— У Муравьева, говоришь? — Клещ что-то вспомнил, и его мирному настроению окончательно пришел конец.

— Ну да. Генерал-майора и кавалера отставного Ивана Юрьевича Муравьева. Да куда ты попер? — удивилась Марфа. — Нашли небось пожиток какой да не поделили, басурманы, вот и палят друг дружку… Тебе-то они на кой ляд сдались?

— Нашли… — прошипел Клещ. — Я им найду, мать их распротудыть!

Шаги Клеща слабо слышались в проулке, а выстрелы от дома Муравьева грохали все чаще и злее. Марфа всхлипнула и перекрестила вослед непутевого своего крестового брата…

Он вышел на зады муравьевского дома незамеченным, несмотря на то что солнце еще не село и сумерки, как назло, сгущаться не хотели: во многих уже концах Первопрестольной проклюнулся Великий Красный Петух. «Завтра закукарекает!» — злорадно вспомнил Клещ слова Кривого.

Прячась в кустах, держа наготове пистолет, Клещ подобрался к ограде заднего двора — крепкому бревенчатому забору сажени полторы в вышину. Раньше бы, до отъезда барина, из-за забора бы уже загавкали злющие кобели, почуяли бы чужого. Но барин уехал и кобелей забрал, а раз так, то и жить легче. Знал Клещ один лаз, который устроили под забором барские дворовые, чтоб по ночам до милушек ходить. Был тот лаз между конюшней и шорным сараем, где под навесом держали сено. Сено-то и прикрывало подкоп, о котором ни барин, ни дворецкий не ведали.

Оглядевшись и убедившись, что ни справа, ни слева его не видят, Клещ протиснулся в лаз, осторожно прогребся через сено, глянул.

Палили в доме, на втором этаже. А тут, внизу, всего шагах в десяти, перед Клещом виднелся солдат — улан польский. Солдат держал на весу кавалерийский короткий карабин и глядел наверх, видать, приказано ему было следить, чтоб тот, кто наверху воюет, не убег.

Сообразил Клещ, что улан тут не один стоит, а дом скорее всего окружен ими кольцом, и стоят они, видя друг друга. А значит, ежели Клещ сейчас улана со спины врасплох возьмет, то только этого и успеет прирезать, а ближние двое Клещу дыр в голове добавят.

Тем же лазом Клещ вылез обратно. Тут его клюнуло: уланы — войско конное, значит, сено им надобно. Ежели подпалить сенник — тушить побегут, тем более вроде у них и в конюшне лошадки похрапывают — господ офицеров небось… Нут-ка, побегайте, панове!

Клещ вздул трут, сунул огонек в сено. Не сырое, задымило желтым, затрещало, занялось!

А Клещ из лаза да вдоль забора — влево. Знал, что есть еще лазейка…

Забор бревенчатый кончился углом, за которым начался проулок, тесный и заросший лопухами да кустами, только боком и протиснешься. И то если пузо небольшое. Ну, Клеща господь пузом не пожаловал. Во дворе поляки уже тревожно орали.

Добрался Клещ до лазейки, протиснулся в пятивершковую щель, отодвинул две доски в задней стенке сарайчика, подобрался к дверце, стараясь не повалить какие-то рамки да иную деревянную дребедень.

Поляки уже бегали по двору, искали колодец. А того не знали, что сараюшка, в которой Клещ сидит, рядом с тем самым колодцем и стояла. Его подальше от конюшен сделали, чтоб вода навозом не пахла, да поближе к поварне. Поварня была на первом этаже и в полуподвале, совсем рядом с сараюшкой, и был туда со двора ход, чтоб очистки выносить. Видел Клещ эту дверь через щелку, и было до нее всего шагов десять, только вот поставили поляки к этой двери солдата. Немолодого, видать, бывалого. Такого если с первого раза не повалишь — второго не выпадет.

Был у Клеща один «струмент», для российских воров необычный, который он от чужого глаза крепко берег и никому не показывал. Когда был он на голландском корабле матросом, после дела того с пиратами нашли на корабле длинную трубку. Малаец потерял. И голландцы Клещу сказывали, что трубка эта есть как бы ружье, именуемое «сум-питан». Мол, и в ихней голландской Ост-Индии на островах такие бывают. Заложат в трубку стрелу травленую, наберут воздуху да и фукнут в трубку. Стрела на полета шагов летит, и ежели попадет, то смерть. Хоть в руку, хоть в ногу, хоть в палец даже. Маленькая капелька яда в тело попадет — и вся кровь в жилах свернется. Ну, после того много лет прошло, трубку ту малайскую еще в Индийском океане за борт спровадили, да и Клещ про нее забывать стал. А года три назад вспомнил.

Увидел, как Марфа малюсенькую капельку черного густого раствора разводит чуть не в бутыли четвертной, и засмеялся: «Прижимиста, Марфа Петровна! Жалеешь настоя-то!» А Марфа ему и сказала: «Дурак ты, право слово! Черный взвар — это такой яд, что ежели эту капельку не разведя проглотить или на рану капнуть — то вмиг человек остекленеет и помрет. Чем густее — тем ядовитее. Тебе вот разведу — полегчает, а извести кого захочу, так одну каплю в стакан капну — и все».

Ну, тут кстати Клещ и про ружье малайское припомнил. Малайская трубка чуть ли не в сажень длины была — на кой ему такая сдалась?! Сделал себе Клещ трубочку иную, маленькую, ухватистую, чтоб в сапог упрятать можно было, а паче того — в рукоять кнута. А заместо стрел приспособил Клещ иглы. Кудель льняную вокруг ушка напушил, чтоб духом крепче толкало да игла ровней летела. Выпросил у Марфы пузырек с черным взваром, омочил десяток иголок да и попробовал одну на собаке бездомной. Только кольнула игла, даже не воткнулась, — а собака так и легла.

Клещ достал из сапога цыганский кнут, свинтил с черенка медный шарик-набалдашничек и двумя пальцами выдернул трубку из рукояти. После наклонил рукоятку и вытряхнул стальной цилиндрик, свинченный из двух половинок. Развинтив цилиндрик, выдернул за кудельный хвост иголку с чуть поблескивавшим на острие ядом — ни дать ни взять смола простая! — и осторожно запихнул иглу в трубку. После свинтил цилиндрик, спрятал в кнут и прицелился через дырку в доске, оставшуюся от выпавшего сучка. Набрал носом воздуха… Ф-фу!

Не темно еще было, успел увидеть Клещ, как округлились и остекленели глаза улана. Иголка воткнулась в белую лосину. «Небось только и подумал, что комар укусил!» — промелькнуло у Клеща в мозгах. Улан шатнулся: к стене, а Клещ трубку сунул в кнут и двумя движениями навинтил на место набалдашник. Засапожным ножом поддел щеколду, закрывавшую дверь сараюшки, и почти бесшумно выскользнул во двор мимо осевшего улана. На бегу еще успел зацепить иголку, торчащую из лосин, и отбросить в пыль. Успел! Не углядели его поляки, не смотрели в ту сторону. Сенник разгорелся, и конюшня занялась, и шорный сарай. Теперь успеть бы в дверь, пока не додумаются, где воду искать.

Дверь оказалась запертой на висячий замок. Ну да Клещ не такие открывал! Нашарил в кармане отмычку, сунул в скважину — трык! И готово. Юркнул в поварню, прислушался. Наверху стрельба притихла.

Вот она, лестница винтовая. Точно такая, как в другом крыле. Только ту за ненадобностью дед нынешнего генерала закрыть велел, а эта — открытая. Ведет она с нижней поварни, из полуподвала, где грязную кухонную работу делают, в чистую половину, где повар-француз для барина-генерала кушанья стряпал. А отсюда далее, в лакейскую, где блюда на порционы раскладывают и барам на стол носят. Стало быть, на второй этаж, где стреляли. То есть туда, где и Клещу стрелять придется. Потому что в этом крыле у Клеща никакой заботы нет, ему в то, другое, нужно.

Через подвал туда не пройти. Это Клещ хорошо знал. А вот ежели через первый этаж? Может, есть еще какая-нибудь лестница?

Но тут наверху, совсем близко где-то, опять пальнули. Чьи-то сапоги гулом застучали по винтовой лестнице, потом наверху стали грохать в двери прикладом, а шаги приближались. Клещ выдернул из-под армяка пистолет, изготовился, укрывшись за холодной кухонной плитой. Ждал. Видать, те, кто торопится сверху спуститься, не очень хотели, чтоб те, кто в дверь наверху прикладами лупил, их догнали.

С лестницы сбежали двое. Рыжая баба, хромавшая и стонавшая, а с ней какой-то… черт его знает! С пистолетом, однако, так что осторожней надобно.

— Эй, барин! — позвал Клещ, когда увидел, что беглецы чуть было не кинулись по лестнице в нижнюю поварню. — Постой! Оттуда выхода вовсе нету!

Пара остановилась.

— Ты где? — спросил человек в охотничьем костюме, оглядываясь.

— Здесь я, — ответил Клещ, покуда не высовываясь из-за плиты. Конечно, по-русски ему ответили, но все же…

— Не бойся, — сказал незнакомец, — у меня последний заряд вышел.

— А у меня так — полно, — сообщил Клещ с усмешкой. — Ходи сюда, ваше благородие, погутарим.