на друга, так и добив свою добычу.

Вдруг со стены оторвалась стрела с серым совиным оперением и, сделав высокую дугу, вонзилась точно в сердце всё еще живого терзаемого голодными тварями человека. Стрела, пущенная с почти трёхсот шагов, принесла пощаду предателю, обрекшему когда-то на смерть многих славных воинов…

Тем временем, не видевшие кончины, убежавшего Велима, обреченные, приготовились к отражению атаки, набегающих на них волны тарков. Икер насчитал два десятка особей, и от леса почуяв запах, свежей крови, торопились еще звери, видимо им не досталось этой ночью ничего.

Завязался бой. Олав Рысь, один из лучших дружинников Валдо, прикрываясь щитом, успевая защищать пришедшего в себя и неумело державшего в руках оружие отца. Схватка ещё как следует, не началась, а у ног дружинника уже лежало тело сраженного тарка. Так получилось, что Олав и его отец, были оттеснены от троих других паннов. Твари, потеряв еще одного соплеменника, решив оставить на потом опасного человека, так легко их убивающего, насели на троих менее умелых людей. Первым, зацепленный длинной когтистой лапой упал Данут, маленький и щуплый панн, он так и не понял, откуда пришла смерть. Мощным ударом дубины ему раскроили череп, не помог даже искусно выкованный шлем. Оставшиеся панны, потеряв третьего, быстро скрылись в гуще больших волосатых тел. Тарки их разорвали на куски, так и не потеряв ни одного из своих сородичей.

Олав отвлекшись на тарка пытающегося огреть его тяжелой палицей по спине, потерял из виду отца, чем немедленно воспользовались остальные твари. Рыжеус уже выдохшийся за время скоротечной схватки на мгновение, опустил щит и тут же пропустил сильный удар когтистой лапы, снесшей ему пол лица.

Олав Рысь видя смерть отца с криком отчаяния и боли бросился нанося быстрые рубящие удары на убившего того тарка. Тварь, изрубленная озверевшим воином, лежала у ног смывшего свой позор Рипея Рыжеуса. Стоя над телом погибшего отца, Олав, чувствовал, как штанина его левой ноги намокла и как из его бедра толчками выходит кровь, унося с собой по капельке жизнь.

Тарки рыча и скалясь, окружали раненного воина, метавшегося и жалящего направо и налево их тела, своим острым клинком. Из раны нанесенной ему чьей-то когтистой лапой, сильный поток крови прекратился, принеся с собой слабость и апатию. Перед глазами Олава, скалящиеся морды тарков слились в один нескончаемый миг. Рысь, уже не видя своих врагов, слепо, налившимися свинцом руками, пытался достать до ближайшего врага. Он уже не чувствовал, как его непритомное тело упало рядом с мертвым отцом. Он не видел, как со стен летели сотни стрел, разя подбиравшихся к нему тварей. Он не видел как твари, находившиеся сзади, когда он был еще на ногах, умирали от смертельных укусов точных стрел с совиным оперением. Он уже не мог видеть, как опустились ворота и как его воевода, Валдо Белоус, с еще несколькими воями быстро подняв его безжизненное тело на плечо, возвращаются в городище. Они стояли тогда с воеводой плечом к плечу, сражаясь в том бою у ворот Мирольма. В том бою, из которого так позорно сбежал его отец. В том бою, в котором погибли его товарищи от палиц и клыков тарков, ударивших им в спину. Уходя за Берег, Олав улыбаясь, еле слышно прошептал:

-Очищен…

Небесный диск Шруко своими теплыми яркими лучами, согревал скалы. Нагревая камни, к середине дня делая их похожими на тёплые тела громадных зверей.

Ксур очень любил греться на горячих камнях. Он, часто выбираясь из своего логова, устроенного им в высоких верхушках скал, подолгу лежал на прогретых утёсах. Но сейчас вместо лежания на камнях, ему приходилось красться по тёмному холодному лесу, постоянно вздрагивая и прислушиваясь своими широкими ушами к малейшим шорохам или звукам. Ксур был ещё совсем молодым гроллом, только недавно отделившимся от матери. Она говорила, что самый мелкий и самый слабый из её последнего помёта Ксур не проживёт и до середины зимы, оставшись наедине с лесом. Вспоминая её слова, маленький гролл, частенько злорадно хихикал, прижимая к своей мелкой клыкастой пасти свою когтистую трёхпалую лапку.

Он жил уже третью зиму один, назло всем сородичам и более крупным, но тупым братьям. Мать, увидев его три зимы назад, на первых в его жизни весенних игрищах, была сильно удивлена. Ксур выжил, хотя кое-кто из его более крупных братцев больше никогда не появлялся. Вспоминая глупую удивлённую рожицу своей родительницы, глаза Ксура самодовольно закатывались.

Выжить оказалось не так уж трудно. У Ксура не было длинных клыков и крепких когтей, зато он был хитер и осторожен. Именно благодаря своей хитрости и осторожности, он всегда находил себе пропитание. Невольно вспоминалось, как он первый раз украл маленького детёныша Хррага, или как он выследил, где находиться гнездо Клотсы, в котором оказалось целых, пять крупных яиц. Его тупомордые братцы не способны были думать, вот и гибли от когтей шаррхи и под дубинами тарков.

Эта зима была особенной. Лес просто кишел стаями тарков. Что привело в Тёплый лес такую многочисленную орду этих тупых созданий, Ксур не знал, да и не хотел знать. Главное, что после тарков оставалось очень много мяса, которым маленький хитрый гролл и питался. Тарки, погибали в сварах между собой и в боях с двуногими, сладкое мясо которых особенно нравилось Ксуру. Вот на такие места схваток и приходил осторожный гролл. Мясо, благодаря морозу не ушедшему ещё из леса вслед своей повелительнице зиме, почти не портилось.

Да! Эта зима особенная! Сегодня Ксур, после нескольких ночей проведённых в лесу возвращался обратно к своему логову в скалах. Ведь скоро начнутся весенние игры. О! Ксуру будет, что рассказать своим соплеменникам и чем похвастать перед молодыми самками, а если посчастливиться, то может быть, одна из них изберет его и он уведет её в свою пещерку.

Вдруг по широким чувствительным ноздрям ударил сладковатый запах смерти. Он говорил, насторожившемуся Ксуру, что где-то недалеко есть еда. Мягко и беззвучно пробираясь сквозь заросли кустарника и огибая широкие стволы деревьев, осторожный гролл пошел на запах.

Скоро он вывел Ксура на небольшую полянку, на которой лежали два примерзших к снегу тела мертвых тарков. Совсем рядом от них, к дереву прислонился еще один, гролл даже испугался сначала, что его могут заметить. Но потом запах услужливо рассказал, что этот тарк тоже мертв, уже присмотревшись, Ксур заметил у того в голове небольшую прямую веточку. Гролл видел как двуногие, используя странные палки, метали далеко и метко такие вот веточки.

Всё еще боясь вылезти из кустов, Ксур оглядывал поляну и тщательно принюхивался. Судя по запаху, тарки умерли четыре ночи спустя, и ни что не угрожало сейчас притаившемуся в своем укрытии гроллу. Но странное острое чувство опасности, спасавшее не раз осторожному Ксуру жизнь, говорило, что рядом враг. Успокоившись немного, взволнованный он уже было ступил на поляну, но его опередили.

От увиденного у маленького Ксура на загривке встала дыбом шерсть. Хотелось бежать без оглядки от страшного места, но первобытный ужас охватил и сковал хрупкое тельце.

На поляну тихо почти не касаясь снега, выплыла тёмная фигура, с наброшенным на голову капюшоном. Если бы не потоки страшной необъяснимой силы гролл бы принял странное существо за двуногого. Его ужасная всепроникающая мощь растекалась по поляне. С трудом, что бы не запищать от страха, Ксур сжавшись в комок, закрыв своими тонкими лапкам голову, затих в кустах. Что-то очень древнее бередило в сердце испуганного гролла какие-то отдалённо знакомые воспоминания.

Тёмный, Ксур в глубине своего маленького дрожащего от ужаса сердца откуда-то знал, что это именно он, плавно приблизился к тарку с веточкой двуногого в голове. С странным шипением он протянул свою руку к голове тарка и без заметных усилий плавно вытащил черную ветку. Кончик ветки, словно длинный широкий лист, вдруг сверкнул, будто в луче яркого Шруко, хотя на поляне заметно потемнело с момента появления Тёмного. Резкое шипение вперемешку с сильным режущим уши свистом разнеслось по поляне и из леса, на страшный зов Тёмного стали выходить тарки, сжимающие в своих длинных лапах огромные узловатые дубины. Странно, гролл больше не боялся Тёмного. С сердца ушел ужас и страх. Тело прекрасно слушалось своего хозяина. Забылись весенние игрища и постоянно ворчащая мать. Голод тоже ушел. Осталось только приятное чувство повиновения. Он смело поднялся на свои хрупкие лапки и вышел из своего убежища навстречу своему Повелителю…