она вздохнула и пожаловалась, что музыка утомляет. Маму утомляло все: обеды, завтраки, дни рождения, другие дети, ее дети, папино отсутствие, папино возвращение домой. Иногда она казалась отдельной непроницаемой вселенной, и трудно было угадать, что ей нравится. Судя по всему, больше всего ей нравилось, когда мы оставляли ее в покое.

Еще маме очень нравилась мода. Я любила просматривать ее журналы, вырезать самые красивые, на мой взгляд, картинки и дарить ей. Иногда она даже аккуратно складывала вырезку и убирала в сумку.

— Начинаешь соображать, — хвалила она, и меня распирало от гордости.

Но в этот вечер мама была недоступна.

— А почему они покупают папины пластинки? — не унималась я.

— Не знаю, — последовал рассеянный ответ. Наморщив нос, она внимательно изучала какой-то снимок. — Видят его по телевизору.

— А сюда пришли потому, что любят его?

— Сюда пришли потому, что он их вдохновляет.

— Что значит «вдохновляет»?

— Это значит, что он уводит их в другое место.

— А в какое?

Мама устало вздохнула:

— Смотри и слушай. Сейчас все поймешь. Зазвучали ударные, потом вступила бас-гитара, и из густого дыма на сцене материализовался папа. Поначалу он не был похож на себя — глаза обведены черным, обычные джинсы уступили место серебряным штанам. Серебряные штаны? Что ж, дело было в девяностых. Человека с микрофоном можно было принять за астронавта на Луне. Но потом я узнала походку: папа всегда ходил, чуть подпрыгивая, как будто на цыпочках, словно радуясь жизни. Толпа завопила. Я закрыла уши ладонями. Никогда не слышала ничего подобного.

На гигантских экранах появилось папино лицо. Со лба стекали ручейки пота, волосы тоже намокли. Нестерпимо хотелось помочь, пожалеть, вытереть пот. А еще очень хотелось, чтобы он посмотрел на меня и помахал.

— Папа! — во все горло завопила я и принялась отчаянно размахивать руками.

Лидия и Эшли тоже закричали. Но папа даже не взглянул: как будто и не знал, что мы в зале.

Все до единой песни мы помнили наизусть, и все же сейчас они казались совсем другими: на сцене папа отдавал людям душу. Мама сказала правду: чудо действительно происходило. Пространство раздвигалось. Глубокий, с характерной хрипотцой голос спорил с гитарами и разносился по залу. Папа пел о любви и сердечной боли, о нежности и печали. Теперь я понимаю, что темы вряд ли могли потрясти мир, но исполнение уносило каждого, кто слышал и видел, в заоблачные миры, где жизнь подчинялась мечте. Да, он действительно брал слушателя за руку и властно вел за собой в царство грез. О, как же я любила своего папу, как им гордилась!

Увитый плющом бутик Фреда Сегала располагается в милом моему сердцу районе Лос-Анджелеса, на углу Мелроуз и Кресент-Хайтс, в лабиринте стильных и дорогих улочек. Я очень люблю этот остров красоты и изящества в центре огромного шумного города. Люблю запах хорошей дорогой кожи, прекрасную одежду, дизайнерские сумки с хрустящей папиросной бумагой внутри. Люблю стук каблуков по дубовому полу, характерный металлический звон снимаемых с перекладины вешалок, невозмутимость услужливых элегантных консультантов, нежное позвякивание ожерелий и колье. Люблю, когда стилисты очаровательно улыбаются и приглашают к новым коллекциям, свежим образам, оригинальным линиям. Да, неожиданный удачный фасон способен сразить меня наповал. Признаюсь: я страдаю от зависимости — обожаю все модное. Но разве кто-нибудь сможет устоять против полета дизайнерской фантазии, буйства цветов, своеобразия фактуры, атмосферы красоты и стиля?

Ну, а потом, всласть надругавшись над кредитной карточкой, можно отправиться в маникюрный салон, а оттуда в кафе, на встречу с чашечкой капуччино.

Не понимаю, что заставляет людей ездить за покупками в другие места. Сегодня бутики работают до девяти. Тэкери сдан на попечение няни, Адам, как всегда, допоздна на студии, а я встречаюсь в кафе с Лиззи и Беллой.

Каждой женщине необходимы подруги. Да, разумеется, следует иметь не меньше трех жакетов от «Прада» и постоянную маникюршу, которую при случае можно назвать собственной, но не менее важно наличие подруг. Две — абсолютный минимум, поскольку функции диаметрально противоположны: одна — чтобы было с кем посмеяться, а вторая — в качестве плеча, на котором можно поплакать. Я уже говорила, что с Лиззи мы дружим с раннего детства. Порой хулиганка сводит меня с ума, но жизни без нее я не представляю: она ведь постоянно рядом. Белла — настоящая подруга. Иногда кажется немного суровой. Или старается такой казаться. Я перед ней в долгу, потому что после ухода Бретта она оказалась рядом и оставалась рядом в самое трудное время. Отвезла меня к доктору и завела речь об антидепрессантах. Навещала, веселила забавными подарками и милой болтовней. Буквально за руку провела через развод, а потом вытолкнула в жизнь, в реальный мир.

Лиззи сегодня тратит без оглядки. Моя школа: я уже успела приобрести два умопомрачительных топа от Роберта Родригеса.

— Главная задача — поразить Кэмерона! — уверенно заявляет Лиззи в ответ на изумленные возгласы: фирменные бумажные пакеты едва помещаются вокруг ее кресла.

— Покажи, что купила. — Она сует нос в мои сумки. — Класс! Хочешь посмотреть, что выбрала я?

Вытаскивает покупки, тут же обматывает шарфики вокруг шеи, прикладывает к стройной фигурке платья, юбки и блузки.

Вот за что я люблю Лиззи. Девушка в полной мере понимает важность хорошей одежды. А тратит еще смелее и экстравагантнее, чем я, и тем самым облегчает угрызения совести.

— Кэмерон позвонил? — уточняю я.

— Еще нет, но обязательно позвонит. — Лиззи лукаво улыбается.

— Откуда ты знаешь?

— Просто знаю. Вчера мы так хорошо друг друга поняли. Как будто он тот самый… — Она рисует в воздухе причудливую фигуру. — Спорим, он возьмет меня в следующий фильм! — гордо заявляет Лиззи.

Белла молча воздевает глаза к потолку. Она любит Лиззи ничуть не меньше, чем я, но типично английское чувство юмора порой граничит с высокомерием. В отличие от непрактичной Лиззи Белла трезво смотрит на жизнь. Она очень рано осталась сиротой — родители умерли, когда Белла была еще подростком, — и потеря отозвалась изрядной долей цинизма. Выросла она в чужих семьях, но, к счастью, это обстоятельство не остановило полета фантазии и не лишило уверенности в себе. Увидев объявление о вакантном месте няни в Голливуде, она получила работу и приехала сюда. Случилось так, что няня требовалась в дом Стивена Шо, где работала и я.

Отлично помню нашу первую встречу. В свои восемнадцать лет Белла выглядела очень решительной и смелой.

— О да, комната меня вполне устраивает, — беззаботно заявила она, едва приехав. Красавице няне, которая только что явилась из Англии, отвели одну из лучших спален в особняке. Ничего подобного она, разумеется, в жизни не видела, однако признание считала ниже собственного достоинства. На мой взгляд, типичное проявление снобизма.

Белла мне понравилась ироничным, даже грубым отношением к начинающим старлеткам. Отношение не изменилось и сейчас: циничная особа даже не считает нужным скрывать презрение к хлопотам Лиззи.

«Зачем пополнять и без того многочисленные ряды?» — часто говорит она. Ирония заключается в том, что ей самой не раз предлагали работать моделью. И ничего удивительного: Белла необыкновенно красива, причем красота достается ей даром, без малейших усилий.