вырубить ближайших монахов вместе с Мартой... Но у противоположной стены под окнами стояли еще человек пять в черных скафандрах. Они держали плазмометы наготове и не упустили бы случая поквитаться со мной. Ведь я же кинула систему! И украла Борма. В глубине души я надеялась, что он далеко. И наматывает световые годы на штурвал пронзающего космос корабля. Пускай хоть он поживет... Но это были лишь мечты.
В одно мгновение все изменилось. Огромное окно под потолком взорвалась тысячью сверкающих огней. Они посыпались осколками на головы монахов, а в следующий миг через окно ввалился, взламывая стену, гиперлет с хрустальным воином на борту... Борм не умер. Он просто пошел в сортир! Ближайшие к нам конвоиры среагировали рефлективно и выпустили в голову Эрма заряды плазмы. Но за долю секунды до этого я закрыла глаза… Открыла их и стала мухой. Время загустело, как безжалостный кисель. Пылающие шарики плазмы медленно выплывали из пушек и дрейфовали в направлении головы питерского БОГа. Борм размашисто в голливудски-замедленном режиме крутанул штурвал, чтобы развернуть свою посудину и заутюжить насмерть пацанов с далекого Бетельгейзе. Я рванулась к Эрмитажнику и в последний момент выбила его из-под обстрела. Сгустки плазмы пролетели мимо, врезавшись как огненные фрикадельки в удивленные лица монахов. Несколько мгновений я наблюдала за тем, как их вскипевшие мозги взрывают черепа. И как начищенный паркет и старинные миниатюры на стенах заливает кровь. А Эрмитажник в это время летел в объятия Борма. Нарушая все законы гравитации после моего пинка. Но праздновать победу было рано! Потому что Марта и еще один монах врубили концентрацию кун-шу и превратились в злобных черных мух.
Они набросились на меня как демоны! Я еле успевала отражать безумный шквал ударов и подсечек, чудом избегая дерзких выпадов, каждый из которых мог лишить меня руки, ноги или даже сердца. Мы как молнии перелетали от окна к окну. Легко перемещаясь по стенам, по потолку… Монахи наседали. Марта попыталась вырвать мне глаза. Ее перчатки с титановыми когтями оставили глубокие борозды на гермошлеме. Но я была тоже не пальцем деланная. Проскользнув мимо темнокожей стервы я вплотную подобралась к ее напарнику, провела молниеносный захват… И вот уже я сжимаю его под корень вырванную руку. Парень завопил от боли и ринулся жестоко мстить. Но преимущество было на моей стороне. Оторванная конечность - грозное оружие. Я раскрутила ее штопором и обломок плечевой кости, разбив прозрачное забрало гермошлема, как острый шип вонзился в глаз монаха. Он словно оказался в песне «Colder». В моем любимом первом куплете. Марта в это время пыталась проломить мою грудную клетку. Ловким ударом ноги я зафутболила челюсть мулатки в гребаную даль. Даром, что она была в скафандре. Марта завизжала, как свинья на скотобойне. Сучка не отрубила громкую связь, и у меня чуть не лопнули уши. Кровь лилась рекой. Отважный Борм утюжил врагов гиперлетом. Эрмитажник подобрал бесхозный бластер и метко поджаривал тех, кого хрустальный кот еще не раздавил. А мы в это время дрались под потолком. Три молнии, едва уловимые взглядом в быстроте ураганного боя. В конце концов напарник Марты отдал богу душу… Сверхзвуковой поворот головы на триста шестьдесят градусов размолол его шейные позвонки в космическую пыль. После этого парень навеки проклял день, когда решил познать все таинства кун-шу, закинул ранец за спину и отбыл в мир иной.
Еще один удар ноги отправил обессиленную Марту в коридоры Большого дворца, считать пробитые стены комнат. Долетев до библиотеки она отрубилась под горой бесценных фолиантов. Я слышала, как на нее валились стеллажи. Какое-то время они грохотали вперемешку с отчаянным матом мулатки. Потом все стихло. Ни одного живого монаха в зале не осталось. Хотя теперь он больше походил на цех по производству фарша! Мертвецы устилали паркетный пол. Сломаные кости торчали из трупов. Все кругом заливала кровь. Мы упали в гиперлет и попрощались с моим уютным домом. Борм дал газу и снежно-белая капсула корабля рванулась в небо через последнее уцелевшее окно... Оно взорвалось брызгами стекла в лучах заката. Значит снова сдохнуть не судьба. Ну ладно. Может даже… Жаль.
13.
«Привет, Смерть! У нас тут такие замесы начались, что я уже в глубоком шоке. Я всегда подозревала, что у бледно-розовых мозги набекрень. Но никогда не думала, что настолько. Ощущение такое, что они вообще с головой не дружат. А если дружат, то по большим праздникам! Ито не по всем… Восьмое марта и Новый год - стабильно, остальные - «как попрет». Ну а про людоедов я вообще молчу. Не волнуйся, они нас не съели! Хотя пытались… Но увы и ах. Увидеть седого бога на фоне миллиона звезд как видно не судьба. Мы не достойны... Да и хрен с ним. Зато живы! Все Окей конечно тот еще пророк. Такое шоу замутил - индейцы майя отдыхают.
Он завалился к нам в сарай под вечер весь такой румяный и счастливый. И поздравил нас всех с Днем Большого Перехода. Сказал, что первой зажарят Куклу Банш. И это просто охренительная честь. Вот свезло, так свезло! Первая жертва всегда идет на стол пророка. Любой из людоедов за такое бы душу продал. Те, кого съедает пророк, сразу попадают в рай! И Вечер выкуривает с ними священную трубку зелья. Но мароеды не едят друг друга. Они, как проклятое племя глашатаев воли божьей, посланы на Землю нести свет и отправлять избранников в объятья бога. Всех, кроме себя! Путем съедения конечно. И все их ненавидят. Считают извращенцами. А они всего лишь отправляют хороших девочек и мальчиков к Деду Морозу.
Приспешники Все Окея видели, что в бытовухе мы тусуем без скафандров. И это упростило весь процесс. Мароеды были счастливы безмерно. Потому что мы подарили им возможность провести Ритуал Перехода так, как описано в древних книгах. Слово в слово. Хотя поесть нам все равно не дали... Сволочи... Но зато дали выпить! В честь праздника. С голодухи водочка вставила так, что просто офигеть! И я даже нашла какой-то первобытный кайф в созерцании дикой пляски двух десятков пьяных космонавтов вокруг зеленого ритуального круга. Понятно - нас не развязали. А поили словно детишек из бутылочки. Я сказала Все Окею:
- Эй… Ты что, как не пацан?! Мы с тобой вчера чуть не трахнулись по пьяни, а ты даже развязать меня боишься!
Он ответил:
- Да, боюсь! Ибо наслышан... Как ты одна полицейский патруль положила. Мы не питекантропы, радио тоже иногда включаем. За каждого из вас миллион галактов дают. А за тебя - два! Даже за мертвую. И в скобочках советуют: небесно-голубую бабу валить обязательно. Так что теоретически мы уже тут все миллионеры.
- Ну и сдал бы нас легавым… Церковь бы построил. А то как бомжи тусуетесь по чужим сараям.
- Точно, офигенный план! Спасибо, вкусняшка… Но не любит нас полиция. Не знаю почему. Мы ведь только добро несем! И еще ни одного муниципала не отправили в ад. А только в рай...
- Зачетная вера! Правильно, хватит им по свалкам мародеров гонять. Пускай у Вечера молодильные яблоки стерегут.
- Да нет у него там яблок. Только звезды, бесконечная трубка голландского самосада и грустная телка, до боли похожая на Лауру Лион. Которой он впаривает истории про наш безумный мир.
- Круто… Я уже сама к вам хочу! Я просто обожаю Лауру Лион. Возьмите меня к себе! И развяжите.
- Ага… Сейчас! Вот только отбежим на пару километров. А то жить так захотелось, просто мочи нет.
- Козел ты, Все Окей. Иди, убей Баншиту! Она на алтаре вся извелась. Водяра отпускает. Скоро все это будет уже не так смешно.
Кукла Банш лежала на мраморном алтаре в центре зеленого фосфорного круга. Ну может алтарь был и не мраморный... Может это был обычный холодильник из фермерской кухни наполовину вкопанный в землю? В сущности: какая разница? Главное, что он служил алтарем. Баншита лежала на нем абсолютно обнаженная. Из одежды - только ремни, стягивающие запястья рук и щиколотки ног. Она была такая вся намазанная ритуальным кремом и жутко сексуальная. Эх, Смерть… Я прямо чувствую, как скрипят от ревности твои суставы. И сверкают яростью глаза… И сжимаются твои дрожащие от злобы кулачки. Да