскорбленным.
— Кто об этом упоминал?
— Я же умная девочка, знаю, что ты имеешь в виду. — Без улыбки. Ее глаза впиваются в его глаза, которые широко распахиваются. Она куда умнее, чем он думал.
— Куришь?
— Конечно.
— Скажи, Марго…
— М-да?
Я губами проговорила следующие несколько слов, когда он их произнес:
— Как насчет того, чтобы прогуляться по парку?
Марго вдыхает дым и всеми силами старается не давиться.
— Вокруг нет парков.
— Ты умная девочка, ты знаешь, чт
Я наклоняюсь к ней и говорю очень четко:
— Не надо.
Я понимаю, что говорю впустую. Я всегда все знала сама, и когда мне было сорок, и уж тем более когда мне было шестнадцать. И я понимала, что препятствия не помогут — они только придадут мне решительности.
Я тщательно обдумала тактику. Единственное, что я могла сделать в такой ситуации, — это отступить и позволить Марго сделать то, что она сделала. А когда все закончится, когда она совершит все ужасные ошибки, я всеми силами постараюсь соорудить что-нибудь красивое из обломков. Вроде мудрости.
Что ж, я никогда не изучала в колледже психологию. Я никогда не понимала Фрейда. Но в последнее время кое-что стало для меня удивительно ясным, пролив яркий свет на жизненный выбор Марго, который я раньше до конца не понимала и от которого полностью так и не оправилась.
Марго наслаждалась стычками с Сетом.
Нет, серьезно. Она терпела пощечины и пинки, издевки и ложь, зная, что из-за них поцелуи потом будут слаще, что обещания и романтические жесты возбудят больше, если им будут предшествовать синяки.
Однажды, когда Сет рано утром взобрался по водосточной трубе в спальню Марго и настоял, чтобы она последовала за ним в машину, я нехотя потащилась с ними. Они поехали в бар в более крупный город в десяти милях отсюда.
Под оглушительное пение Джонни Кэша[15] по радио Сет говорит:
— Я люблю тебя, детка.
— Я люблю тебя сильнее, Сет.
— Ты уверена? — Сет убавляет громкость радио.
— Угу, — кивает Марго.
— Марго, ты умерла бы за меня?
— Конечно умерла бы! — (Пауза.) — Сет, а ты умер бы за меня?
Он, не мигая, глядит на нее. Его глаза серые, как пули, а улыбка — улыбка поджигателя.
— Я убил бы за тебя, Марго.
Она обмирает. Я тревожно шевелюсь на стуле.
Меньше чем через час Сет выволакивает ее из бара и впечатывает в кирпичную стену.
— Я видел тебя! — тычет он пальцем ей в лицо. Марго переводит дух.
— В каком смысле — видел?
— Тот парень. Ты на него смотрела!
— Нет, не смотрела.
— Не лги мне!
— Сет… — Она берет его лицо в ладони. — Я люблю только тебя.
Он дает ей пощечину. Сильно. Потом целует ее. Мягко.
И, как ни странно, она наслаждается каждой секундой этой мыльной оперы.
Я посовещалась с ангелом-хранителем Грэма, пока Марго расхаживала по комнате, заламывая руки и разговаривая сама с собой, придумывая, как все рассказать. Ангел Грэма — Бонни, его младшая сестра, — кивнула и исчезла. Как только я начала сомневаться в ее тактике — почему она исчезла? — Бонни появилась снова, причем не одна.
Это была Ирина, примерно на тридцать лет моложе, с гладким лицом, ясноглазая, в длинном белом платье. Только из спины ее не текла вода. Она посмотрела на меня, протянула руку и погладила меня по лицу. Я прижала ладони к губам, глаза мои наполнились слезами.
— Мама, — сказала я, и она притянула меня к груди.
Спустя долгое время Ирина отступила и обхватила ладонями мое лицо.
— Как ты, милая? — спросила она.
Поток слез помешал мне ответить. Мне о стольком хотелось ей рассказать, о стольком спросить.
— Я так скучаю по тебе. — Вот все, что я смогла сказать.
— О милая, — ответила она. — Я тоже по тебе скучаю. Но знаешь, все будет в порядке.
Ирина посмотрела на Грэма. Я знала: она пришла, чтобы побыть с ним.
— На сколько ты сможешь остаться? — быстро спросила я.
— Ненадолго. — Она взглянула на Бонни. — Я могу наносить визиты только тогда, когда в том есть необходимость. Но мы скоро увидимся.
Ирина вытерла слезы, потом поднесла мои руки к губам и поцеловала их.
— Я тебя люблю, — прошептала я, и она улыбнулась, прежде чем сесть рядом с Грэмом на кушетку, где тот лежал, храпя и капая слюной, и положить голову ему на грудь.
Я ринулась вверх по лестнице, в комнату Марго.
Та стояла перед зеркалом, одними губами произнося неслышные слова.
Я не смогла удержаться.
— Марго! — выдохнула я. — Мама внизу, быстро!
Она не обратила на меня внимания, продолжая репетировать свою речь. Речь, которую я хорошо помнила.
Я видела ребенка, когда он был эмбрионом, наблюдала, как он кружится и разворачивается, пока наконец не устраивается аккуратно, как алмаз на красной подушке, его бедное сердце вздрагивает. Маленький мальчик. Мой сын.
Марго закончила свой монолог и еще некоторое время пристально смотрела на себя в зеркало. На мгновение наши отражения слились. Мы были близнецами, находящимися по разные стороны смертности. Только глубина наших глаз была разной. Марго смотрела так, как смотрит человек, приблизившийся к мосту над пропастью. Мои глаза были глазами человека, уже перешедшего этот мост.
Она медленно стала спускаться по лестнице.
— Папа?
Он всхрапнул, все еще во сне. Она позвала снова. Ирина нежно подтолкнула его, и он проснулся. Марго тут же охватил страх. Она надеялась, что Грэм продолжит спать и она выйдет сухой из воды. Он резко сел и огляделся. И увидел лицо Марго.
— Ты в порядке? Что случилось?
Грэм перекатился и пошарил в своих волосах в поисках очков.
— Ничего, ничего, папа, — поспешила заверить его Марго.
Желаемое выдавалось за действительное.
— Иди сюда и сядь, — невнятно произнес он.
