меньшевистской, но — какая разница?
Какая разница — правдивы ли журналистские побасёнки о содержании бесед Берга и Ванникова со Сталиным, Берии с Гонором, или эти побасёнки взяты из рискованного антисталинского анекдота 30-х годов, запущенного в оборот троцкистами?
Ну, в самом-то деле, — какая разница, правда это или нет? Ведь все «продвинутые» «историки» от усопшего Волкогонова до всё ещё здравствующих Радзин-ского, Сванизде, Лурье и прочих точно знают, что Сталин и Берия — «тираны и палачи».
Эх, господа! Жаль, давно умер Николай Васильевич Гоголь! Уж с вами-то он жить на этом свете не соскучился бы…
Отдельно надо отметить, что нередко инсинуации в адрес Берии высказывались и теми его коллегами, которые сами были нечисты по части того, в чём обвиняли Берию. Наиболее ярок здесь пример всё того же Хрущёва, но и, например, Вячеслав Молотов здесь, увы, не безгрешен, не говоря уже об Анастасе Микояне.
В 70-е годы Микоян передал в Институт истории
СССР АН СССР свои «воспоминания», где «вспоминал»:
«В субботу, 21 июня 1941 года, вечером, мы, члены Политбюро, были у Сталина на квартире. Обстановка была напряжённой… Сталин согласился на всякий случай дать директиву в войска… Мы разошлись около трёх часов ночи 22 июня 1941 года, а уже через час меня разбудили: война! Сразу члены Политбюро собрались у Сталина…
На второй день войны для руководства военными действиями решили образовать Ставку Главного Командования… Вечером собрались у Сталина…»
И Т.Д., и тл.
Но, в соответствии с записями журнала посещений кремлёвского кабинета Сталина (а более точного и объективного источника сведений нет!), не из квартиры, а из кабинета Сталина члены и кандидаты в члены Политбюро, собравшись там в 18.27 21 июня
1941 года, разошлись в 23.00 21 июня 1941 года, и Микояна среди них вообще не было. Микоян до войны последний раз был у Сталина 20 июня 1941 года.
Утром 22 июня 1941 года первыми в кабинет Сталина вошли в 5.45 нарком иностранных дел Молотов, нарком внутренних дел Берия, нарком обороны Тимошенко, начальник Генерального Штаба РККА Жуков и начальник Главного управления политической пропаганды Красной Армии Мехлис. В 7.30 к ним присоединился Маленков, и лишь в 7.55 — Микоян.
Что же до второго дня войны, да и третьего тоже, то Микоян и Сталин в эти два дня не виделись — Микоян появился у Сталина лишь в 2 часа ночи с 24 на 25 июня 1941 года.
Зато Берия, войдя 22 июня 1941 года к Сталину в числе первых в 5.45, вышел от него в 9.20, вернулся в 11.30 и был до 12.00. Затем вошёл к Сталину в 16.25, вышел в 16.45 22 июня 1941 года, и с 3.25 в ночь с 22 на
23 июня 1941 года вновь был у Сталина до 6.25.
В 6.25 23 июня 1941 года из сталинского кабинета вышли последние посетители — Молотов, Ворошилов и Берия.
Затем Сталин отдыхал до 18.45 23 июня 1941 года, когда начался вечерний поток посетителей его кабинета, закончившийся выходом из сталинского кабинета уже ночью 24 июня в 1.25 двух последних посетителей — Молотова и Берии (вход Берии в 24.00 23 июня, выход в 1.25 24 июня 1941 года).
24 июня 1941 года Сталин начал приём с 16.20 и вёл его до 21.30, при этом Берия был у него на совещании с 16.50 до 20.25 вечера.
В ночь 25 июня 1941 года Берия вновь в 1.15 появился у Сталина и был у него в кабинете до 5.25. В два часа ночи у Сталина появился и Микоян.
Такова подлинная хронология, из которой видно, что с началом войны Берия сразу же начал играть роль некоего Фигаро, а вот Анастас Микоян…
Тем не менее Микоян лжёт и дальше… И, исходя из анализа тех дней, трудно оценить иначе как фальсификацию его рассказ об обстоятельствах образования Государственного Комитета Обороны, куда Берия вошёл сразу же, а Микоян — только в феврале
1942 года (как и, к слову, Вознесенский).
При этом Микоян утверждает, что в июне 1941 года «Вознесенский попросил дать ему руководство производством вооружения и боеприпасов, что также было принято. Руководство по производству танков было возложено на Молотова, а авиационная промышленность и вообще дела авиации — на Маленкова. За Берия была оставлена охрана порядка внутри страны и борьба с дезертирством».
Увы, Микоян опустил в этом рассказе слово
НКВД для Резервного фронта, вопросами организации разведывательной, контрразведывательной и диверсионной работы, работы транспорта и ряда отраслей промышленности, включая нефтяную, а также обеспечивать охрану порядка внутри страны
Соотношение вкладов, например, Вознесенского и Берии как членов ГКО в дело Победы видно уже из того, что 30 сентября 1943 года звания Героя Социалистического Труда были удостоены члены ГКО
В.М. Молотов, Л.П. Берия, Г.М. Маленков и А.И. Микоян, но никак не Н.А. Вознесенский. Последний был награждён всего двумя орденами Ленина, а Берия имел их пять! Однако «мемуаристы» перестроечных времён знай нахваливают заслуги Вознесенского, а о Берии, как правило, молчок.
Не более достойно по отношению к Берии вёл себя после его падения и Молотов. Скажем, на июльском, 1953 года Пленуме ЦК он поставил Берии в вину попытку «коренного пересмотра и улучшения взаимоотношений» СССР с Югославией Тито и стремление установить «тесные отношения» с Тито и Ранковичем. А в 1955 году Хрущёв во время своего официального визита в Югославию объяснил разрыв отношений между СССР и Югославией… «происками интригана Берии». И Молотов помалкивал.
На всё том же июльском Пленуме Хрущёв заявил:
«…Берия является большим интриганом. Это коварный человек, ловкий карьерист. Он очень крепко впился своими грязными лапами в душу товарища Сталина, он умел навязывать своё мнение товарищу Сталину…»
Но это как раз — суть линии Хрущёва! Это он, зная за собой талант очаровывать нужных ему людей, очень умел и любил нравиться и сумел много лет обманывать даже такого проницательного человека, как Сталин. Вот я смотрю на фотографию Хрущёва, сделанную в 1970 году, за год до его смерти. Вроде бы доброе, округлое, открытое лицо, обаятельная улыбка. Только глаза выдают внимательный взгляд хищника, всегда готового к неожиданному броску на жертву в удобный для нападения момент.
Я мог бы продолжать и продолжать, однако скажу ещё лишь вот что…
Если вдуматься, то можно понять, что Берия прожил жизнь, которую мы вправе определить как одну из самых насыщенных и захватывающих во всей мировой истории, если не мерить накал жизни сожжёнными городами или числом наложниц в гареме.
Лаврентий Берия любил и был любим. В юности он испытал ряд таких приключений, которых другому хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Он умел отдыхать и ценил отдых именно потому, что всегда имел его так мало и так редко. Он воспитал прекрасного сына и сам был прекрасным сыном. Он преобразовал облик своей малой, кавказской, Родины, но он же получил от Судьбы… нет, не получил, а заработал возможность и право выдающимся образом преобразовывать к лучшему свою великую, большую Родину — Россию.
