губернатору Новороссийского края, и помещику Т.
— Как эти дураки не могут изловчиться, — заметил Т., указывая на контрабандистов. — Нет ничего легче, как провести таможенных.
— Наоборот, нет ничего труднее, — поправил его управляющий таможней.
— Я провезу на десять тысяч рублей товара, и вы меня не поймаете, — сказал помещик. — Даже скажу вам, в какое именно время провезу.
— Каким образом? — недоверчиво спросил его Воронцов.
— А уж это мое дело!
— Я с вами какое угодно пари готов держать, что ровно ничего не провезете.
— А вот увидим!.. На пари согласен и я: ставлю свое имение, стоящее пятьдесят тысяч, — предложил помещик.
— Я отвечаю: сто тысяч рублей! — сказал Воронцов.
При свидетелях ударили по рукам. Управляющий таможней дивился смелости и риску Т. и предвещал ему верный проигрыш.
— Ну, так когда же вы провезете контрабанду? — спросил Воронцов, улыбаясь.
— Послезавтра, в двенадцать часов дня, — ответил спокойно помещик.
— А что вы повезете? — осведомился управляющий таможней.
— Блонды, кружева, бриллианты…
— На десять тысяч?
— Ровно.
В назначенный день и час в таможню пришел князь Воронцов в сопровождении многих одесских аристократов, пожелавших взглянуть на хитрую проделку помещика Т.
Ровно в двенадцать часов к таможне подъезжает в коляске Т. Начинается обыск.
Т. уводят в отдельную комнату, раздевают его, совершенно и тщательно осматривают каждую складку его платья и белья, но ничего не находят. Такому же строгому обыску был подвергнут и кучер его, но и он не заключал в себе ничего контрабандного. Приступили к экипажу, выпороли всю обивку его — ничего.
Все с замиранием сердца ожидали результата.
— Мы разрубим ваш экипаж, — сказал Воронцов помещику.
— Рубите, — согласился последний, — но с условием, если ничего не найдете, то уплатите за него полтора целковых.
Разрубили экипаж на куски — тоже ничего. Управляющий таможней даже гривы и хвосты лошадей осмотрел, но и в них, к своему огорчению, ничего не обрел.
— Ну что, кончили осмотр? — спрашивает помещик, победоносно поглядывая на толпу.
— Кончили, — уныло отвечали таможенные чиновники.
— И ничего не нашли?
— Ничего.
— Теперь можно показать контрабанду?
— Что ж… показывайте…
* * *
Помещик подзывает к себе белую мохнатую собачонку, прибежавшую за его экипажем, а во время обыска спокойно спавшую у письменного стола управляющего таможней, и просит подать ему ножницы, с помощью которых он распарывает своего пуделя вдоль спины. Что же оказывается? Навертел он на простую дворняжку дорогих кружев, блонд, а между ними наложил дорогих и бриллиантовых вещей и зашил ее туловище в шкуру пуделя, ноги же, хвост и голову искусно выкрасил белой краской. Пари, разумеется, было им выиграно.
* * *
Однажды является к И. Д. Путилину[5] солидный господин с выражением испуга на лице и рекомендуется провинциалом, приехавшим на короткий срок в столицу по делам.
— Чем могу служить? — спрашивает Иван Дмитриевич.
— Меня направили к вам из полицейского участка, где я хотел было сделать заявление о странном явлении…
— Объясните.
— Меня кто-то мистифицирует самым необыкновенным образом. Представьте, изо дня в день я приношу домой в своих карманах массу различных предметов: кошельков, бумажников, портсигаров, носовых платков и пр. Как все это попадает ко мне, я не могу себе представить. История таинственная и непостижимая.
— Кошельки и бумажники с деньгами?
— И даже с деловыми бумагами.
— Давно ли вы проживаете в Петербурге?
— Да уж с неделю…
— А когда началась нагрузка ваших карманов?
— Сегодня третий день… Да вот, кстати, не угодно ли вам удостовериться наглядным образом в правдивости моих слов…
Провинциал опустил руку в карман своего пальто и вытащил несколько кошельков.
— Я вышел из дому с совершенно порожними карманами, прошел через Гостиный двор, по Невскому до вас и… как видите, с большой прибылью.
Путилин на минуту задумался и после небольшой паузы воскликнул:
— Вы имеете дело с мазуриками! Они принимают вас за «своего»…
— Как? — ужаснулся провинциал. — Неужели моя наружность носит такой преступный отпечаток?
— Успокойтесь! В этом лежит какое-то недоразумение… Или вы на кого-нибудь из них похожи, и они впопыхах в вас обознаются, или у вас имеется случайно какой-нибудь их условный знак, очень часто, однако, изменяющийся…
— Я вот весь налицо, — произнес провинциал, позируя перед Путилиным. — Рассмотрите, что во мне есть подозрительного?
— Кажется, ничего такого, действительно… однако, расскажите, всегда ли, то есть каждый ли ваш выход из дому сопровождается такими результатами?
— Вот только вчера вечером во время пребывания в «Семейном саду» этого не было, а то постоянно… Вчера же я явился домой не только без «добычи», но даже лишился собственного портсигара, очень искусно вытащенного из жакета.
— Ага! Могу вас утешить: не ваша наружность смущает петербургских карманников. Для меня становится очевидным, что вы носите или имеете на себе что-нибудь, служащее мошенникам последним «паролем».
Путилин не ошибся. Когда он стал подробнее расспрашивать посетителя, то оказалось, что в увеселительном саду он был в шляпе, а не в той фуражке, приобретенной три дня тому назад, в которой он фланировал по людным улицам столицы и в которой он явился в сыскное отделение.
Иван Дмитриевич эту фуражку, по-видимому, имевшую условное значение у воров, оставил у себя.
В этот же день он совершил в ней прогулку по тесным проходам Гостиного двора и… нашел в своих карманах несколько украденных вещей, но, однако, ни одного вора поймать не мог, несмотря на свою ловкость и опытность. Они оказались тоже не менее ловкими…
Узнав, где куплена провинциалом эта фуражка, Путилин произвел следствие и обнаружил, что какие-то неизвестные лица принесли в шапочную мастерскую, помещавшуюся на Екатерининском канале, против Казанского собора, собственной материи и приказали сшить по собственному фасону несколько десятков фуражек. Из оставшегося клочка материи шапочник сделал лишнюю фуражку, которую продал отдельно тоже неизвестному лицу.
На другой день большая половина карманников была переловлена. Их забирали прямо по