ночь. В свое время единогласно решили воздвигнуть на берегу Москвы-реки храм Христа-спасителя. Потом так же единогласно решили снести его.

Да, собрания — великая сила. Особенно хороши они тем, что любой присутствующий может выйти на трибуну и под стенограмму, где записывается каждое слово, сказать все, что он думает. И ничего за это не будет!..

Алевтина достала из ящика письменного стола табличку «Закрыто на учет», укрепила ее на входной двери и изнутри заперла дверь на ключ.

Все было готово.

С первым вопросом — о соревновании с «Буревестником» — расправились в два счета.

— Переходим ко второму вопросу повестки дня, — объявила Алевтина.

Но вдруг, нарушив тишину, кто-то забарабанил в дверь. Ретушер Петя — он сидел ближе других к выходу — отправился на разведку.

— У нас учет! — вежливо объяснил он незнакомцу, который высаживал дверь. — Для чего вывеску-то повесили?

— А мне плевать! — ответил грубиян. — Я снимался, отдайте карточки!

— Минуточку! — сказал ему Петя и пошел советоваться:- Какой-то бандит явился за фотографиями!

— Перерыв на десять минут! — нашелся Кирилл Иванович. — Разойдись!

Сотрудники разбежались.

Алевтина открыла дверь и увидела нареченного.

— Что у тебя тут за порядки? — сказал Калачев вместо приветствия. — Не достучишься к вам.

— У нас учет! — растерялась Алевтина.

— Непохоже! — Иван Степанович с видом знатока огляделся по сторонам. — Когда учет, кругом беспорядок! Я за карточками пришел и на тебя поглядеть заодно.

— Ваша квитанция! — сухо попросила Алевтина.

— Держи!

Алевтина порылась в ящике, где лежали готовые снимки, достала нужный конверт и протянула его Ивану Степановичу.

— Пожалуйста! — сказала Алевтина. — Все?

— Дай рассмотреть-то. — Иван Степанович раскрыл конверт и вынул фотографии. — А что? Фотогеничный я… В кино могу сниматься, — пошутил он, и сам рассмеялся. — Очень даже я симпатичный на карточке…

— Может быть, вы полюбуетесь дома, мне очень некогда!

— Вот ты мне грубишь! — укоризненно сказал Калачев. — А я тебе фотографию собираюсь подарить. С надписью!

— В другой раз! Ну, например, вечером! — только для того, чтобы сплавить ухажера, Алевтина приносила себя в жертву. — Я согласна встретиться.

— Авторучку давай! — приказал Калачев.

В приемной, как бы невзначай, появились сотрудники и недвусмысленно смотрели па докучливого посетителя.

— Что это они на меня уставились? — удивился Калачев, держа в руках перо и собираясь надписать фотографию. — Ага, вон оно, в чем дело! — Надо бы случиться тому, что в этот момент он увидел объявление. — Соревнование! — прочел Иван Степанович. — Это хорошо, правильно! Второй вопрос — персоналка… Это кто же такой Орешников?

— Фотограф, — Алевтина отвечала сквозь зубы.

— А что он натворил?

— Какое вам дело! — вмешалась Лидия Сергеевна, у которой сдали нервы. — Вы нам мешаете, товарищ! Вы получили фотографии? Претензий нет? И не задерживайте нас!

Калачев даже привстал.

— А ты кто такая есть?

На подмогу к Лидии Сергеевне бросился Юра:

— Товарищ, не безобразничайте! Уходите отсюда, а то мы вызовем милицию!

— А ну-ка, дайте мне жалобную книгу! — не растерялся Иван Степанович. — Ишь вы какие!

— Иван Степанович! — на линию огня снова вышла Алевтина. — У нас закрыто! Я обслужила вас из любезности!

— Хороша любезность! Я вас выведу на чистую воду! Где директор?

— Когда закрыто, жалобную книгу не выдают! — сказал ретушер Петя.

— А собрание в рабочее время устраивают? — ехидно спросил Иван Степанович.

На шум в приемную заглянул Орешников.

— А я тебя узнал! — обрадовался Калачев. — Ты меня фотографировал.

— Вы довольны снимками? — с профессиональной вежливостью спросил Владимир Антонович.

— Блеск! — похвалил Калачев. — Ты скажи, кому тут шьют персоналку?

— Мне, — радостно поделился Орешников. — Я десять тысяч выиграл, а им завидно.

— Деньги у тебя хотят отобрать, что ли? — мигом сообразил Иван Степанович, — А ты не отдавай.

— А я и не отдам!

— В чем дело, гражданин? — в приемной появился Кирилл Иванович.

— Дело в том, — четко ответил Иван Степанович, — что я тоже хочу участвовать в собрании! — и обвел всех торжествующим взглядом. — Я тоже член профсоюза!

— Невозможно! — возразил директор. — Это внутреннее дело нашего коллектива!

— У профсоюза, — продолжал куражиться Калачев, — нет секретов от трудящихся! Ты директор, что ли?

— Правильно! — вдруг подал голос Орешников. — Пусть товарищ примет участие!

— Глупости говорите! — сказала Алевтина.

— Алевтина, помолчи! — как муж, прикрикнул на нее Калачев. — Я никому не позволю никаких махинаций! Вывеску повесили «Закрыто на учет», посетителей обманываете, над парнем, — он показал на Орешникова, — измываетесь!

— Они все против меня, — пожаловался Владимир Антонович.

— Все на одного, это не по-честному! — поддержал его Калачев. — Где у вас собрание, ты меня проводи!

И Орешников, взяв под руку нежданного защитника, повел его в павильон.

— Садитесь рядом со мной! — пригласил он.

— Я тебя в обиду не дам, — пообещал Калачев, усаживаясь.

В приемной ошеломленно молчали.

— Их нельзя оставлять наедине! — нервно заговорила Алевтина.

Полотенцев почесал затылок. Ситуация была дурацкая, — совсем не хотелось при постороннем человеке проводить весьма деликатное мероприятие.

Но… в это время Лидия Сергеевна решительно шагнула к павильону.

— Лидия Сергеевна, обождите! — попыталась остановить ее Алевтина.

— Чего ждать? — огрызнулась красивая женщина и скрылась за портьерой.

Это послужило сигналом. Калачев приветливо встретил вошедших:

— Все на месте? Можно начинать? Ничего другого не оставалось.

— Дорогие товарищи! — бодро приступил Полотенцев, покосился на Калачева и покатил по наезженному пути: — Мы живем в такое прекрасное время, когда весь наш город, как один человек, готовится достойно встретить Новый год. На фоне успехов, с которыми мы пришли к этой знаменательной дате, особенно позорным является поведение некоторых ренегатов и двурушников, агентов мелкособственнической идеологии! Они, эти агенты, марают наши ряды.

Полотенцев сел. Орешников многозначительно толкнул Калачева в бок:

— Это он про меня!