— Почему ты идешь с ними? — затрещал в воксе женский голос. Чтобы ответить, Септим должен был переключать каналы вручную при помощи частотной шкалы, встроенной в маленький прибор управления скафандром на левом рукаве. К тому времени, как он нашел нужный канал, женский голос повторил вопрос более обеспокоенно и вместе с тем раздраженно.

— Я спрашиваю, почему ты идешь с ними?

— Не знаю, — ответил слуга. Он уже был позади Астартес и практически бежал трусцой, чтобы не отставать от них. При всей своей пользе фонарь, закрепленный сбоку шлема, испускал лишь слабый поток света в направлении его взгляда. Луч цвета тусклого янтаря вырывался вперед и пронзал тьму, давая столь слабое освещение, что от него практически не было толку.

Световое пятно скользило по изогнутым арками стенам из неотполированного металла, по покрытию палубы; всего через несколько минут оно озарило первое тело.

Хозяин и его братья уже прошли мимо, но Септим замедлил шаг и опустился возле трупа на колени.

— Поторопись, раб, — сказал по воксу один из них. Они спускались все глубже по темным туннелям. — Не обращай внимания на тела.

Септим позволил себе последний раз взглянуть на тело — человеческое, мужское, замороженное в камень в лишенной тепла темноте. Он мог лежать мертвым неделю, мог и сотню лет. Все процессы разложения остановились, когда корабль лишился энергии и оказался открыт космосу.

Словно вторая кожа из хрусталя, все кругом покрывала изморозь, от стен до палубы и измученного лица мертвого мужчины.

— Поторопись, раб, — снова позвал его рыкающий, низкий голос.

Септим поднял глаза, и слабый луч света протянулся во тьме. Он не видел ни хозяина, ни его братьев. Они ушли слишком далеко вперед. Ища их взглядом, он наткнулся на нечто куда более неприятное, однако не сказать, чтоб неожиданное.

Еще три трупа, также окутанные изморозью и окоченевшие, как и первый, накрепко примерзшие к металлическому полу коридора, ставшего их могилой. Кончиками пальцев в перчатке Септим прикоснулся к ближайшей обледенелой ране, и на его лице появилась гримаса, когда он ощутил изломанные кости и красную плоть, неподатливую, как камень.

Он почувствовал, как палуба дрожит под грохотом шагов. Корабль пребывал в вакууме, поэтому шаги приближающегося полубога беззвучно сотрясали пол. Септим снова поднял голову, и луч фонаря осветил доспехи мутного, мертвенного синего цвета, как у порченого сапфира.

— Септим, — произнес в вокс возвышающийся над ним доспех. В темных кулаках он сжимал тяжелый болтер, массивный и древний на вид, слишком большой, чтобы его мог нести человек, и украшенный побелевшими черепами, свисающими на цепях из полированной бронзы. Дуло оружия было выполнено в виде черепа, широко распахнувшего челюсти, будто ствол высовывался из визжащей пасти скелета.

Септим хорошо знал это оружие, ибо это он ухаживал за ним, чинил его и оказывал почести обитающему внутри духу машины. Раб поднялся на ноги.

— Простите меня, лорд Меркуциан.

Раскосые глазные линзы воина осмотрели его спокойным, внимательным взором.

— Что-то не так?

У голоса Меркуциана, была особенность, которая отсутствовала у большинства остальных, и ее можно было услышать даже через вокс. В нечеловеческой глубине и резонансе этого голоса можно было уловить измененные акцентом гласные. Благородное произношение Меркуциана указывало на то, что в юности он получил широкое образование, а также украшало его нострамский.

— Нет, господин. Ничего особенного. Мне стало любопытно, вот и все.

Воин повернулся обратно в коридор.

— Подойди, Септим. Держись рядом. Дополнительный груз тебе не мешает?

— Нет, господин.

Септим солгал, но не слишком. Он тащил на плече тяжелый контейнер с боеприпасами вдобавок к кислородным баллонам за спиной. Она была плотно набита лентами со снарядами к огромной болтерной пушке, которую сжимал в латных перчатках Меркуциан. Воин и сам нес два таких же контейнера, пристегнутых к поясу.

В воксе затрещал еще один голос, также говоривший на нострамском, но каждый слог у него будто оканчивался острым лезвием.

Септим довольно хорошо знал акцент бандитов улья. Он и сам ему выучился, естественным образом переняв интонацию, когда хозяин научил его этому языку. Большинство полубогов разговаривали подобным образом.

— Поторопитесь, вы оба, — пролаял голос.

— Мы идем, Ксарл, — ответил Меркуциан.

Воин пошел впереди, опустив громадное оружие, беззвучно стуча сапогами по палубе. Он перешагнул через трупы, не удостоив их вниманием.

Септим обошел их, отметив, что каждый был начисто выпотрошен страшными ударами. Он видел подобные раны и прежде, но только на голоэкранах, во время биологических демонстраций.

Следуя за Меркуцианом, раб повернул реле на запястье.

— Генокрады, — прошептал он в личный канал.

Женщину на другом конце звали Октавия, так как она была восьмым рабом, так же, как Септим был седьмым.

— Будь осторожен, — сказала она со всей серьезностью.

Септим поначалу не ответил. Тон Октавии указывал, что она знала, насколько безумны эти слова, учитывая, что оба они существовали лишь как пешки Повелителей Ночи.

— Они сказали тебе, зачем мы здесь? Я не верю в байку про мародерство.

— Ни слова, — ответила она. — Они ничего мне не говорили с тех пор, как мы покинули Море Душ.

— Раньше, на «Завете Крови», мы все время грабили космические скитальцы. По крайней мере, когда нас не рвали на куски имперские орудия. Но здесь как-то все иначе.

— Как это — иначе?

— Хуже. Для начала, этот больше, — Септим снова посмотрел на наручный хронометр. Он пребывал на скитальце уже три часа.