себя мужиком, да и перед приятелями прихвастнуть. Вот, мол, я каков! Соня-Сонечка была уж больно хороша и долго верила в сказку о неизлечимо больной жене, бросить которую как-то не по-человечески. Любовь на диванчике, в комнате отдыха, в перерывах между сеансами психотерапии ее последнему любовнику и обходилась недорого, и хлопот особых не доставляла. А когда любовница ему надоела, он ее просто уволил, и все. То есть Софья сама ушла, все было обставлено так, что она просто не могла остаться.

И вот все они здесь. Все его враги. Собрались под одной крышей. Один уже выбыл из игры. Брагину светит электрошок, потому что он упрямец. Он с маниакальным упорством будет повторять свою историю: заманили, пытали, хотят обобрать. И нет ни одного свидетеля в его пользу. Потому что все, кого назовет Брагин, включая его бывшую жену и дочь, будут говорить совершенно иное. Родственники уже решили, что продадут квартиру в центре, и Копылова это очень даже устраивает. Финансовый директор, по первому образованию юрист, сам берется оформить сделку. Лично. И проконтролировать, чтобы все прошло как надо. Так что с Брагиным покончено.

Но остальные…

По пути к Владу он заглянул на кухню к Татьяне. Та что-то жевала, причмокивая. Он подождал, чтобы ее не напугать, потом деликатно кашлянул:

– Кхе-кхе.

Она обернулась и смутилась:

– Ой, простите! Отвлеклась на минуточку! Селедка у вас уж больно вкусная! Это где же такую берут? – спросила Кабанова жадно.

– Эта сельдь называется залом, – сказал он сладким голосом. – Или царская сельдь. С черной спинкой. Отбирают самую крупную, так что хвост приходится заламывать, чтобы в бочку для засолки влезла, потому она и называется «залом», мясо нежнейшее, жира до двадцати процентов. Из Астрахани привезли, специально для меня. Особый посол, по старинному русскому рецепту. А купить ее здесь, в Москве, нельзя. Разве что на рынке и за о-о-очень большие деньги. Я ее даже в Штаты вожу деловому партнеру. Умираю, говорит, без этой селедки. Вот, хотел себя побаловать. А заодно и своих гостей.

– Мне-то соленого нельзя, – с сожалением сказала Татьяна. – Но невозможно ж удержаться!

– Вкусно, да?

– Обалдеть! Просто оторваться не могу!

– Тогда кушайте, – он широко улыбнулся. Потом добавил строго: – Но и о работе не забывайте.

– Да как можно!

«Хроническая почечная недостаточность. Белок в моче. Артериальная гипертензия. Селедка ее, безусловно, доконает. Надо придумать работенку, которая нагрузит ее сверх меры. Пора с ней кончать…»

Быль, посвистывая, направился на второй этаж. Период апатии у Влада сменился буйством, в течение двух суток Самсонов ревел, как медведь, безостановочно кидался на дверь, сыпал проклятьями, но сейчас, кажется, успокоился. Обессилел. Да и то: два дня бушевать! Даже о еде забыл, бедолага.

Он приоткрыл дверь. Влад лежал на кровати и, кажется, спал.

– Устал, бедняга? – спросил он.

Ответа не было, и Быль заволновался.

– Э, приятель, ты не вздумай помереть! Ты мне нужен живой. Слышишь, что ли? – Быль подошел к кровати, и тут этот увалень стремительно выбросил из-под одеяла руку и схватил его, словно клещами зажал.

– Убью-у-у…

– Лена… – захрипел Быль. – Ле… на…

Влад подбирался к горлу. Мышцы у него были дряблые, спортом Самсонов отродясь не занимался, но масса… Масса была внушительная, плюс страстное желание отомстить обидчику.

«Заигрался… – думал Быль, задыхаясь. – Потерял осторожность… Где же все? Видеокамеры ведь повсюду! Суки!!! Где вы?!!! Умираю-у-у…»

Но никто не спешил к нему на помощь. «Лена», – пытался выговорить он, но только хрипел, отбиваясь от Влада, который навалился всем телом, сбил его на пол и практически парализовал. У Серафима потемнело в глазах, дыхание перехватило, некстати вспомнилось о больном сердце, о проклятых шумах. Он давно уже никого и ничего не боялся, ни физической боли, ни угроз, ни даже смерти, потому что устал уже умирать. Но умереть так бесславно! А главное, недоделав начатое…

Это была обида, а не страх. Но стоило позволить какому-то одному чувству взять верх над другими, а в особенности чувству неконструктивному, разрушительному, и даже детскому, как он сам сделался ребенком, маленьким и беспомощным.

«Как же так? Мама…»

Очнулся он в коридоре, Лена запирала дверь на ключ. Он сидел на полу, привалившись к стене.

– Все в порядке? – спросила она, увидев, что он открыл глаза.

– Почему так… Долго? – горло болело, он говорил с трудом.

– Я скорее почувствовала, чем узнала.

– А эти… на пульте… охрана.

– Наверное, отвлеклись.

– Уволить всех! – он с трудом поднялся. – Так и знал. Предатели.

– Зачем так рисковать?

– Хотел с ним… поговорить.

– Он в порядке. Бездействие сведет его с ума скорее, чем беседы с тобой.

– Это тебе Марк сказал?

Она не ответила. Протянула руку, чтобы он мог на нее опереться.

– Ну? Идем?

– Я без тебя никто. – Он чувствовал себя странно. Похоже, обида оказалась не единственным открытием сегодня. Чувство признательности ему тоже было раньше незнакомо. И он не знал, какими словами его выразить. – Не первый раз ты спасаешь мне… жизнь, – с трудом выговорил он. И тут же взял себя в руки. – По-моему, мы давно в расчете.

– Все посчитаться хочешь, – усмехнулась она. – Одно слово: кредитор. Сколько раз замечала, что профессия накладывает отпечаток на характер человека, а порой сильно его меняет. Вот ты: кредитор. И с тобой поэтому трудно.

– Лена, перестань, – поморщился он. И, чтобы сменить тему, спросил: – Как там Софья?

– Лежит. От обеда отказалась. От завтрака тоже.

– Она не пыталась проникнуть в мой кабинет и включить компьютер? Я проверял ее телефон: Инет не подключен. Чтобы связаться с секретаршей Ройзена, ей придется войти в мой кабинет.

– Почему ты так уверен, что она не позвонит в полицию?

– А что она им скажет? А хоть бы и позвонила. Мы ее тоже упрячем в дурдом. Кстати, пора нанести сокрушительный удар по ее психике. А то и в самом деле в полицию позвонит. Как насчет ужина при свечах?

– Ужина?

– Ну да. Я хочу тебя отблагодарить. Это не в счет твоего долга. Он давно уже погашен. Благодарность за сегодняшнее спасение от рук этого психопата. Он ведь меня чуть не задушил! Я не думал, что сморчок на такое способен! Похоже, это агония. Надо бы у Марка проконсультироваться. Так ты придешь на ужин?

– Все это странно. Мы почти каждый день ужинаем вместе.

– Да, едим за одним столом. А я сейчас говорю об ужине. Музыка, свечи, все как положено. Просто мы уже давно вместе, а романтики в наших отношениях мало.

– По-моему, ее вообще не было.

– Это я виноват. Но мне уже гораздо лучше. Так как? Вечером?

– Хорошо.

– Я подготовлю Софью.

…Татьяна ела селедку. Вообще-то Кабанова задумала сделать ее под шубой и даже отварила свеклу. Картошку отварила, яйца, а пока они варились, почистила и мелко-мелко нарезала лук. Потом вытерла