современные историки, дружно соглашаясь с тем, что «директива о приведении советских войск в боевую готовность была дана слишком поздно», однако не дают ответа на само собой напрашивающийся в таком случае вопрос: а когда, с их ученой точки зрения, эта директива отправлена была бы вовремя, например: за 6 часов, за сутки, за двое, месяц или год до начала войны?
На этот вопрос трудно ответить даже сейчас. Задним числом не смог на него ответить и сам автор «Воспоминаний и размышлений» маршал Г. К. Жуков, будущий министр обороны Советского Союза, как наиболее сведущий в этих делах человек. Другой, непосредственный свидетель событий последних мирных часов, от которого непосредственно зависело приведение наших войск в боевую готовность и, следовательно, результаты начала войны, нарком обороны С. К. Тимошенко, как уже указывалось, не счел нужным ответить на этот, важнейший для истории, вопрос; ушел в иной мир нераскаянным. Стало быть, не слишком боялся Бога за загубленные солдатские души.
Задним числом и самому Г. К. Жукову стало очевидно, с учетом реальной боеготовности войск под его командованием, что директива о приведении советских войск в боевую готовность была дана поздно. Однако почему она была отправлена поздно, начальник Генерального штаба анализом себя особенно не утруждает, частично берет грех на себя, но основную вину перекладывает на И. В. Сталина.
Так, в своих «Воспоминаниях и размышлениях» Г. К. Жуков пишет: «В период назревания опасной военной обстановки, мы, военные, не сделали всего, чтобы убедить И. В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость провести несколько ранее в жизнь срочные мероприятия, предусмотренные оперативно – мобилизационным планом».
Выходит, скромность не позволяла Маршалу Советского Союза написать – «я», а только весьма неопределенно – «мы, военные». Можно подумать, что любой военный мог запросто зайти в кабинет к И. В. Сталину, чтобы убедить его в чем-то, кажущимся этому военному очень важном.
По Г. К. Жукову, получается, что вот мы, умные военные, в том числе, разумеется, и он – Жуков, неоднократно пытались убедить И. В. Сталина в том, что срочно необходимо принимать меры, предусмотренные оперативно – мобилизационным планом, в том числе срочно убрать с границы сотни новейших самолетов, преднамеренно подставленных каким-то врагом народа под удар фашистов. Ведь неровен час – начнется война, а самолеты, не имея летчиков, сами улететь в тыл не сумеют, вот и погибнут ни за понюх табаку прямо на аэродромах. Из этого можно сделать вывод: ну и дурак же был Сталин, если он и этого не понимал.
А ведь таких казусов было сколько угодно: и незаправленные танки, и орудия без снарядов, и войска, не прикрытые зенитной артиллерией, поскольку в это время эта артиллерия была направлена для учебных стрельб на дальние полигоны, и, наконец, – неработающие радиостанции.
Таким образом, в «Воспоминаниях и размышлениях» их автор пытается убедить читателя: а причем здесь «мы, военные», в том числе нарком обороны Маршал Советского Союза Тимошенко и я, начальник Генерального штаба генерал армии Жуков, если мы, военные, неоднократно убеждали И. В. Сталина, что расхлябанность в армии недопустима, что, если затянем этот, давно уже перезревший вопрос, о приведении войск Западных военных округов в боевую готовность, то останемся без армии, а в первую очередь – без самолетов. Но, несмотря на все наши доводы, Сталин нас так и не понял; поэтому подставил Красную Армию под удар Гитлера; вот оставили все на границе: и солдат, и технику, и склады с топливом, из-за этого и бежали мы, военные, по вине Сталина до самой Москвы.
Однако И. В. Сталина можно обвинить в чем угодно, но только не глупости. Поэтому, если и докладывал Тимошенко вместе Г. К. Жуковым руководителю нашего государства о состоянии войск западных военных округов и о перспективах отражения нападения немецких фашистов на нашу страну, то, скорее всего, далеко не так, как было выше указано. Иначе трудно объяснить, почему И. В. Сталин в такое критическое время, как 21 июня, закончил свой рабочий день и уехал отдыхать в 23.00. Обычно он и в спокойное время работал значительно дольше, до 2–3 часов ночи.
Таким образом, судя по реакции И. В. Сталина, доклад этих высших руководителей Красной Армии, как нам представляется, был традиционным, характерным для мирного времени, когда докладчик знает, что проверить объективность его утверждений, обещаний и выводов никто не может: ни многочисленные проверяющие, ни полевые занятия с учебными стрельбами, ни командно – штабные ученья, ни даже крупные маневры с обозначением условного противника и привлечением целых военных округов, а только – настоящая, крупномасштабная война с реальными боевыми действиями.
Поэтому дух и содержание подобных докладов бывает, как правило, более чем оптимистический: «мы никого не боимся, всегда готовы в бой, врага будем бить малой кровью и на его территории. Любой агрессор разобьет свой медный лоб о наш советский пограничный столб».
Затем докладчик щелкает каблуками и выставляет грудь, мол, готов за достигнутые успехи в боевой и политической подготовке занять более высокую командную должность, получить очередное воинское звание или награду, желательно, конечно, орден, но согласен на медаль и даже на значок.
При подготовке таких докладов очень важно угадать, – а лучше, конечно, заранее знать – точку зрения начальника, и ни в коем случае не раздражать его, не спорить с ним, – тогда о своем будущем беспокоится нечего: подхалимов всегда любили и будут любить. В мирное время они всегда были и будут при дворе, хотя для государства это – большое несчастье, но, как показывает история, труднопреодолимое, даже при таких руководителях, каким был И. В. Сталин, который за такие вещи наказывал подобных деятелей, забывающих интересы государства во имя личных, самым жестоким образом. Однако, как мы видим, и это не всегда помогало.
Причем традиционная система вранья: «как только, так сразу…» характерна для всех времен и для командиров всех уровней, причем, чем выше – тем в большей степени. Конечно, в случае, если война действительно начнется, то при таком подходе можно здорово погореть, как, например, с подачи упомянутого выше Л. З. Мехлиса, погорел командующий Западным фронтом генерал армии, Герой Советского Союза Д. Г. Павлов и его ближайшие подчиненные.
На этой трагедии советских генералов мы уже не раз останавливались. Однако здесь все же отметим, что, несмотря на очень серьезные упущения Павлова и его ближайших помощников, мера наказания для них была выбрана не обосновано чрезмерная. Они могли еще много полезного сделать для армии и страны. Тогда недостатки в боевой подготовке Красной Армии носили всеобщий и системный характер, о чем свидетельствует тот факт, что в первые месяцы войны отступали все наши фронты, теряя управление войсками и оружие, даже под руководством наших маршалов.
Командующий Западного фронта генерал Павлов был снят с должности уже 30 июня 1941 г., однако практически с первого дня войны в качестве советников, а затем и командующих этого фронта побывал почти весь «цвет» Красной Армии: маршалы Тимошенко, Шапошников, Ворошилов, Кулик, генерал Еременко и, наконец, главный комиссар Красной Армии Лев Захарович Мехлис.
Как следует из результатов «нашествия» наших маршалов в Минск, их действия только мешали командующему Западным фронтом Павлову. Плохо представляя реальную обстановку на фронте, маршалы заставляли Павлова гнать войска на запад и наносить контрудары по немецким войскам, с целью остановить их, а затем разгромить агрессора на его территории. Кончались такие удары, как правило, тем, что наши войска, к большому удовольствию немецких генералов, сами залезали в окружение, в так называемые «котлы», откуда им выхода уже не было.
В результате наши маршалы ситуацию на Западном фронте не улучшали, а своими неумелыми действиями еще более её усугубляли, однако крайним за все поражения выставили генерала Павлова, который вместе с товарищами по несчастию был, как уже было сказано выше, расстрелян уже 22 июля 1941 г.
Однако немецкая армия продолжала наступать, умело уничтожая дивизии и даже целые армии наших войск. Становилось ясным, что причины поражений Красной Армии были значительно глубже, чем просто недисциплинированность и нераспорядительность ее командиров.
Тогда же становилось все более очевидным, что высшие руководители и командиры Красной Армии явно недооценили реальную опасность, исходящую от самой мощной армии мира. И не потому, что наши генералы и маршалы были якобы дураками от природы, а потому, что их уровень профессиональной подготовки на начало войны с Германией явно не соответствовал требованиям времени и занимаемым ими должностям. Как говорят в народе, «шапка была явно не по Сеньке».
Конечно, он не сразу стал генералиссимусом и И. В. Сталин.
Это подтверждается текстами, уже неоднократно упоминаемых, Директив № 2 и, особенно, № 3, подписанных Тимошенко, Маленковым и Жуковым и, само собой разумеется, согласованных с И. В. Сталиным. Эти директивы были направлены войскам западных округов в первый день войны и предусматривали переход Красной Армии в контрнаступление, причем к исходу уже 24 июня (за два дня) наши стратеги требовали овладеть районом Люблин в Польше. Эта задача тогда явно была не по силам Красной Армии.
Все попытки выполнить директивы высшего командования о наступлении наших войск в первые часы войны привели к большим неоправданным потерям и еще более усугубили и без того наше тяжелое положение на советско – германском фронте, особенно на Западном фронте, по которому гитлеровские генералы
