— Про кого-то вы говорите? — спросил тот сурово.
— Вам какое дело?
— Но, по крайней мере, с кем?
— Опять не ваше дело. Сам с собою говорю.
— Охота же вам со всяким дураком болтать, — отчеканил Трофимов и вышел.
* * *
Какой-то мозольный оператор, немец, предъявил иск к сапожнику, и тоже немцу, в; 15 рублей за убытки.
Дело заключалось в том, что сапожник сделал по заказу мозольному оператору пару сапог до того узких, что тот натер себе ногу и два дня не мог из-за этого выходить из дому, вследствие чего он и просил взыскать с сапожника 15 рублей убытков.
Сапожник же подал встречный иск, требуя, в свою очередь, с мозольного оператора десять рублей за сапоги.
— Я завеем не понимай! — воскликнул оператор на суде. — Я на вас посылай сапог, а вы не взял его…
— Я не взял оттого, что ви зарезал мой сапоги и с ножницами, — ответил сапожник.
Трофимов их перебил:
— Я вижу, господа, что вы оба взялись не за свое дело: вы сапожник и, вместо того чтобы делать сапоги, делаете мозоли вашим заказчикам, а вы мозольный оператор и, вместо того чтобы резать мозоли, режете сапоги, за которые еще не уплатили денег.
И затем постановил: взыскать с мозольного оператора десять рублей в пользу сапожника.
* * *
Во время одного из заседаний какой-то мужичок, сидя на второй скамейке, заснул. Храп раздался по всей камере.
— Эй, почтенный! — крикнул Трофимов. — Вставай.
Один из слушателей, рядом сидевший с мужиком, двинул его в бок.
— А-ась? — произнес мужик, очнувшись.
— Полно спать-то, — говорит судья, — ведь ты не в итальянской опере.
* * *
Повар князя Н. обвинял лавочника в продаже недоброкачественного товара. 1
— Такую он курицу мне прислал, — докладывал повар судье, — что я чуть места не лишился.
— Что же она, тухлая?
— Совсем!
— Так вы бы ее отправили в лавку обратно?
— Конечно, отправил бы, но как на грех зашел в кухню барин в то время, когда ее только что принесли. Увидал он эту тухлую курицу и начал меня бранить: «Э, так вот ты, говорит, чем меня кормишь?»
* * *
Трофимов обращается к лавочнику:
— Как вам не стыдно держать такой товар? Ведь этой самой курицей могли подложить большую свинью… Из-за вас чуть места человек не лишился.
* * *
Разбиралось у Александра Ивановича довольно громкое дело картежников приказчичьего клуба И., К. и М., обвинявших старшину этого клуба О. за то, что он их заподозрил в шулерстве, из-за чего им запретили вход в клуб.
Один из свидетелей показал, что он сам видел, как они втроем играли в макао заодно против какого-то «пижона».
— Не заметили ли вы какой-нибудь особенности их игры? — спросил судья у свидетеля.
— Особенность, на которой их изловили, была следующая: когда «пижон» снял карты, я отлично видел, что туз бубен был внизу, а между тем туз бубен оказался в картах господина И., и образовалось таким образом у него девять очков.
— Да ведь в макао играют в две колоды, следовательно, там должны быть два бубновых туза? — спросил Трофимов.
— Один бубновый туз давно уже вышел, — заметил свидетель.
— Вот видите, господа, — обратился Трофимов к картежникам, — нельзя так неосторожно обращаться с картами… Ведь этак, пожалуй, бубновый туз может из колоды очутиться прямо на спине у банкомета.
* * *
Разбирает Трофимов дело по обвинению кучера Ежова в неосторожной езде.
— Ну что, Ежов, виноваты? — спрашивает судья.
Чтобы придать себе некоторое значение, Ежов торжественно заявляет:
— Господин судья, я кучер санкт-петербургского обер-полицеймейстера.
— Очень приятно познакомиться, а я— мировой судья 13-го участка.
* * *
Александр Иванович собирался выйти из канцелярии в камеру и начать разбор дела, как к нему подскакивает какой-то частный поверенный.
— Господин судья, будьте так добры: разберите дело Подметкина и Оглоблевой первым!..
— Что ж это вы так торопитесь?
— Ах, да это такое несчастное дело!..
— Какой же вы, однако, нетерпеливый!.. Ну, отчего бы не подождать еще два месяца?..
— Зачем-с? — удивленно вытягивает физиономию адвокат.
— А затем, что девять месяцев — как раз срок правильного разрешения от бремени.
* * *
Швейцар тульского поземельного банка Дмитриев взыскивал с подрядчика Вейера 18 рублей убытков. Обстоятельство дела заключалось в том, что рабочие Вейера несли однажды по лестнице, ведущей в тульский банк, большой деревянный ящик с различными механическими предметами. Швейцар, растворив широкие двери роскошной парадной лестницы, впустил рабочих с ящиком через парадный вход. Но тут случилась маленькая неприятность. Не успели рабочие взобраться на первую площадку, тяжелый ящик выпал у них из рук и разбил мраморную плиту лестницы. Хозяин дома Лихачев вычел из жалованья швейцара 18 рублей за порчу лестницы. Требование это со стороны домовладельца мотивировано было тем, что швейцар не должен был пускать рабочих через парадный ход с тяжеловесной ношей. Вследствие этого вычета Дмитриев предъявил иск к Вейеру как к лицу, нанимавшему рабочих, не умеющих исполнять порученное им дело.
* * *
При разборе дела Трофимов спрашивает истца:
— Директору банка о вычете из своего жалованья вы не говорили?
— Говорил-с, только они этого во внимание не принимают. Нам, говорят, не из чего платить убытки за других.
— Да ведь ящик-то для них несли?
— Для них, а все же они на себя не принимают убытка…
— Вы сколько получаете жалованья?
— Восемь рублей.
— Немного! Ну а директор банка сколько получает?
— Да сказывают, будто двенадцать тысяч в год.
— Да, вы намного меньше его получаете, и за это придется платить вам.
— Нельзя ли как-нибудь, господин судья…
— Нельзя-с, — перебивает его Трофимов, — я не виноват, что вы не директор банка.
