Трудоёмкость задачи планирования сокращается в тысячи или даже в миллионы раз. И с ней может справиться единый центр.

Советская экономика являла чудеса в предвоенный период, когда создавалась промышленная и сельскохозяйственная база, в конечном счёте обеспечившая нашу армию всем необходимым. Советская экономика во время войны была непостижимо эффективна. Располагая существенно меньшими ресурсами, чем одна Германия, не говоря уж об объединённой Европе, мы тем не менее смогли произвести гораздо больше оружия и боеприпасов.

Но советская экономика забуксовала в мирное время, практически сразу же после восстановления разрушений, причинённых войной. Одна из причин этой пробуксовки — не единственная, но достаточная, чтобы объяснить всё, что с нами потом происходило — рост числа названий производимой продукции.

Но есть ещё одна причина. Жизнь не сводится к расчёту. Один из лауреатов Нобелевской премии по экономике — Фридрих Август Августович фон Хайек — помимо прочего показал: основная часть информации, необходимой для принятия экономических решений, появляется только в процессе экономической деятельности и принципиально не может быть определена заранее. Пока кто-то не рискнёт сделать торт «Птичье молоко», никто — в том числе и сам рискующий — не может знать, что этот торт понравится столь многим.

Эта принципиальная неопределенность приводит не только к тому, что систему уравнений планов производства нельзя решить в разумные сроки. Главное — эту систему невозможно построить заранее, до самого производства. Её приходится непрерывно перестраивать по мере работы. Если бы каждый из нас мог докладывать в некий единый центр обо всех своих изменениях во вкусах и предпочтениях и обо всех своих свежих идеях, центру пришлось бы пересчитывать план производства по меньшей мере ежедневно. А ведь даже в теоретически идеальном случае сбалансированный план вычисляется за годы, а оптимальный — за миллионы лет. Да и сам этот идеальный случай невозможен. Невозможен именно потому, что мы в принципе не можем располагать заранее всей информацией, необходимой для нашей же деятельности.

Это порождает множество сложностей. Одна из них — экономические кризисы, неизбежные именно потому, что принимать решения приходится в условиях неопределённости, и какие-то из этих решений обязательно оказываются ошибочными. Причём принципиально невозможно, так сказать, размазать эти ошибки ровным слоем по всей экономической активности. Какие-то направления активности неизбежно кажутся привлекательнее для многих людей. Соответственно там концентрируется больше усилий. Даже если в этой экологической нише мог разместиться один производитель, для десятка она оказывается избыточной. Отсюда так называемые кризисы перепроизводства — наиболее частый, хотя и наименее разрушительный из всех типов кризисов.

Есть и другие источники ошибок. Фон Хайек показал: в экономике принципиально невозможен более надёжный носитель информации, нежели деньги. Любая попытка заменить деньги какими-то другими средствами передачи и анализа информации может дать локальный выигрыш, но в стратегическом плане — в масштабах всего рынка и на долгих промежутках времени — любая из этих локально выигрышных стратегий даёт крупный проигрыш по сравнению с обычной рыночной экономикой, основанной на деньгах.

В частности, всевозможные методы управления экономикой при помощи вброса в неё денег, ещё в 1920-х годах предложенные Джоном Мейнардом Джон-Невилловичем Кейнсом и с тех пор многократно усовершенствованные его учениками, в стратегическом плане опасны. Они искажают переносимые деньгами сигналы. Вброс лишних денег порождает большой спрос, но обеспеченный лишь формально. То есть в обмен на усилия производителей запрошенной продукции её потребители не могут дать адекватного своего продукта — они могут дать только ничем не обеспеченные деньги.

Нынешний кризис, как я уже не раз говорил, происходит как раз из избытка денег, из инфляции. То есть в конечном счёте — из нарушения завета фон Хайека. Более того, сейчас для лечения болезней, порождённых кризисом, в экономику вбрасывается с каждым днём всё больше денег. И перекосы растут.

Того и гляди, под грузом лишних денег рухнут целые отрасли, не говоря уж об отдельных производителях. Тогда ассортимент производства в целом скукожится до размера, допускающего полный расчёт из единого центра. И о потребительских предпочтениях, чью важность так живописал Хайек, можно будет забыть по меньшей мере до тех пор, пока прямое управление не сформирует новую структуру экономики. Стоит ли доводить до таких крайностей?

Несколько слов об ограниченности возможностей информационных технологий в экономике.

Каждое новое техническое достижение обещает несравненно больше, чем даёт фактически. Илья Арнольдович Файнзильберг, более известный как писатель Илья Ильф, писал: «В фантастических романах главное это было радио. При нём ожидалось счастье человечества. Вот радио есть, а счастья нет».

Ещё в середине 1960-х знаменитая фирма «Международные деловые машины», которую мы чаще называем сокращённо «IBM», начала выпуск компьютеров общего назначения, равно пригодных и для научно-инженерных расчётов, и для экономических. До того машины так или иначе специализировались под конкретную сферу применения, а тут появилась техническая возможность создать машину, достаточно производительную на любых задачах. Пошла первая волна массовой эйфории «вот сейчас мы компьютеризируем офис и всё у нас будет в полном порядке».

Но в 1970-х годах автор и руководитель проекта Общегосударственной автоматизированной системы управления народным хозяйством СССР — сокращённо ОГАС — великий математик Виктор Михайлович Глушков подсчитал: а сколько, собственно, нужно арифметических действий для решения экономических задач. Если не вдаваться в мелкие технические тонкости, то задача балансировки плана производства — система линейных уравнений. Число действий, необходимых для решения такой системы, примерно пропорционально кубу числа самих уравнений. А каждое название товара или детали (вплоть до отдельных винтиков), чьё производство необходимо запланировать, даёт отдельное уравнение.

Строго говоря, в уравнениях планирования очень большая часть коэффициентов нулевая. Поэтому показатель степени в формуле времени решения такой системы — примерно два с половиной.

Когда Глушков в 1976 году впервые опубликовал эти свои рассуждения, общее количество наименований изделий и деталей в Советском Союзе как раз перевалило за два десятка миллионов. Отсюда несложно подсчитать: весь тогдашний вычислительный парк всего мира не справился бы с задачей балансировки плана для Советского Союза и за тысячу лет.

Но ведь нам надо не только балансировать, но ещё и оптимизировать. То есть из множества разных вариантов производственного плана выбрать наилучший. А тут тоже появляется немалая сложность. Другой великий советский математик Леонид Витальевич Канторович получил Нобелевскую премию за то, что нашёл методы оптимизации некоторых частных видов задачи планирования. В общем же случае ради оптимизации надо, грубо говоря, решить ещё столько систем уравнений, сколько уравнений есть в самой системе. Поэтому к показателю степени в формуле числа действий, нужных для решения системы уравнений, добавляется ещё единица. Соответственно получается показатель степени три с половиной. Это значит: даже весь нынешний вычислительный парк всего мира справится с задачей планирования производства для СССР образца 1976 года за ту же тысячу лет.

А ведь мир не стоит на месте. Даже наша страна сейчас далеко не такова, какова была в семьдесят шестом. При всём очевидном сокращении многих направлений производства реальная номенклатура изделий выросла во многие десятки раз. Значит, время, необходимое для построения оптимального плана, выросло во многие тысячи раз.

Если же не решать полную задачу оптимизации, то скорее всего наступит беда. Как показал тот же Канторович, поверхность отклика, где ищется оптимум решения экономической задачи, очень неровная. Пики в ней соседствуют с громадными провалами. Если задачу решать приближённо, то с почти полной