– Здесь холодно, – заскулила она. – Страшно. У меня нога болит. Может, это перелом?
– Дай, гляну.
Она села на деревянную скамью и вытянула ногу. Он опустился на колени и попытался определить: что там? Говорил при этом:
– Ну, вот что ты наделала? А? Тебе надо было просто-напросто кинуть мне ключи. Воронова я бы запер в погребе. И пошел спасать твоего папу.
– Папу? А что с ним? Ой!
– Так больно? – Он слегка нажал на колено.
– Да!
– А так?
– Больно, больно, больно!!!
– Нет у тебя никакого перелома, – сказал он, поднимаясь.
– А что есть?
– Обычный синяк.
– А почему же тогда так болит?
– Потому что синяк! Глянь, какая у меня шишка на затылке? Тоже, между прочим, болит.
– Где?
Он нагнулся, и Ника пощупала шишку:
– Огромная!
– Тебе спасибо! – сказал он, распрямившись. – А все-таки какой же он хитрый! Воронов! Как же! Исповедоваться он мне хотел! Тебя дожидался! Это был его единственный шанс на спасение. Вот придет глупая рыжая девушка и выкинет коленце. Надо только сказать ей, что не того подцепила. Не миллионера. Какой толк в белой лошади, если ты не принц? Если у тебя нет замка и миллионов? Вы, бабы, сначала делаете, а потом думаете. Подумала бы своей башкой! Ведь он же тебя купил! И как дешево!
– А ты соврал! Дмитрий Александрович был ко мне добр. Когда папа передал мне разговор с Тарановым, это он посоветовал: «Иди к Мише. Он тоже молодой, красивый и богатый. И ты ему нравишься. По глазам видно. Он парень честный, женится на тебе».
– Что?!! Когда он так сказал?!
– Вчера вечером!
– Да он уже тогда знал, кто я! Он послал тебя в мою спальню, чтобы без помех разобраться с Тарановым! Он тебя использовал!
– Не может быть! Так это он всех убил?!
– А я тебе о чем толкую!
– Да не может этого быть… – понурилась Ника. – Он же такой хороший. Внимательный. Он мне погреб показывал, мы с ним беседовали о винах.
– Дурочка ты, дурочка, – вздохнул Михаил. – Ну, кому ты поверила, а? Знаешь, сколько у него таких было? Таких дурочек, как ты. Представляю, как он тебе обрадовался! Комплименты говорил, ухаживал. Умницей называл. Старый хитрый лис! Поверила! И не такой уж я ноль, как говорит Воронов. Я не секьюрити, у меня частное детективное агентство, – важно сказал он.
– Фи, – наморщила носик Ника. – Агентство! Лучше бы магазин.
– Что ж ты такая меркантильная?
– А для чего я все это учила? Я себя готовила к жизни с богатым человеком! А вовсе не с тобой! У тебя же нет ни загородного дома, ни винного погреба!
– На хрена мне это надо? – разозлился он. – Подумаешь, вино!
– Ты ничего не понимаешь!
Ника прошлась взглядом по полкам винных шкафов и наугад вытащила оттуда бутылку.
– Оп-па! «Порто»! Настоящее! Видишь, что написано? «Porto». Потому что настоящее! Это вино появилось на свет благодаря многочисленным войнам Англии с Францией. Когда поставки вина из Франции прекратились, англичане срочно стали искать замену. И нашли ее в Португалии. Однако на побережье вина были кисловатые и слишком уж тонкие, и только в глубинке нашлось более или менее годное, темное, танинное, хотя и столовое. Тебе неинтересно?
– Времени у нас полно, – вздохнул он. – Так что рассказывай. Мне хорошо думается под твою пустую болтовню.
– Но эти вина надо было сначала доставить на побережье, а потом уже морем – в Англию. Путь неблизкий, и португальское сухое вино его не выдерживало. Оно портилось. Вот в него и стали добавлять бренди. А назвали новый напиток «Порто». У нас называют портвейном, но это совсем не то. В Англии к портвейну было особое отношение. Родители покупали бутылку при рождении ребенка, чтобы открыть ее в день его совершеннолетия, через 21 год, – щебетала девушка. – В его производстве есть особенности: собранный виноград помещают в огромные емкости из камня или гранита. Его давят босыми ногами и по сию пору. Человеческие ноги – это лучший пресс, между прочим. Они способны раздавить кожицу, но горькие зернышки остаются целыми. Лучшее вино – конкретного года сбора урожая. Видишь надпись? «Vintage Port». Ого! Вот это я выцепила! Глаз-алмаз! 1878! Это же раритет! У Дмитрия Александровича здесь целое богатство!
– Да, вижу, – рассеянно откликнулся Михаил, занятый своими мыслями.
Раритет раритетом, но как отсюда выбраться? Поискать инструмент? Топор или молоток? Отвертку? Он стал оглядываться.
– Такое вино производят всего три-четыре раза за десятилетие, – с уважением сказала Ника. – Когда урожай достаточно большой. Два года выдерживают в бочках, потом разливают по бутылкам. В них оно за десять-двадцать лет теряет жесткость и приобретает изысканный сладкий фруктовый вкус и неповторимый аромат. 1878! Ты подумай! Интересно, каково оно на вкус?
– Возьми да попробуй.
– Ты что!!! Ты знаешь, сколько это стоит?!!
– Не дороже, чем твоя разбитая коленка.
– Это вино перед дегустацией надо декантировать некоторое время, – с сомнением сказала Ника.
– Что делать?
– Открыть за некоторое время до того, как подавать к столу, балда! Дать ему возможность пообщаться с кислородом, чтобы раскрылись его лучшие качества.
– Времени у нас много, – тяжело вздохнул он. – Так и быть: декантируй. Воронов не обеднеет.
– С ума сошел! А если оно не успеет раскрыться? Если мы раньше отсюда выйдем?
– Ты предлагаешь мне ради того, чтобы оценить вкус «Порто», торчать здесь до завтрашнего дня? – съязвил он.
– Оно того стоит, – пожала плечами Ника.
– По истории тебе – пять баллов. По всем остальным предметам двойка. Ты не понимаешь, что происходит! Дай сюда! – Он отобрал бутылку и засунул ее обратно в шкаф.
– Осторожнее! Что ты ее так трясешь! Ей же больше ста лет!
– Да потому что это всего лишь вино! А там, наверху, бойня! Люди гибнут. Если, конечно, Воронов не образумился. И Сивко не спятил. А твоего отца… – Он осекся.
– Что ты сказал? Что с папой? – насторожилась Ника.
– Среди охранников замка есть люди?
– Они все – люди.
– Я говорю не о профессиональных убийцах. У Зигмунда были с кем-нибудь дружеские отношения?
– Папа добрый. Он ни с кем не ссорился.
– Я имею в виду не ссору, – с досадой сказал он. – Я имею в виду дружбу. Чтобы его приняли в качестве парламентера. Переговорщика. Может, он дружил с деревенскими?
– Я-то откуда знаю! Может, и дружил.
– Неужели ситуация такая безнадежная!
Михаил взлетел по ступенькам и плечом надавил на дверь. Бесполезно. Он еще в первый раз заметил, что дверь надежная. На совесть делали. Со злостью пнул ее ногой.
– Давай, я тебе помогу, – сказала снизу Ника.