любимой женщины. Великой женщины, которая когда-то его спасла…
Год спустя
Замок
Холодный и сумеречный ноябрь всегда неприятен. Вряд ли найдется месяц, более не любимый русскими, и вряд ли найдется русский, который по мере его приближения не впадает в тоску. Глубокая осень, деревья голы, трава пожухла, а снега еще нет. Вид, городской ли, деревенский, одинаково непригляден. До новогодних праздников еще надо дожить, на пути к ним стоит месяц ноябрь, не считая, конечно, декабря. Чем скорее начнется зима, тем скорее придет весна. И ничего ты с ним не поделаешь, с ноябрем. Это надо пережить. Перетерпеть.
Но если люди богаты, время года значения не имеет. Любой день может стать праздником. При условии, что у тебя есть деньги, расцветить фейерверком беззвездное ноябрьское небо, а унылую жизнь чередой изысканных вечеринок пара пустяков.
У дамы, сидящей за рулем белоснежного «Мерседеса», они, судя по всему, были. Холеное лицо, стильная стрижка, в ушах и на шее бриллианты, дорогая меховая накидка, небрежно брошенная на заднее сиденье. Шикарная женщина, хотя и не красавица. Но что-то такое в ней есть. Эксклюзив, что выражается шестью нулями на банковском счете. Миллионеры-мужчины не редкость. Но женщина, сама заработавшая такие деньги, уникальна. Не получившая состояние по наследству или в подарок от богатого спонсора, не начавшая дело под его крылом и при его поддержке, а
Но даже она, холеная и уверенная в себе, по мере того как удалялась от Москвы, начинала злиться. Машина, выехавшая из гаража чистенькой, сверкающей, теперь забрызгана грязью. Серое небо сочится мельчайшими, словно маковые зернышки, каплями дождя, воздух пропитан влагой, как губка. Стоило выйти наружу, как вся эта вода мигом оказывалась на щеках, губах, волосах, одежде…
Женщина вела машину сама, хотя рядом с ней сидел мужчина. Молодой и красивый. Повернув голову в его сторону, она невольно улыбнулась. Ей было приятно на него смотреть, и она не могла отказать себе в этом удовольствии. Скользнув взглядом по светлым волосам, остановилась на глазах необыкновенного, редкостного цвета. Ей, отлично разбирающейся в драгоценностях, на ум пришло слово «астеризм». Так говорят о драгоценных камнях с лучистым блеском, похожим на свет звезды: эффект астеризма. У него карие глаза, а вокруг зрачка золотой лучистый ореол, поэтому оттуда, из глубины, словно идет свет. Странные глаза…
– Какие у тебя странные глаза, – не выдержала она.
– Вы что, меня рассматриваете?
– Могу себе позволить это удовольствие.
– Далеко еще? – спросил он после паузы.
– Ехать до имения Воронова порядком. – Слово «имение» она произнесла с иронией. Потом добавила: – Мишель, не надо нервничать. Мы едем на вечеринку.
«Мишель». Тонкая улыбка. Руки в лайковых перчатках на белоснежном руле. А вокруг грязь, морось. Москва осталась позади, за окном мелькают дачные поселки и деревушки. Покосившиеся заборы, одноэтажные дома.
– Не надо нервничать, Мишель, мы едем на вечеринку.
«На кой черт тебе это надо? Белая машина, меховая накидка, перчатки и вечеринка? И на кой черт тебе нужен там я?»
– Не надо нервничать, Мишель.
– Зачем мы туда едем?
– О! Разве ему можно отказать? Это закрытая вечеринка, только для членов элитного винного клуба. Для пятерых его самых богатых членов.
«Она разве член? – он покосился на даму. Елизавета Петровна. Член! Кто подумает иначе, получит пулю в лоб. На кой черт я с ней связался?»
– А повод для вечеринки? Что празднуем? – спросил он.
– Дмитрий Воронов раздобыл очередную редкость на винном аукционе, – усмехнулась Елизавета Петровна. – Знаменитое «Бордо» одного из лучших урожаев середины прошлого века. И лучшего в мире винодельческого хозяйства. И купил его за тридцать тысяч долларов.
– Мы что, едем его смотреть?
– Посмотреть на «Бордо» я могу и у себя в винном погребе, – пожала она плечами. – Воронов сказал, что откроет его.
– Ну и что?
– Мишель, ты не коллекционер. Он сказал, что откроет! Бутылку за тридцать тысяч долларов! Мы все покупаем вино. И дорогое тоже. Эксклюзивное в том числе. Но покупаем не для того, чтобы его пить.
– А для чего?
– Бог ты мой! Ты не коллекционер! Впрочем, тебе это и не нужно. – Она покосилась на его светлые, тщательно уложенные волосы и улыбнулась: – В общем, мы едем!
«Она родилась в Москве, в семье водителя автобуса и санитарки. А ее предки пахали землю. У нее большие руки и большие ноги. Широкое лицо. Белая машина, меховая накидка и перчатки. Ноябрь месяц. Кому она все это доказывает? Себе! У нее куча комплексов. Но кто об этом только заикнется, получит пулю в лоб».
– О чем задумался, Мишель? Замок на горизонте!
– Замок?
– А чего ты ожидал от Воронова? Он – большой оригинал.
Неожиданно она остановила машину. Повернулась к нему и повелительно сказала:
– Выйдем. Я хочу подышать свежим воздухом.
Он нехотя стал вылезать из салона. Какая мерзкая погода! Меховая накидка осталась лежать на заднем сиденье, Елизавета Петровна стояла под моросящим дождем с непокрытой головой, в платье для коктейля, в туфлях на шпильках и задумчиво смотрела на зубцы смотровой башни. И в самом деле, замок!
Огромный, в три этажа, облицованный природным камнем, с окнами, похожими на бойницы, будто бы здесь собирались держать длительную осаду. Такой замок мог построить только безумец. Или же человек, начитавшийся в детстве рыцарских романов и всерьез увлекшийся ими. Это было некрасиво, этим не хотелось владеть, здесь не хотелось жить. Но это было значительно и… странно. Да, именно странно.
Он поправил белоснежное кашне на шее и вздохнул. Черное пальто в момент покрылось водяной пылью.
– Зачем надо ехать в грязную деревню в платье для коктейля и меховой накидке? – спросил, глядя на ее запачканные туфельки и на шоссе со следами рыжей глины от гусениц тяжелой техники и нашлепками грязи с огромных колес тракторов.
Елизавета Петровна обернулась и, глядя на него в упор, спросила:
– Надо объяснять?
– Да я уже понял, что объяснений от вас не дождешься.
– Привыкай, – улыбнулась она.
– Оденьтесь, холодно.
– Да, да. Подай мне накидку, – поежилась она, и Михаил послушно полез в машину за предметом ее изысканного гардероба.
– Зачем Воронову это нужно? – спросил, глядя на замок. – Такой огромный дом! В глуши! Он мог бы и за границей жить. Где-нибудь, где тепло и сухо. Мягкий климат, приятный взгляду пейзаж.
– Кто знает? Он и раньше был со странностями, а после того как год назад случилась трагедия с его женой, и вовсе сошел с ума. Заперся здесь, в этом мрачном замке, ни с кем не общается. Как будто на свете нет других женщин.
– Вы что, к нему неравнодушны?
Она вздрогнула:
– С чего ты это взял? Холодно, поехали.
И Елизавета Петровна полезла в машину. Поехали. Он недоумевал. Но, по крайней мере, хоть что-то прояснилось. Она не только эксклюзивное вино едет пить. У нее далеко идущие планы. Уж не
