— Я в этом не уверен, — отвечал Говард. — Далеко не уверен. Мы выглядим не лучшим образом. Это заседание. Скандал на глазах у прессы. В наших рядах все увидели раскол. Обри сказал, что наверху нами недовольны. Эта история дезавуировала наше заявление насчёт Филдса. Публичная перепалка, грязь… Со стороны трудно поверить, что совет выступает от имени города.

— Но ведь это так, — усмехнулась Ширли. — Никому в Пэгфорде этот Филдс не нужен — ну, почти никому.

— Из-за этой статьи создаётся впечатление, будто мы преследуем сторонников Филдса. Пытаемся их запугать. — Не в силах бороться с искушением, Говард что есть мочи зачесался. — Разумеется, Обри знает, что нашей вины тут не было, но эта щелкопёрка всё переиначила. Вот что я тебе скажу: если Ярвил выставит нас в неприглядном свете… не один год они только и ждут, как бы подмять нас под себя.

— Этому не бывать, — тотчас же ответила Ширли. — Этому не бывать.

— Я думал, вопрос закрыт, — рассуждал Говард, не обращая внимания на жену; все мысли его были только о Полях. — Я полагал, мы всё решили. Я думал, мы от них избавились.

Призрак Барри Фейрбразера и скандальная выходка Парминдер заслонили собой статью, над которой Говард трудился не жалея сил, чтобы каждому стало ясно, почему Поля и «Беллчепел» — позорные пятна на репутации Пэгфорда. Говард начисто забыл, как радовался обвинениям в адрес Саймона Прайса, и даже не подумал их удалить, пока об этом не попросила миссис Прайс.

— Из областного совета пришёл мейл, — повернулся он к Морин, — со множеством вопросов насчёт нашего сайта. Спрашивают, какие меры были приняты против клеветников. Там считают, что у нас недостаточная защита.

Услышав в его словах упрёк в собственный адрес, Ширли холодно процедила:

— Говард, я же говорила, что разобралась с этим вопросом.

Накануне, пока Говард был на работе, знакомая супружеская пара прислала к ним своего племянника-студента, будущего программиста. Тот посоветовал Ширли «снести» сайт, который может «крякнуть» любой хакер, даже «чайник», а потом пригласить кого-нибудь, «кто в этом шарит», и создать новый.

Ширли поняла хорошо если одно слово из десяти. Ясно, что «хакер» означало «взломщик», и, когда студент закончил нести свою тарабарщину, Ширли прониклась смутным ощущением, что Призрак каким-то образом смог узнать чужие пароли — возможно, выведав их у людей в непринуждённой беседе.

Поэтому Ширли разослала сообщение с требованием сменить пароль и никому не сообщать новый. Именно это она имела в виду, заявив, что «разобралась с этим вопросом».

Что же касается рекомендации удалить сайт, хранительницей и опекуншей которого была сама Ширли, тут она никаких шагов не предприняла, но Говарду об этом не обмолвилась. Ширли боялась, что сайт с высокой степенью защиты, о которой говорил тот продвинутый юноша, окажется за пределами её управленческих и технических навыков. Она и так исчерпала свои способности, но твёрдо решила держаться за должность администратора.

— Если Майлза выберут… — начала Ширли, но Морин перебила её своим низким голосом:

— Будем надеяться, что эта гнусная история не выбила его из колеи. Будем надеяться, она пройдёт для него бесследно.

— Люди поймут, что Майлз не имеет к этому никакого отношения, — прохладно сказала Ширли.

— Ой, поймут ли? — усомнилась Морин, и Ширли тут же вспыхнула ненавистью.

Как она смеет, сидя в гостиной у Ширли, противоречить ей? Хуже того, Говард кивал Морин в знак согласия.

— Вот об этом я и беспокоюсь, — сказал он, — а Майлз нам сейчас нужен позарез, чтобы вернуть совету былую сплочённость. После выступления Бен-Задиры поднялась такая буря, что мы даже не поставили на голосование второй вопрос — «Беллчепел». Майлз нам просто необходим.

Говард ещё не договорил, а Ширли уже вышла из комнаты в кухню, не в силах видеть, как он потакает Морин. Закипая от бешенства, она взялась заваривать чай, а сама прикидывала, не вынести ли только две чашки, чтобы Морин неповадно было.

Наперекор всему и всем Ширли до сих пор восхищалась Призраком. Его обвинения вскрыли правду о людях, которых она не любила и презирала за их разрушительные действия и упрямство. Она не сомневалась, что электорат Пэгфорда с ней согласится и отдаст свои голоса за Майлза, а не за отвратительного Колина Уолла.

— В котором часу пойдём на выборы? — Позвякивая чайным подносом, Ширли вернулась в комнату и подчёркнуто обратилась с вопросом не к Морин, а к Говарду (ведь не чей-нибудь, а их родной сын должен получить галочку в бюллетене напротив своей фамилии).

Но к её вящему раздражению, Говард предложил им пойти втроём, после закрытия магазина.

Майлз Моллисон не меньше отца опасался, что беспрецедентно нездоровая атмосфера вокруг предстоящих выборов подорвёт его шансы. С утра пораньше он наведался в газетный павильон за площадью и услышал обрывок разговора между владелицей, которая сидела за кассой, и старичком- покупателем.

— …Моллисон всегда мнил себя королём Пэгфорда, — говорил старичок, не замечая, как каменеет лицо хозяйки. — А Барри Фейрбразер мне очень нравился. Такая трагедия. Настоящая трагедия. Кстати, Моллисон-младший оформлял наши завещания и выказал, как я считаю, крайнее самодовольство.

Тут у Майлза сдали нервы, и он, залившись краской, словно школьник, незаметно выскользнул из павильона. Что, если этот говорливый старикашка и был автором анонимного письма? Благодушная уверенность Майлза в собственном обаянии пошатнулась, и он раз за разом пытался представить, каково это будет, если завтра его прокатят на выборах.

Вечером, раздеваясь перед сном, Майлз наблюдал за безмолвной женой через отражение в зеркале трюмо. В последнее время любое упоминание мужа о выборах Саманта встречала в штыки. Этим вечером, как никогда, ему хотелось ободрения и поддержки. А ещё больше — женской ласки. Давненько у них не было близости. Он припомнил, что в последний раз спал с женой в ночь перед скоропостижной смертью Барри Фейрбразера. Сэм была тогда немного подшофе. С недавних пор она без этого не ложилась с ним в постель.

— Что нового на работе? — спросил он, видя в зеркале, как она расстёгивает лифчик.

Саманта ответила не сразу. Она почесала глубокие красные борозды, оставленные тесным бюстгальтером, и произнесла, не глядя на Майлза:

— На самом деле я как раз собиралась с тобой поговорить.

Ей до смерти не хотелось признаваться. Она тянула уже с месяц.

— Рой советует закрыть магазин. Дела идут неважно.

До какой степени неважно — Майлзу лучше было не знать. Она и сама потеряла дар речи, когда бухгалтер открытым текстом описал положение дел. Саманта, как ни странно, была к этому и готова, и не готова. Умом понимала, а сердцем не принимала.

— Подумать только, — сказал Майлз. — Но интернет-бизнес вы не бросите?

— Нет, — ответила она. — Интернет-бизнес мы не бросим.

— Это правильно, — подбодрил её Майлз и почтил минутой молчания гибель бутика. А затем спросил: — Ты сегодняшнюю газету, видимо, не читала?

Саманта потянулась за ночной сорочкой, лежащей на подушке, и он с удовольствием взглянул на её грудь. Секс определённо поможет ему расслабиться.

— Какая жалость, Сэм. — Пока Саманта облачалась в неглиже, Майлз пополз на её сторону кровати. — Это я про бутик. Отличное было местечко. Ты ведь долго там заправляла — лет десять?

— Четырнадцать, — ответила Саманта.

Она видела его насквозь. Не сказать ли мужу, чтобы отымел себя сам; не уйти ли спать в гостевую комнату, размышляла она, но проблема заключалась в том, что ей совершенно не нужен был конфликт, потому как больше всего на свете она жаждала поехать с Либби в Лондон, где они, надев одинаковые футболки, проведут целый вечер подле Джейка и его бой-бэнда. Нынче эта поездка оставалась для Саманты средоточием счастья. Кроме всего прочего, секс мог смягчить растущее неудовольствие Майлза по поводу её отсутствия на предстоящем юбилее Говарда. Сев на мужа верхом, Саманта закрыла глаза и вообразила, что это Джейк, что они одни на пустынном белом пляже, что ей девятнадцать, а ему — двадцать один. Она