Остался только растерзанный на части мертвый городище с рыскающими по нему голодными тварями. Канули в небытие чудесные богатырские подвиги, осталось только горькое воспоминание об удаляющейся широкой спине великана Валдо, да то обреченное на смерть хрупкое кольцо строя сомкнутых щитов и пылающее городище с умирающими в нем женщинами и детьми. Впервые ей, молодой цветущей девушке, у которой вся жизнь была впереди, не хотелось жить. По дороге её постоянно выворачивало. Вдруг остро захотелось к отцу. Обнять его, зарывшись в широкой могучей груди и разреветься как девчонке, жалуясь на весь мир. А он своей твёрдой и шершавой, как камень, ладонью, нежно бы гладил её по волосам, успокаивая и утешая.

С рассветом Митро, взявший на себя роль главного в их маленьком отряде, объявил привал. Огня жечь не стали, расположились среди деревьев. Римас, наносив сухих веток, соорудил из них нехитрое ложе. Постелив поверх плащом, негромко сказал еле живой Анае:

-Поспи пока, а мы постережем.

Едва коснувшись уставшей головой лежанки, Аная провалилась в тяжелый болезненный сон. Тихо, чтоб не потревожить спящую девушку, Митро накрыл её своим плащом.

-Досталось девке, – сказал он, присаживаясь рядом с Римасом, сидящим на стволе небольшого поваленного дерева, поросшего уже многолетним серым мхом.

-Да уж, тут не каждый муж совладает, а она только поплакала чуть-чуть. Что значит кровь Седовласова, – подтвердил Римас, сидящий с обнаженным клинком.

-Дык она смалу такой была. Аль ни помнишь? Всё в себе держала: ни слезинки тебе, ни крику. Ровно хлопец скакала, тебя вон вообще на мечиках выигрывала.

Римас согласно покачав головой, заулыбался. Да выигрывала. Такому вою, как Аная, не стыдно и проиграть.

-И тебе тоже на орехи доставалось. Они дружно тихо улыбнулись воспоминаниям своего шального детства. Как росли вместе, как по ночам убегали из детинца на реку купаться, как воровали в саду у старой Яльми сладкие плоды нормиса (сладкий маленький плод тёмно-синего цвета, растёт на деревьях). Доставалось потом от строгого десятника Ирмо за проделки маленьким сорванцам. Старый Ирмо не смотрел, что Аная – дочка ярла, давал нагоняй ей наравне со всеми отроками. Седовлас только довольно посмеивался в свой седой ус, видя украдкой, как муштруют его чадо.

Анаю, окунувшуюся в мир тягостных грёз, вырвало из вязкого тревожного плена лёгкое прикосновение тёплой шершавой ладони к её рту. На неё смотрел Митро, прикладывая указательный палец к своим губам. Мол, тихо. Медленно он забрал ладонь от лица уже окончательно проснувшейся девушки. Тихо, чтобы не шуметь, она поднялась со своего ещё хранящего её тепло, ложа. Обнаженный меч в руке. Слева –Римас, настороженно глядящий по сторонам.

Медленно подползя к Митро, Аная шепотом еле слышно спросила:

-Что?

-Сюда идут, – ответил он.

-За нами?

-Нет. Идут не спеша. Другой тропкой от Ульма, рядом с нашей. Птицы тревожатся сзади, их должно быть много. Из-за двух-трёх путников озимки (маленькие лесные птички) не будет так галдеть. Уходим, только тихо.

Собрав плащи и разбросав сухие ветки, служившие постелью девушке, Римас ещё раз оглянув место их короткой стоянки, тихо исчез в чаще вслед за ушедшими вперед Митро и Анаей.

Шли ходко, не останавливаясь. Плохо отдохнувшая Аная ещё не достаточно пришедшая в себя после короткого сна, плелась за впереди безмолвно ступающим дружинником Митро. Мысли в голове путались, ведя свой собственный непонятный разговор. Существовало сейчас две Анаи: одна покорно и стойко исполняла, бездумной оболочкой все указания своих провожатых, а другая, внутренняя, находилась где-то очень далеко от этого неизменно мелькающего бесконечного леса.

Путники уже довольно далеко ушли от места их недавней стоянки, осторожный Митро даже перестал прислушиваться и оглядываться назад. Наверное, обошлось, и их стоянку никто не заметил. Ещё один дневной переход – и они в Хирмальме. Он даже представил на мгновение, как они с Римасом передают на руки Седовласову дочку её отцу, и как хвалит их ярл Икер за службу. Ещё бы! Вывели дочь из поверженного Ульма! Представил, как сотник Торли хлопает их по плечу, мол, уберегли кровинушку Седовласову. Как их с Римасом будут слушать друзья дружинные о страшном бое и гибели смелой ульмской дружины, о легендарном Валдо Белоусе, идущем с ними бок-о-бок по горящему Ульму. Он будет рассказывать обо всем степенно и неспешно, как настоящий ветеран, понюхавший уже горький дух сечи. Только бы дойти! А там уже за стенами славного Хирмальма они костьми лягут! Мудрый Седовлас не допустит ульмской резни, и твари не застанут врасплох городище! Напьётся меч Митро кровушки поганой, за всё он спросит с ворога! За Ульм, за баб, за детей малых! Он прекрасно понимал сейчас Анаю, если бы не сотник Валдо, остудивший их пыл, кинулись бы они, словно в зимний прорубь, в сечу за горячей дочерью ярла. Да и сложили бы свои буйные головы в неравном бою.

Много, видать, отведал за свою жизнь Белоус, опытен и трезв головой, только узрел Митро в глазах сотника Рыжебородого ту же боль за умирающий внизу городище. Но сотник на то он и сотник, что за людей, под ним стоящих, в ответе. Всё понял тогда Митро, ничего не забудет и скорее всего, ничего не скажет никому из молодых о Валдо и Римасу запретит. Не поймут, не видевшие крови отроки, уход богатыря Валдо, да и не поверят, что не ринулся на помощь погибающим Великий Белоус. Митро сам бы не поверил и не понял.

Внезапный сильный вой разнёсся по весеннему лесу. Он словно острой плетью ударил по спинам уходящих путников. Их след заметили! Сомнений быть не могло! Повторившийся совсем близкий рев, прилетел из-за спины. Наверное, вышли на их стоянку.

-Бегом, – уже не таясь и не выбирая место для шага, крикнул, рванувшийся вперед, Митро.

Сердце Анаи колотилось и вздрагивало с каждым новым воем, раздававшимся уже с разных сторон. Только впереди, куда стремились беглецы, неслышно ничего. Бьющие по плечам и по лицу ветви деревьев и кустарников, еще больше раззадоривали и подгоняли бегущих.

Их сжимали в полукольцо. Многоголосый звериный рев, долетавший сзади и с обоих боков, говорил Митро, что они угодили в самую гущу таркской стаи. Просто чудо, что их маленький отряд не напоролся на тварей ранее. Наверное, эта свора тарков двигается на Хирмальм из Ульма. Трое беглецов просто шли всё это время рядом с врагом, и так же, как и сам враг, не догадывались об этом. По глупой роковой случайности их стоянка обнаружилась, в этом уже не было никаких сомнений.

Тем временем полукольцо сжималось, силы понемногу покидали бегущих. Погоня, воя и завывая в предвкушении скорого насыщения, нагоняла тяжело бегущую, теряющую силу, добычу. Постоянно оглядывающемуся на бегу Римасу, казалось, что вот-вот из зарослей, только что покинутых ими, покажутся преследователи.

Первой, споткнувшись об предательски вылезшую из земли корягу, упала Аная. Она, пролетев немного в воздухе, словно небольшая рыбацкая лодочка-плоскодонка по песчаному берегу, проскользила по траве еще несколько шагов. Раздирая в кровь ладони и часть лица, она больно ударилась коленями о выпуклые из бурой земли корни гигантов-деревьев. Сдерживая прыснувшие от резкой боли слёзы из глаз, она с помощью Римаса поднялась с земли и немного прихрамывая, продолжила бег.

Их передвижение заметно замедлилось. Хрипы, постоянно вырывающиеся из груди, устало бегущих людей, казалось, разносились на весь лес. Правда, погоня также заметно отстала. Отдаляющийся многоголосый вой всё больше оставался позади бегущих. Коротконогим таркам тяжелее бегать, чем длинноногим лоримам. Только не сравнится ни один лорим в выносливости с порождением Ледяного леса. Нужно было торопиться, но ноги подкашивались. Тело, отказывающееся идти дальше, болело и ныло, только ненавистный рев и вой погони подгонял, словно обжигающий острый хлыст.

-Отдых, – глухо, еле слышно скомандовал, падающий от усталости на траву, Митро. Все повалились рядом с ним. Глубоко вдыхая и жадно глотая свежий лесной воздух, раскалёнными от бега лёгкими. Трое беглецов лежали на мягком лесном ковре.

Восстановив понемногу тяжелое дыхание, Митро, словно не замечая Анаи, сказал Римасу, тяжело поднимаясь:

– Так дальше не протянем. Веди её дальше.