запланировано, почему он не сказал об этом раньше? Думаю, он просто хочет сбежать от всех неприятностей.

— Я не удивлюсь, если так, — сказал Ричард сухим тоном.

Она повернулась к нему, протянув обе руки.

— И ты ввязываешься в это, хотя и не обязан. У тебя нет ни малейших перед нами обязательств. Я никогда этого не забуду.

Он крепко сжал ее руки на мгновение и тут же отпустил их. Очень легко зайти слишком далеко и все испортить. Ей сейчас были нужны просто дружба и поддержка и чувство, что рядом есть кто-то, кто ее не подведет. По крайней мере, ему удалось пробраться к ней через эту холодную сдержанность. С безмятежностью, за которой, однако, скрывалась серьезность, он сказал:

— Итак, я здесь намерен остаться. Ты можешь на меня рассчитывать.

Взгляд, который она обратила на него, был полон тревоги.

— Ричард, не надо! Есть кое-что... о чем ты не знаешь.

— Полагаю, ты обо всем расскажешь мне.

— Не думаю.

Он положил руку на ее плечо.

— Ты можешь рассказать мне все. Разве ты не знаешь этого? Уверен, что знаешь, — он убрал руку, но продолжал говорить тем же тихим, проникновенным голосом. — Нет ничего, чего бы ты не могла мне рассказать, и нужно сделать самую малость — подобрать слова. В то время как большинство людей отгораживаются друг от друга стенами, у нас с тобой есть окна. Я понял это, когда шел по коридору в том поезде. Я только на мгновение увидел твое лицо и не думаю, что ты вообще меня тогда заметила, по крайней мере, не было похоже, чтобы ты заметила. Но именно в это мгновение я успел узнать о тебе больше, чем знаю о людях, с которыми знаком всю жизнь. Мы с тобой словно на одной волне, и тут уж ничего не поделаешь, моя дорогая. Ну как, теперь ты расскажешь мне, что тебя тревожит, и позволишь сделать все, что в моих силах, чтобы помочь тебе?

Она продолжала молча смотреть на него. Тревога застила ее взгляд. Он внезапно осознал, как красивы ее глаза сейчас — большие и глубокие, но ее взгляд разрывал ему сердце. Он сказал:

— Если есть что-то, что касается тебя, то это касается и меня тоже. Если это касается и Инны тоже, я не стану выспрашивать больше, чем ты захочешь мне рассказать. Ну, откроешь мне теперь, что у тебя на сердце?

В ответ на почти незаметное движение, означавшее «да», он сказал:

— Вот и хорошо. Теперь иди сюда и присядь. И просто помни о том, что обычно все не так плохо, как кажется на первый взгляд.

Они уселись на старую, с потертой обивкой, но удобную кушетку Мартина Брэнда, с широким сиденьем и глубокой мягкой спинкой. Мэриан откинулась на подушки и подумала о том, как это чудесно, когда есть кто-то, желающий помочь, и как просто позволить ему сделать это.

— В чем дело? Если в плаще, то ты ведь не думаешь, что миссис Вулли не проболталась об этом, правда?

У нее невольно перехватило дыхание. Она сцепила руки, но сумела совладать со своим голосом.

— Что она сказала?

— Что твой плащ нашли висящим на спинке скамейки на террасе, с которой упала Хелен Эдриан. Но я уверен, что ты его там не оставляла.

Она отрицательно покачала головой. Ее ясные глаза смотрели в его лицо.

— А Инна?

После паузы она сказала:

— Нет.

— Может, его забыли на пляже после пикника? Ты сидела на чем-то вроде плаща, ведь так?

Она подумала: «Он все подмечает». А вслух сказала:

— Нет, мы его не забыли. Ты же сам его забрал.

Он сказал:

— Действительно! — и они обменялись мимолетными доверительными улыбками. Потом он рассмеялся: — Я занес его в дом и повесил в том коридоре, откуда дверь ведет на другую половину. Ты ведь там его держишь, да?

— Да.

— Кто угодно мог взять его оттуда.

— Дверь была заперта.

— То есть, Хелен Эдриан не могла его взять?

Она повторила:

— Дверь была заперта на засовы. На ней с нашей стороны есть большие засовы. И они всегда задвинуты.

— То есть, тот, кто взял пальто, живет на этой половине?

— Полиция так и скажет.

Он предположил:

— Думаю, они оставят это без внимания, подозревая Феликса Брэнда.

Она покачала головой.

— Сержант уже спрашивал меня насчет плаща, чтобы узнать, как он там оказался. Он опросил нас всех, и все мы сказали, что не знаем.

Ричард сказал рассудительным тоном:

— Итак, должен заметить, что, если кто-то тут лжет, так это Сирил.

Она сказала:

— Зачем ему брать мой плащ?

— Я не знаю. Не знаю, зачем это могло кому-то понадобиться, но кто-то же его взял. Это могло произойти случайно, но возможно, за всем этим кроется чей-то умысел.

— Что ты хочешь этим сказать, Ричард?

— Я хочу сказать, что кто-то мог взять плащ, потому что он был ему нужен, а твой оказался под рукой. Или же его могли взять именно потому, что он был твой, чтобы навлечь на тебя подозрения и отвести их от кого-то еще.

— Это... ужасно.

— Да.

— Ричард, есть еще кое-что.

— Я так и знал. Что именно?

Она медленно проговорила, делая паузы чуть ли не после каждого слова:

— У меня есть... сине-желтый шарф... квадратной формы... чтобы повязывать на голову. Здесь очень ветрено... ветер раздувает волосы. Я купила его в Фарне... на следующий день после приезда... он очень симпатичный и яркий. Он висел в коридоре... вместе с плащом. Сержант захотел посмотреть... где я храню плащ... и я ему показала. Шарф висел там... на крючке... он снял его и рассмотрел. Он спросил... не мой ли это платок. Я ответила, что мой. А потом он протянул его мне... чтобы я посмотрела... — ее пробрала сильная дрожь. Она сказала: — Он был... в пятнах...

— Крови?

— Да.

Какое-то время он сидел неподвижно, нахмурившись и задумавшись, сконцентрировавшись только на своих мыслях, отрешившись от эмоций. Потом произнес:

— Твой шарф, испачканный и возвращенный на место. Это доказательство того, что кто-то хочет втянуть тебя в это грязное дело.

Ее губы беззвучно шевелились. Он едва прочел слова по губам.

— Разве только... они не знали...

— Ты хочешь сказать, человек, надевавший платок, мог повесить его обратно, не зная, что тот в крови. Как он был испачкан — слегка?

— Нет, ужасно сильно.