живым, страх и эйфория смешались в один восхитительный коктейль. Его клятва была нарушена; наконец- то он упокоится.

Но если бы Сцеволла сместил свой корпус чуть вправо, клинок прошел бы параллельно броне, нанося глубокую, но не смертельную рану.

Сцеволла остался неподвижным.

Действительность нахлынула обратно с всасывающим рёвом, и клинок погрузился в чёрные силовые доспехи. Сцеволла улыбнулся. Силовой меч пробил его сердце и разрубил броню на спине. Когда клинок освободился, Сцеволла всё ещё стоял.

“Прекрасный удар, мой друг. Достойный того, чтобы лишить меня жизни.”

Сцеволла удивился, что мертвец может говорить. Боли не было. Шум окружающей битвы не удалялся прочь.

Деметрос отшатнулся назад, приходя в бешенство. “Как такое может быть? Демон!”

Сцеволла посмотрел вниз, на разрез в своей груди. Там, где должна была струиться кровь, находилась дыра. Тысячи звезд, подобно злорадным глазам, вились внутри раны, как если бы она пронзала ткань пространства. Безумный смех зазвучал в голове Сцеволлы: четыре ужасных голоса. Он открыл рот, но говорить начали они: “Ты полагаешь, что чемпиона Тёмных Богов может убить царапина? Чтобы отсечь нити этой марионетки, недостаточно простой шавки Пса- Императора.”

Сцеволла сражался за контроль над своим языком. “Ты не сможешь убить меня. Беги, брат. Спасайся!”

Деметрос усмехнулся. “Бежать? Я Космический Десантник ордена Имперских Кулаков. Я не бегаю.”

Рунный меч Сцеволлы жадно светился. Он закричал в небеса: “Я не буду убивать его! Эта схватка бесчестна!”

Когда Деметрос снова приблизился, чтобы убить, Сцеволла попытался подставить шею под приближавшийся клинок, но рунный меч поборол его волю и с лязгом блокировал удар. Сцеволла снова ударил, его конечности не принадлежали ему, и Деметрос откинулся назад, горло пересекала нить сожжённой плоти. Космодесантник упал на колени с бесстрастным лицом, силовой меч лязгнул о землю.

Перекрывая шум боевых гимнов Имперских Кулаков, дикие песнопения берсерков и вопли умиравших мутантов, Ларсус крикнул своему капитану: “Дело сделано. Мы должны уходить — сейчас!”

Сцеволла смотрел на тело Деметроса. Он решил отдать Шарну приказ сжечь труп, уничтожая прогеноидные железы и тем завершая охоту.

Внезапно на плазу ворвалась груда пульсирующих мышц, стянутая внутри чёрного панциря, слившегося с плотью. Ненасытная угревидная конечность кусала и глотала. Ферокс получил последний дар варпа: он стал его отродьем. Он будет бездумно умерщвлять для развлечения богов.

Приказ Сцеволлы умер у него на губах. Глядя, как то, что когда-то было Фероксом, убивая, скулило и бормотало, Сцеволла понял, какая судьба ожидает его, если он попробует изменить своей клятве. Он похолодел. Боги никогда не позволят охоте прекратиться. Он мрачно поклонился мёртвому противнику. Лучше смириться с рабством, чем позволить пожрать остатки своей человеческой сути. “До следующей встречи, мой друг.” Слова оставили горький привкус.

Он отсёк голову Деметроса своим мечом и подобрал трофей за волосы: еще один череп для изменчивого алтаря.

Ларсус выкрикнул приказ. “Отделение, сходись! Мы возвращаемся на Коготь!”

Защитное кольцо вокруг Сцеволлы сжалось в узел, он щёлкнул переключателем на поясе, и отделение замерцало и исчезло; водоворот битвы хлынул в пространство, которое они покинули.

— ОБРАДУЙ МЕНЯ, Хеллиман, — проворчал полковник Тонхаузер. Старый солдат говорил краем рта с тлеющей между губами сигарой.

Он инстинктивно пригнулся, когда мастерскую до самого основания сотряс еще один взрыв, и с потолка на расстеленную на верстаке карту посыпались кусочки рокрита.

— Этот был уже ближе… — пробормотал Тонхаузер, выдыхая дым и уже в сотый раз отряхиваясь от пыли и мусора.

Тяжело сдавать собственный город врагу. А когда враг — внутренний, это еще более отвратительно. Но именно с такой суровой реальностью пришлось столкнуться Абелю Тонхаузеру из 13-го авиакорпуса Стратоса. Он и так уже отступил перед бесконечными ордами культистов-мятежников, и, тем не менее, они рвались дальше. Скоро ничего не останется. Защита трех первостепенных городов Стратоса была на грани краха. Значок облака и молнии, хоть и покрытый грязью за многие недели сражений, гордо висел на двубортной коричневой кожаной куртке. Он был всего лишь из меди, но весил не меньше наковальни.

Здание мастерской, которое полковник превратил в свой командный пункт, было полно вышедшего из строя авиационного оборудования и более или менее починенных механизмов; кроме того, здесь находился авиаремонтный цех для дирижаблей и других летательных аппаратов, бывших неотъемлемой частью жизни на Стратосе. Пол был завален баллонами со сжатым воздухом, измерителями давления и кольцами ребристых шлангов. Зал, в котором Тонхаузер совещался с сержантом Хеллиманом, в то время как рядовой Айкер прослушивал вокс-каналы, был широким и длинным, с оканчивающимися угловатыми арками высокими опорными колоннами из хрома и полированной пластали.

Типичное для архитектурного стиля стратосцев, некогда прекрасное сооружение теперь было прошито дырами от пуль и в некоторых местах обрушено взрывами снарядов. Заминированный повстанцами самолет-буксировщик снес изрядный кусок выходящей на юг стены вместе с большей частью командного штаба полковника. Времени на ремонт не было, поэтому дыру просто закрыли листом пластека.

Эта в высшей степени бессмысленная мера безопасности едва ли могла заглушить доносящийся снаружи спорадический огонь и непрерывные взрывы от мин-ловушек и краденых гранатометов. Чтобы быть услышанным, сержанту Хеллиману приходилось кричать изо всех сил.

— Под контролем повстанцев все еще остаются три лофт-города, сэр — Кумулон, этот Нимбарос и Киррион. Мятежники также разрушили все небесные мосты, кроме трех главных, ведущих в те территории.

— Что насчет наших наземных сил, они хоть немного продвинулись? — спросил Тонхаузер, натягивая фуражку, сначала козырьком на залысину у лба. Ему очень хотелось, чтобы выбивать повстанцев поручили кому-нибудь другому.

Хеллиман выглядел смирившимся, за последние недели молодой боец сильно истощал и стал бледным как привидение.

— Наше вторжение в города встретило сильное сопротивление. Повстанцы окопались, и они хорошо организованы.

Хеллиман остановился, чтобы прочистить горло.

— По всем городам деятельностью культа было развращено, по крайней мере, девяносто тысяч человек. Они удерживают все фактории с материальными ресурсами и пользуются нашими запасами. В том числе и бронетехникой.

Тонхаузер просмотрел развернутые на верстаке карты города, ища потенциальные направления атаки, которые он мог не заметить. Но видел лишь теснины и огневые мешки, в которые мог угодить авиакорпус.

Хеллиман с тревогой ждал ответа от Тонхаузера, и молчание заполнила доносящаяся из командного вокса безумная болтовня. Сидевший у квадратного аппарата в углу мастерской рядовой Айкер изо всех сил старался получить чистый сигнал, но после уничтожения ретранслирующих вышек на всех каналах царила статика. Тонхаузеру не было нужды слушать вокс-доклады, чтобы понимать, что их дела обстояли плохо.

— Тогда что мы удерживаем? — наконец спросил он, взглянув в уставшие глаза сержанта.

— Наши безопасные зоны…

По мастерской глухо прокатился резонирующий взрыв, оборвав Хеллимана на полуслове. Сквозь пластек по направлению к сержанту ринулся поток огня. Из-за сильнейшего жара снаружи, пластек начал превращаться в жидкость, тая вокруг несчастного Хеллимана.

Повалившись на спину, Тонхаузер громко выругался, но у него достало присутствия духа, чтобы вытащить боевой пистолет и выстрелить вопящему сержанту в голову, прекратив его дальнейшие мучения.

Все еще слыша звон в ушах, Тонхаузер увидел вбежавшую сквозь проеденную огнем дыру в пластеке фигуру. Это был человек, или, по крайней мере, его взлохмаченное подобие, одетое в рванье и бронежилет. Его волосы были грубо обкорнаны. Наполненные ненавистью глаза заметили Тонхаузера. Но застыть верного стратосца заставил рот существа. Он был зашит толстой черной проволокой, его пробитые насквозь губы и щеки были сизыми от пурпурно-синих вен.

Тонхаузер сначала подумал, что повстанец был безоружен. Затем он заметил зажатую в левой руке гранату.

— Святой Император…

Тонхаузер выстрелил ему в лоб. Заваливаясь на спину, повстанец разжал руку, и сильнейший взрыв разнес его тело на дымящиеся куски мяса.

Тонхаузера спас от смерти металлический верстак, но у него было мало времени, чтобы воздавать за это молитвы Трону. Сквозь дым и падающие обломки пробежало еще трое повстанцев, с такими же зашитыми ртами, как и у первого. Двое были вооружены автоганами, в то время как третий нес грубо смастеренный тяжелый стаббер.

Сжавшись от огненного всполоха, Тонхаузер упал за