больничный.

— Зачем? — взвилась Тесса.

— Хотел объяснить, почему мне важно посидеть дома, — почти смиренно выговорил Колин.

У Тессы возникло неудержимое желание на него наорать. Только сейчас она с отвращением поняла, почему Фиона слегка брезгливо говорила как с ним, так и о нём; Тесса не питала к директрисе добрых чувств, считая её жёсткой и беспощадной.

— Всё равно я не думаю, что Фиона к этому…

— Напрямую, может, и непричастна, — перебил её Колин, вытирая ладонью пот с верхней губы. — Но Моллисон же откуда-то пронюхал.

«Это не Моллисон. Это Стюарт, я знаю». В каждой строчке Тесса узнавала сына. Её даже поразило, что Колин ничего не видит, не связывает это сообщение со вчерашним скандалом, когда поднял руку на сына. «Даже от аллитерации не удержался. Наверняка он и предыдущие написал. О Саймоне Прайсе. О Парминдер». Тессу охватил ужас.

Но Колин даже не думал о Стюарте. Он вспоминал мысли — яркие, как память, как чувственные впечатления, буйные, отвратительные: рука, хватающая и сжимающая, в густой толпе юных тел; крик боли, искажённое детское лицо. И всё тот же вопрос, снова и снова: он и вправду это сделал? Ему понравилось? Ответов не было. Он знал только, что постоянно возвращается мыслями к тому мгновению, видит его, чувствует. Мягкая плоть под тонкой хлопковой блузкой; захват, сжатие, боль, потрясение: насилие. Сколько раз? Он и этого не знал. Часами пытался прикинуть, скольким учащимся это могло стать известно, ползут ли слухи у него за спиной и когда ждать разоблачения.

Не доверяя самому себе, он взял за правило перед выходом в коридор занимать руки стопками бумаг и папок. Перед ним кишело детское стадо, а он громогласно требовал дать дорогу, не путаться под ногами, отходить в сторону при его появлении. Ничто не действовало. Отбившись от этого стада, кто-нибудь вечно летел прямо на него, но руки его теперь были заняты, однако это не исключало других одиозных касаний: поспешно отставив локоть, задеть девчоночью грудь; шагнув в сторону от одного ребёнка, случайно прижаться к другому; выставив колено, будто бы нацелиться на детский лобок.

— Колин, — окликнула его Тесса.

Но большое неуклюжее тело вновь содрогнулось от рыданий, и когда Тесса, обняв мужа, прижалась к нему щекой, слёзы её потекли по его лицу.

На расстоянии нескольких миль, в Хиллтоп-Хаусе, Саймон Прайс сидел в гостиной за новёхоньким компьютером. Видя, как Эндрю умчался на работу к Говарду Моллисону, и терзаясь оттого, что этот компьютер пришлось брать в магазине, за полную стоимость, Саймон злился так, будто его в очередной раз опустили. С той самой ночи, когда палёный компьютер был выброшен в реку, Саймон ни разу не заходил на сайт местного совета, но сейчас, сложив одно с другим, решил проверить, уж не висит ли там до сих пор эта фигня, стоившая ему работы, — ведь её могли увидеть потенциальные работодатели.

Сообщения уже не было. Саймон не знал, что это заслуга жены: Рут побоялась признаться, что звонила Ширли — пусть даже для того, чтобы попросить её стереть этот пост. Приободрившись, Саймон поискал сообщение насчёт Парминдер, но и оно исчезло.

Уже собравшись закрыть страницу совета, он вдруг заметил новое послание, под темой «Фантазии замдиректора».

Саймон дважды прочёл текст и в одиночку расхохотался утробным победным смехом. Он терпеть не мог этого дёрганого, лобастого дылду. Пустяк, а приятно; выходит, он, Саймон, ещё легко отделался.

На пороге с робкой улыбкой появилась Рут; она обрадовалась, что муж повеселел: после увольнения он ходил чернее тучи.

— Что там пишут смешного?

— Знаешь Пупсова папашу? Уолл его фамилия, замдиректора школы. Вот гад — педофил, однако!

Улыбка сползла с лица Рут, и она ринулась вперёд, чтобы прочесть текст.

— Я в душ, — бодро объявил Саймон.

Дождавшись, когда он выйдет, Рут стала звонить своей приятельнице Ширли, чтобы предупредить её о грядущем скандале, но у Моллисонов было занято.

Ширли наконец-то смогла дозвониться мужу в магазин. В этот час она ещё была в халате; Говард расхаживал по тесной подсобке.

— …Но к тебе не пробиться…

— Мо висела на телефоне. И что там сказано? Помедленней.

Ширли с расстановкой, как диктор, стала читать сообщение о Колине. Но муж её перебил:

— Ты это сохранила или как?

— Что, прости? — не поняла она.

— Ты читаешь с экрана? Это до сих пор висит на сайте? Или ты удалила?

— Как раз сейчас этим занимаюсь. — Ширли занервничала и начала изворачиваться. — Хотела сперва тебе…

— Удали сию же минуту! Господи, Ширли, это уже переходит все границы… мы не имеем права держать на сайте такие вещи!

— Но мне казалось, ты должен…

— Сотри немедленно, я с тобой ещё дома поговорю!

Говард перешёл на крик.

Ширли негодовала: никогда в жизни они не повышали друг на друга голос.

Следующее заседание местного совета, первое после смерти Барри, должно было определить исход неутихающей битвы за Поля. Говард отказался перенести голосование по вопросам наркологической клиники «Беллчепел» и передачи предместья Филдс под юрисдикцию Ярвила. Поэтому Парминдер предложила Колину и Кей непременно встретиться перед заседанием, чтобы наметить стратегию.

— Но ведь Пэгфорд не имеет права в одностороннем порядке изменить административные границы, верно? — спросила Кей.

— Не имеет, — терпеливо начала Парминдер (понятно, что Кей ещё не освоилась в городе), — но совет округа запрашивал мнение совета Пэгфорда, а уж Говард из кожи вон вылезет, чтобы все проголосовали так, как выгодно ему.

Встреча проходила в гостиной дома Уоллов, поскольку Тесса мягко надавила на мужа и тот пригласил двоих других к себе — туда, где она могла присутствовать при их беседе. Тесса подала им бокалы с вином, водрузила на журнальный столик большую вазу с чипсами и молча откинулась на спинку кресла, не вмешиваясь в разговор.

Она была до предела измотана и раздражена. Анонимный пост спровоцировал у Колина острую паническую атаку — один из тех приступов, которые подтачивали его изнутри, — причём настолько жестокую, что он оказался не в состоянии пойти в школу. Парминдер не могла не знать, насколько он нездоров, она сама выписала ему больничный — и тем не менее привлекла его к этой дискуссии, нимало не беспокоясь, что вечером на Тессу обрушится очередной выплеск мучительной паранойи.

— Вне всякого сомнения, в нашем обществе зреет недовольство действиями Моллисонов, — напыщенно и авторитетно вещал Колин, будто бы и не ведал параноидальных страхов. — Они вообразили, что могут говорить от имени всего города, и, с моей точки зрения, это настраивает людей против них. Да, именно такое впечатление сложилось у меня в период предвыборной агитации.

Неплохо было бы Колину, с обидой думала Тесса, и ради неё время от времени брать себя в руки. Когда-то ей льстила роль единственной хранительницы его тайн, утешительницы, избавительницы от страхов, но это время давно прошло. Сегодня с двух ночи до полчетвёртого утра он не давал ей спать: сидя на краю кровати, раскачивался взад-вперёд, стонал и плакал, призывал смерть, жаловался, что не в силах долее бороться, что напрасно ввязался в эту гонку и теперь совершенно раздавлен… Тесса услышала на