Пакистан — были поняты и усвоены.

В зале боевого управления Экран-1 перед монитором, на который картинка передавалась с самолета-ретранслятора через кандагарский узел связи — стояли несколько человек. Выделялся среди них хорошо всем известный Герой Советского Союза, генерал-майор Валерий Востротин, который стал первым командующим войсками специального назначения Советского союза. Едва ли не самый молодой генерал во всех вооруженных силах СССР, Валерий Востротин прошел Афганистан от и до, участвовал в штурме дворца Тадж-Бек, схватывался с бандитами в зеленке чуть ли не в рукопашную, командовал воинскими частями во время проведения знаменитой Магистрали. Несмотря на то, что он ни дня не прослужил в спецназе — части спецназа, которые впервые за все время существования могли не скрываться под вывесками «отдельных мотострелковых рот» или ПСС-ников[12] — спецназовцы приняли его как командира, признали. Командиром он был жестким, но справедливым, не терпел дедовщины, особое внимание приказывал уделять тренировкам на местности с боевыми стрельбами. В состав инструкторов спецназа выделили несколько человек из спецназа ГРУ ГШ[13], которые отслужили в спецподразделениях НАТО[14] и ставили тренировочный процесс.

Рядом с ним стоял один из его замов — в форме подполковника-авиатора, у него никогда не было другой, официально он и служил в авиационном полку. Звали его Иван Васильевич и по слухам — он то, как раз и умудрился отслужить то ли в британской, то ли в австралийской САС. Иван Васильевич сейчас отвечал за тренировочный процесс в спецназе и работу с пополнением. Иван Васильевич свое особое положение в вооруженных силах подчеркивал окладистой бородой — по уставу офицер должен быть опрятен, а значит — чисто выбрит, максимум — носить усы. Но в поле это правило не соблюдалось, все зарастали бородами. И в САС — тоже многие носили бороду.

Третьим был варяг — человек, отвечавший за учебный процесс в войсках спецназа КГБ СССР. После того, как Председателем Президиума Верховного Совета СССР стал генерал госбезопасности Алиев — он добился немыслимого ранее — КГБ выделялись целых три армейские мотострелковые дивизии. До этого — КГБ на пару с МВД «владело» в Москве лишь ОМСДОН — отдельной мотострелковой дивизией особого назначения, дивизией Дзержинского. Сейчас дивизия Дзержинского была полностью передана МВД, спешно организовывались ОМОН, отряды милиции особого назначения для борьбы с особо опасными преступниками, организованной преступностью, массовыми беспорядками и проявлениями террористического характера, а КГБ, получив три общевойсковые дивизии, спешно создавал инфраструктуру для создания на их базе спецназа КГБ СССР. В Западной Германии и Франции спешно, через Финляндию закупалось спецоружие и снаряжение, в нескольких местах Советского Союза, в том числе на Иссык-Куле строились военные городки и пункты постоянной дислокации спецназа, перетряхивался, укреплялся личный состав дивизий — ставленники Алиева в КГБ пообещали новоиспеченным спецназовцам, что через два года максимум каждый офицер, которого оставят в спецназе, получит благоустроенную квартиру. Силовые министерства Советского Союза спешно вооружались, то ли против врага, то ли против друг друга, создавалась система сдержек и противовесов. Но в чем-то — это было хорошо, спецназ, доселе неизвестный и забытый, стремительно выходил из тени, и начальник строительства центра на Иссык-Куле, выходец из Вымпела, известный как «Товарищ Бек» щеголял новеньким западногерманским МР5К, который он носил по-пижонски, на груди, как немец. Это видимо, должно было показать заскорузлой армейской махре возможности КГБ по вооружению личного состава.

Четвертым — был старший офицер КГБ по имени Владимир Дмитриевич — он прилетел утром вместе с товарищем Беком. Его звали только по имени и отчеству, ни фамилии, ни воинского звания, ни должности его никто не знал.

Все трое стояли перед монитором и наблюдали за въезжающим — за несколько сотен километров отсюда — автобусом в город Кандагар…

— Первая пташка… — задумчиво проговорил Востротин, проводя рукой по саднящему от дурной бритвы подбородку.

— Будут и другие — заметил Иван Васильевич — от нас тут не отстанут…

— Установили, кто он? — ни к кому конкретно не обращаясь, спросил Востротин.

— По нашим данным это американец — сказал Владимир Дмитриевич — здесь под легендой журналиста.

Востротин ему не поверил — что-то эти кагэбешники насторожены, как собаки легавые на осеннем гоне. Если и американец — то не простой. Неужели — внедряют резидента? Но если так — то почему ему приказали держать под парами две группы захвата, одну в Кандагаре, другую — в Кабуле? Если это резидент — его надо тихо отслеживать вести, радоваться тому, что он попал под контроль с самого начала, смотреть, кто вступает с ним в контакт и с кем вступает в контакт он. Отслеженный резидент — это актив разведки, если его просто взять — пришлют другого и все, а этого на кого-нибудь обменяют. А ведь здесь, в Афганистане — захват может закончиться трупами, в том числе и трупом самого резидента. И что с этим делать?

Нет, нечисто что-то, нечисто…

Автобус медленно пробирался по запруженным людьми улицам южной части города, направляясь к автобусной станции и стоянке такси. Беспилотный аппарат следовал за ним как привязанный, он шел на минимальной скорости — но автобус и вовсе продвигался вперед со скоростью пешехода, отчего аппарат был вынужден выписывать огромные круги — восьмерки в воздухе, чтобы постоянно держать автобус под контролем…

— Сколько еще времени аппарат продержится в воздухе?

— Смена через три часа — ответил оператор КГБшнику, он не знал его звания и не мог обращаться по званию — в крайнем случае, поднимем еще один самолет и еще один ретранслятор, вот и все…

— Он остановился — констатировал оператор в центре Экран.

— Автобус остановился. Контролируем — раздался голос офицера управления с Ан-12РТ, позывной Купол-два.

— Купол-два, это Экран, внимание на картинку.

— Есть.

Из автобуса выходили люди. Почти одинаковые, с сумками, с баулами. В правом верхнем углу экрана бежали цифры — отсчет оперативного времени…

— Бебахшид! Бебахшид![15]

Афганец, толкнувший его у автобуса, отскочил в сторону, приложил руку к груди.

Джекоб Шифт молча отступил в сторону, машинально проверил, остался ли в нагрудных карманах паспорт с деньгами. Его предупреждали, что на Востоке полно карманников.

Паспорт был на месте. Деньги — тоже.

Таскаться с сумками по городу было неудобно, но делать было нечего, он не собирался заселяться в отель здесь. Ему надо было просто оставить здесь несколько меток, остальным займутся другие.

На улицах, несмотря на очень серьезные разрушения, было шумно и оживленно. Стояли самосвалы, старые, афганские и новые советские Зилы, афганцы работали — у кого-то автомат за спиной, кобура с пистолетом — но тоже работали, где-то разбирали, где-то строили, где-то работали с песней, где-то без — но работали. Торговали дуканы — базар был за городом, основные покупки делали там, а тут покупали покушать. Шифту пришло в голову, что это сильно отличается от того, что он увидел в Карачи — разгромленный, озлобленный город. Он вдруг понял, чего он не увидел в Карачи — работы. В Карачи никто не работал, не пытался ничего восстановить. Как будто город этот был — не их.

Несколько раз проверившись — за ним никто не следил — он вышел к площади пушек — она чудом не пострадала при бомбардировках и боях, ее охраняли обе стороны. Рядом была барахолка — шумное,