Я качу туда, где стоят барьеры, установленные для того, чтобы катающиеся не выезжали на тонкий лед. В середине — прорубь, видно, как на зазубренные края выплескивается темная вода.

— Это ты куда-то исчезла вчера ночью, — объясняет Себастьян. В его голосе звучат самодовольные победные нотки.

Я смотрю на него со смешанным чувством удивления и злорадства.

— Я тебя везде искал. А потом Лали сказала, что ты ушла. Да-да, Кэрри, — говорит он, качая головой. — Это было невежливо.

— А танцевать с Донной ЛаДонной было вежливо?

— Мы же просто танцевали. Именно за этим люди и ходят на дискотеку.

Себастьян достает из внутреннего кармана кожаной куртки пачку сигарет.

— Без сомнения. Но они не танцуют со злейшими врагами их девушек. К тому же она украла мою одежду!

— Кэрри, — говорит он терпеливо. — Донна ЛаДонна не крала твою одежду.

— Тогда кто это сделал?

— Лали.

— Что?

— После того как ты исчезла, я долго разговаривал с ней, — говорит Себастьян, зажав сигарету между большим и указательным пальцами и закуривая. — Она хотела пошутить.

Меня снова начинает мутить, даже сильнее, чем раньше, так как холодный воздух не помог мне справиться с похмельем.

— Не злись. Она боялась сказать, потому что ты приняла все так близко к сердцу. Я ей сообщил, что собираюсь тебе все рассказать, а она просила, чтобы я этого не делал, так как боялась, что ты разозлишься.

Он берет паузу, делает еще несколько затяжек, а затем выкидывает сигарету в прорубь с темной водой. Попав в воду, окурок шипит, как испорченная петарда, а потом его затягивает под зазубренный ледяной край.

— Мы с ней знаем, какая ты чувствительная.

— Так я чувствительная?

— Ну, конечно. Учитывая, что случилось с твоей мамой…

— Лали с тобой и о моей матери разговаривала?

— Нет, защищается Себастьян. — Ну, возможно, пару раз она об этом упоминала. Но какая разница? Все знают об этом…

Чувствую, меня снова стошнит. Только маму не нужно приплетать. Не сегодня. Я не выдержу. Не говоря ни слова, я беру щепку и бросаю ее в прорубь.

— Ты плачешь? — спрашивает Себастьян с сочувствием, разбавленным долей иронии.

— Нет, конечно.

— Плачешь.

В голосе его звучит уже почти ликование.

— На людях ты ведешь себя хладнокровно, словно тебя ничто не тревожит, но наедине с собой ты не можешь смириться. Ты — романтик. Тебе нужен кто-то, кто будет тебя любить.

Меня, кажется, и так все любят? Я собираюсь сказать это, но что-то в его голосе останавливает меня. Наряду с состраданием в нем присутствует оттенок враждебности. Я не могу понять, то ли он предлагает мне любовь, то ли насмехается над моими чувствами?

Я не знаю, что сказать. Мне кажется, я навсегда запомню, как он выглядит в этот момент, именно потому, что не могу понять его намерений.

— Зачем, — наконец спрашиваю я. — Зачем Лали красть мою одежду?

— Потому что ты ее достала.

— Каким образом?

— Я не знаю. Она сказала, что между вами розыгрыши — обычное дело. Рассказывала, как ты дала ей слабительную пастилку перед соревнованиями.

— Нам тогда было двенадцать лет.

— И что?

— В смысле?

— Теперь ты захочешь, чтобы мы больше не встречались? — внезапно спрашивает Он.

— О боже…

Я натягиваю на лоб вязаную шапочку. Так вот зачем он сегодня пришел с утра ко мне домой. Вот зачем позвал на каток. Он хочет разорвать отношения, но боится делать это, поэтому подстроил все так, чтобы я сама их прекратила. Вот почему он танцевал вчера с Донной ЛаДонной. Он будет вести себя все хуже и хуже, пока у меня не останется выбора.

Нет, я и сама об этом размышляла последние двенадцать часов. Пока я танцевала с Уолтом и Рэнди в клубе, мысль о том, чтобы «послать ублюдка» уносила меня в стратосферу, как реактивный двигатель — ракету, и от возможности расстаться с Себастьяном меня накрывала волна беззаботной эйфории. Я танцевала все быстрей и быстрей, скидывая с себя бремя вчерашнего вечера. И в атмосфере непрекращающегося карнавала, среди полуголых танцующих мокрых тел, сверкающих и светящихся, как ночные насекомые, мне было весело и хорошо.

«Пошел ты, Себастьян!» — кричала я, подняв руки над головой, словно одурманенный фанатик во время мессы. И Рэнди ходил возле меня с гордым и значительным видом, повторяя: «Дорогая, у всего есть свои причины».

Но сейчас я не так уверена в своих чувствах. Действительно ли я хочу расстаться с ним? Мне будет его не хватать. И конечно, без него будет скучно. Невозможно расстаться с чувствами за один день. А может быть — ведь вполне может быть — именно Себастьяну сейчас страшно. Возможно, для него нестерпима мысль о том, что он разочаровал девушку, что не был достаточно хорош, и он старается оттолкнуть меня, прежде чем я пойму, что он — не тот самый невероятный, особенный парень, которым он хочет казаться. Когда он сказал, что внешне я хладнокровна, а внутренне жажду любви, возможно, он сказал это не обо мне. Может быть, таким образом он не прямо, но говорил о себе.

— Не знаю. Я что, должна решить прямо сейчас? — говорю я и, сдвинув шапочку на затылок, смотрю вверх на него.

Наверное, я сказала именно то, что нужно, потому что он смотрит на меня и смеется:

— Ты сумасшедшая.

— Как и ты.

— Ты уверена, что не хочешь порвать отношения со мной?

— Только потому, что ты уверен в том, что я хочу. Я не так проста, Знаешь ли.

— Да, я знаю, — соглашается он.

Себастьян берет меня за руку, и мы катимся через пруд.