Каждый день ходил он на работу с топором в руках и делал все, что ему приказывали. Работал он так усердно и успешно, что скоро был удостоен звания баса, то есть мастера, и это звание доставляло ему тогда больше удовольствия, чем все царские титулы.
— Человек есть то, что он сам из себя сделал, — говорил Петр Великий. — В том, что я царь, моей заслуги нет, на то воля Божья. А вот звание корабельного мастера я сам себе добыл своими руками.
* * *
Будучи в Архангельске, Петр Великий любил в минуты отдыха гулять по берегу реки Двины, которая и тогда уже была оживлена морской торговлей. Массы лодок и прочих судов представляли громадный лес мачт и снастей, между которыми суетился торговый и рабочий люд, выгружая и нагружая разный товар. В конце этих судов стояло несколько лодок особенной постройки и вида. Царь, увидев их, подошел узнать, откуда они.
— Это лодки холмогорских людишек, ваше царское величество, они привезли на продажу изделия, — объяснил какой-то старик.
Царь этим объяснением не удовольствовался и пошел к лодкам порасспросить их хозяев. Государь переходил с лодки на лодку по перекинутым доскам, расспрашивая крестьян, и вдруг, оступившись, упал на дно одной лодки, нагруженной горшками. При падении он перебил в черепки столько посуды, что хозяин за голову взялся при виде такого ущерба.
— Не много же, батюшка, выручу я за свой товар теперь, — вздыхая, сказал он и запустил руку в затылок.
— А что бы ты за него взял? — полюбопытствовал Петр.
Мужик смекнул, что туг можно поживиться:
— Да ежели бы все было благополучно, червонец, а пожалуй, и больше бы взял.
Император безропотно достал из камзола червонец и подал его крестьянину.
— Вот тебе за твои убытки, — сказал он, — тебе весело, что втридорога за ущерб взял, — и мне весело, что не вдесятеро!
* * *
Один из московских купцов просил взыскать со своего должника 100 рублей и 5 ООО рублей убытку, причиненного неуплатою этих ста рублей. Началось расследование. Купца спросили:
— Как могли образоваться из такой ничтожной суммы столь большие убытки?
Купец ответил, что выстроил себе дом, в постройку коего вложил весь свой капитал, но и то не мог докончить. Окна и двери должен был оставить без запоров. Между тем случился пожар, и дом вместе с кладовой, в которой было товару на 5 000 рублей, сгорел.
— Я теперь стал совсем нищим, — жаловался купец, — а будь у меня те сто рублей, я сделал бы затворы, злоумышленники не забрались бы в мой дом и не подожгли.
Петру донесли о жалобе купца. Государь велел расследовать причины пожара и каковы действительные убытки потерпевшего.
Оказалось, что пожар произошел у соседей, а дом купца не был еще отделан, и сгорели только доски, приготовленные для настилки пола, с сараем, в котором они лежали; кладовые целы все, и уцелевшее имущество оказалось по оценке выше 20 000 рублей.
Государь постановил: просьбу истца уважить, ответчика принудить уплатить истцу 5 100 рублей, а имущество и дом, якобы сгоревшие, взять ответчику себе.
* * *
На Белом море разыгрался шторм. Пассажиры и команда небольшого кораблика, на котором находился и Петр, потеряли голову от страха и отчаяния. Гибель казалась неизбежной. Только два человека не теряли присутствия духа: молодой царь и крестьянин — кормчий Антип Панов, Последний, управляя рулем, ловко лавировал между подводными камнями. Петр стал было давать советы кормчему.
— Поди прочь, дурак, и не мешай, коли жить хочешь! — грозно возразил старик. — Я больше твоего смыслю и знаю, куда правлю…
Петр молча отошел, а судно скоро действительно пристало к берегу у Петроминского монастыря.
Царь подошел тогда к Антипу и сказал:
— Помнишь ли, брат, как ты отпотчевал меня на судне?
— Прости, батюшка! — воскликнул старик и упал на колени.
— Ничего, брат, — успокоил его Петр, — по мне так лучше стерпеть «дурака», да остаться при этом в живых, нежели быть царем, да утопнуть…
Затем царь снял с себя мокрое до нитки платье и передал его старому кормчему на память, а сверх того определил ему пожизненную пенсию.
* * *
Будучи однажды на Каспийском море, Петр вздумал всех, не бывавших еще на нем, купать. Себя он тоже не исключал при этом. За ним последовали адмирал и другие. Многие побаивались трижды окунаться в морские волны, сидя на доске. Особенно много смеху было при погружении Ивана Михайловича Головина, которого царь величал большей частью адмиралтейским басом. Царь собственноручно погружал его в воду, причитая:
— Опускается бас, чтобы похлебать каспийский квас.
* * *
Во время пребывания своего на Олонецких марциальных водах Петр получил какое-то важное известие и должен был немедленно ехать в Петербург. Обыкновенно лошадей государю поставлял богатый крестьянин деревни Кончезеро Иван Федоров. И на этот раз лошадей подал Федоров.
— Ехать надо скоро. Устоят ли лошади до Шуи? — спросил государь.
— Устоят, ваше царское величество, — ответил Федоров. — Ну, с Богом!
Лошади тронули, экипаж быстро понесся по пыльной дороге. На пятнадцатой версте левая пристяжная сдала. Ямщик, не задумываясь, соскочил с облучка, отпряг лошадь и снова за вожжи… Верст за шесть до Шуи на берегу озера Укшезера и правая пристяжная стала.
— Не довезти тебе, — серьезно заметил государь, когда Федоров и эту лошадь выпряг и бросил на дороге.
— Довезу, ваше царское величество, эта лошадь стоит десяти тех! — уверенно ответил ямщик.
В самом деле, добрый конь и один понесся с горы и через несколько минут доставил государя к перевозу.
Петр был доволен находчивостью своего ямщика, вышел из тарантаса, снял с себя рабочий, вышитый серебром колпак и надел его на голову Федорова.
— Вот тебе подарок, приеду — награжу, — сказал он.
Федоров не знал, что делать с колпаком: и подарок царский, и страх, и удивление… С низкими поклонами проводил он государя и в тот же день к вечеру вернулся потихоньку в родное Кончезеро.
Долго ждал Федоров обещанного приезда государя и не дождался. Великий монарх неожиданно захворал, а затем и умер. В память царского подарка род Ивана Федорова получил в деревне новую фамилию — Колпаков.
* * *
Однажды Петр Великий проезжал через село Мегрецкое, в двенадцати верстах от Олонца, к Лодейному Полю. Между деревнями Заручне-Кабдева и Верхняя-Толмачева царь встретил человека высокого роста, с окладистой седоватой бородой, который пробирался в сторонке к деревне, лежащей близ дремучего леса. У старика за поясом торчал большой нож, а за плечами было ружье.
Петр заинтересовался путником, подъехал к нему поближе и спросил:
— Кто ты такой и куда идешь?
— Я грешный иерей Бога Вышнего по фамилии Окулин, — отвечал путник, — а держу свой путь к больному, желающему перед смертью покаяться и причаститься.
— Если ты служитель Божий, — возразил царь, — то зачем одет в мужицкую сермягу и еще носишь при себе оружие, наподобие охотников, воров и разбойников? Я не верю старик, твоим словам и званию.
Затем, обернувшись к сопровождающим его, Петр повелел арестовать старика и представить в канцелярию Олонецкого воеводства «на спрос и суда по закону».