не к подвалу, а в сторону лестницы, ведущей на кухню. Там у него тоже был шанс бежать. Именно оттуда, по вашим словам, пан Забелло, возник этот седой мужик, который бегал как двадцатилетний.

— Я полагаю, он был переодет, а борода приклеена, — кивнул хорунжий.

— Смотрите, Панове, — сказал озабоченно Доморацкий, указывая на многочисленные зарева в разных частях неба. — Похоже, что в Москве полно пожаров.

— Я думаю, это наши союзники-французы решили устроить иллюминацию, — небрежно заметил Вартовский, — подожгли какие-нибудь сараи и пляшут вокруг них, налакавшись русской водки. Для них она слишком крепка.

Утром 3 сентября какие-то лихие казачки, пробравшись потихоньку через Замоскворечье и тихо зарезав при этом кинжалами нескольких французских часовых, подпалили Москворецкий мост. Заполыхал Балчуг, зачадило в Зарядье, за рекой факелы встали над Пятницкой и Ордынкой. Растекалось пламя и желтый дым на Тверской, Ильинке, в Каретном ряду…

Наполеон сидел на раскладном стуле в одной из комнат Теремного дворца. Нога, как всегда, лежала на барабане, а в руках император вертел подкову, найденную на Поклонной горе. Настроение было неплохое, но кое-что тревожило. Во-первых, болел живот. Во-вторых, заныла штыковая рана, полученная при штурме форта Л’Эгилье под Тулоном. В-третьих, куда-то исчезла русская армия.

За спиной кашлянул Лористон.

— У вас новости, генерал?

— Не лучшие, сир. В ряде частей города начались пожары. На Москве-реке русские взорвали баржи с боеприпасами.

— А, это когда разлетались сигнальные ракеты? Эффектный фейерверк. Командиры бригад должны позаботиться о том, чтобы их квартиры не сгорели. Найдите здешнего брандмейстера и сообщите ему, что он должен подчиняться моим приказам. В случае отказа припугните расстрелом.

— Сир, брандмейстера нет в городе. Пожарные депо вместе с бочками и насосами вывезены. Как нам объяснили, это приказ губернатора Растопчина.

— Александр, при Ваграме вы были более инициативны. Я слишком устал, чтобы заниматься пустяками.

Лористон поклонился и направился к выходу.

«Черт побери этого корсиканца! Такой же маленький и злой, как был в те дни, когда мы с ним учились в артиллерийской школе, — нервно подумал генерал. — Готов был драться даже с теми, кто на голову выше».

— Генерал, — император остановил Лористона, — небольшой вопрос интимного свойства.

— Слушаю вас, сир.

— В этом дворце имеется что-то похожее на сортир?

— Вам разве не показали, сир?

— Представьте себе, забыли. Малую нужду я справил по-солдатски, едва сошел с коня. Ворчуны и медвежьих шапках прокомментировали это по-свойски. Но теперь у меня более серьезные проблемы.

— Я провожу вас, сир. Это совсем близко от вашей спальни. Как объяснил нам один из слуг, которые работали в этом здании, это одно из старейших мест подобного назначения во всем дворце. Его посещал еще царь Алексей Михайлович.

— Не помню такого.

— Он правил здесь в середине семнадцатого столетия.

— В старину строили прочно, — усмехнулся Наполеон. — Что ж, посетим это историческое место. Кстати, вот вам подкова, распорядитесь, чтобы ее прибили над входом в мои апартаменты.

Когда дверь за императором закрылась, Лористон подозвал ордонанс-офицера и отдал ему подкову. Офицер направился в кордегардию, выбрал одного из гвардейцев повыше ростом и передал ему приказ императора…

Наполеон вышел из царского нужника весьма довольный итогами посещения и вернулся в свою комнату.

— Де Сегюр! — позвал император, не оборачиваясь. Граф уже стоял в дверях. Наполеон, заложив руку за борт мундира, подошел к своему стулу и вновь уселся, уложив ногу на барабан.

— Где русские, де Сегюр?

— Сир, разъезды высланы. По Тверской, Рязанской…

— Мне важно знать, где Кутузов, а не то, куда высланы наши разъезды, — оборвал Наполеон. — Неужели невозможно найти армию в сто тысяч солдат? Мне важно знать, намерен ли Кутузов прикрывать Петербург или он собрался уходить к Волге?

— С часу на час это станет известно, сир.

— Так. Что у вас еще?

— Дело довольно странное, сир. Из штаба Вестфальского корпуса препровождены два типа. Один из них — местный полицейский, нижний чин. Другой — судя по всему, разбойник. Оба были схвачены в момент, когда поджигали дома. Полицейский был одет в крестьянскую одежду поверх мундира.

— От Вестфальского корпуса я не ждал ничего иного, — проворчал Наполеон, — с тех пор как бедняга Жюно душевно заболел. То, что полицейские и воры зачастую действуют заодно, для меня не новость. У него что, нет времени созвать военно-полевой суд и расстрелять их самому?

— Сир, в препровождении Жюно утверждает, что пожар Москвы — не случайность.

— У него мания преследования. Пора бы об этом знать, граф.

— Сир, иногда у Жюно бывают просветления. Что делать с этими двоими?

— Отправьте их к Себастиани. Меня они не интересуют. Занимайтесь поисками русских. И постарайтесь, чтобы в городе все-таки поддерживался порядок. Передайте Мортье, чтобы не слишком распускал солдат. По-моему, они подпалили кое-что и сами. Пусть, наконец, найдет каких-нибудь чинов русской полиции. В конце концов, он же губернатор Москвы.

— Да, сир. Но боюсь, что Мортье не удастся найти полицейских. Они убежали из города, а те, которые остались, занимаются поджогами.

— Да, этот мерзавец Растопчин, бесспорно, заслуживает виселицы. Напомните мне, что во время подготовки мирного соглашения нужно будет поднять вопрос о выдаче Растопчина.

— Будет исполнено, сир.

— Ступайте.

«Полицейский и мужик-разбойник поджигают дома… — император был вовсе не так спокоен, как хотел казаться. — Неужели и здесь герилья? Вор и полицейский заодно. Когда дело касается грабежа — это понятно. Но совместный поджог, при том, что ничего не взяли? Значит, сопротивление?!»

— Не туда идем, однако, — сказал Клещ.

— Ты уверен? — спросила Муравьева.

Клещ не ответил. Он не говорил бы, если бы не был уверен.

— Давеча левый ход надо было проходить, а мы вправо пошли, матушка. Я, еще когда в первый раз ходы раздвоились, подумал, что эдак мы тут заплутаем. Чертежа-то нет. Не хаживали мы здесь. Теперь уж приведи господь назад прийти, к мил дружку Агапу.

— Ну что ж, идем.

Повернули назад. Клещ с беспокойством приглядывался к свече, пламя которой колыхалось за слюдяными стенками фонаря, — она была последняя. Вернулись на развилку.