пути Кей и Саманты никогда не пересекались.
— Короче, — продолжила Кей с некоторой обидой, — она пригласила нас в пятницу на ужин. Ровно через неделю.
— Вот чёрт, — рассерженно бросил Гэвин.
Приподнятое настроение Кей почти сошло на нет.
— А в чём проблема?
— Ни в чём. Просто… ни в чём. — Он помешал спагетти. — Если честно, мне Майлз и так надоел, в конторе.
Этого он и опасался: что она без мыла пролезет в его жизнь, что они будут восприниматься как «Гэвин и Кей», вращаться в одном и том же кругу, а потом от неё будет не отделаться. Как же он это допустил? Почему не помешал её переезду? Досада на себя легко переросла в злость на неё. Неужели не ясно, что она ему до лампочки? Неужели нельзя убраться без скандала, пока он её не послал? Он слил воду и тихо ругнулся, обрызгавшись кипятком.
— Тогда позвони Майлзу с Самантой и откажись, — проговорила Кей.
В её голосе появилась жёсткость. Гэвин, по своей глубоко укоренившейся привычке, решил погасить назревающий конфликт, а дальше положиться на судьбу.
— Да нет, — сказал он, промокая забрызганную рубашку чайным полотенцем. — Давай сходим. Всё нормально. Давай сходим.
В нескрываемой тоске он напомнил себе установить точку отсчёта, на которую потом можно будет ссылаться.
— Это такие сволочи, — говорил он. — У него была всесторонняя страховка, так теперь их юристы ищут лазейки, чтобы не платить. Пытаются доказать, что он скрыл от них существенные факты.
— Какие?
— Ну, что у него дядя умер от аневризмы. Мэри клянётся, что Барри заявил об этом агенту, когда подписывал полис, но никаких следов не осталось. Якобы агент не понял, что это наследственное. А если вдуматься, Барри ведь и сам…
У Гэвина сорвался голос. Вспыхнув от стыда и ужаса, он склонился над тарелкой. В горле комом застряла скорбь — и ни туда ни сюда. Кей отодвинула стул; Гэвин понадеялся, что ей надо в туалет, но тут же почувствовал, как она обняла его за плечи и прижала к себе. Не подумав, он тоже обхватил её одной рукой.
Как хорошо, когда тебя обнимают. Ну почему отношения нельзя ограничить простыми, бессловесными утешительными жестами? Зачем только человечество научилось языку?
У него потекло из носа — прямо ей на спину.
— Извини, — поспешно сказал он и вытер её майку салфеткой.
Кей пододвинула стул поближе к Гэвину и положила руку ему на локоть. Так она нравилась ему гораздо больше: молчаливая, мягкая, заботливая.
— До сих пор не могу… хороший был мужик, — сказал он. — Барри. Хороший был мужик.
— Да, все так говорят, — подтвердила Кей.
Она не удостоилась чести быть представленной знаменитому Барри Фейрбразеру, но сейчас её заинтриговали и непривычная эмоциональность Гэвина, и фигура человека, который был тому причиной.
— Весёлый был? — спросила Кей, легко вообразив, что Гэвин мог потянуться к шутнику, к горластому заводиле, к собутыльнику.
— Наверное. Да нет, не слишком. Обычный. Посмеяться любил, но такой был… такой отличный мужик. Он любил людей, понимаешь?
Кей выжидала, но Гэвин не стал распространяться о положительных качествах Барри.
— А дети… а Мэри… бедная Мэри… Господи, тебе не понять.
Кей молча гладила его по руке, но её сочувствия поубавилось. Не понять, про себя переспросила она, каково быть одной? Не понять, каково тащить на себе семью? Кто бы пожалел её, Кей?
— Они были по-настоящему счастливы, — продолжил Гэвин надтреснутым голосом. — Она совсем расклеилась.
Кей не переставая гладила его по руке, а сама думала, что ни при каких условиях не смогла бы позволить себе расклеиться.
— Я в порядке. — Гэвин высморкался и снова взялся за вилку.
Едва заметно поёжившись, он дал ей понять, что гладить его больше не обязательно.
IV
Саманта пригласила Кей из мстительности, смешанной со скукой. Она решилась на это в пику Майлзу, который вечно строил какие-то планы, не спрашивая её мнения, но требуя содействия; будет знать, каково это, когда у тебя за спиной без спроса устраиваются какие-то дела. А потом она ещё перебежит ему дорогу и первой опишет эту встречу двум старым сплетницам, Морин и Ширли, которые так увлечённо перемывают косточки Гэвину, а сами ничего толком не знают о его романе с дамочкой из Лондона. А кроме всего прочего, на этом званом ужине она лишний раз подденет Гэвина за его трусость и нерешительность в личной жизни; можно будет либо завести в присутствии Кей разговор о свадьбах, либо прямо сказать: наконец-то Гэвин остепенился.
Однако намерение вогнать в краску других не доставило Саманте обычного удовольствия. Когда она в субботу утром поставила в известность Майлза, он откликнулся с подозрительным воодушевлением:
— Да, отлично, мы сто лет не приглашали Гэвина. Ты молодчина, что познакомилась с Кей.
— В каком смысле?
— Ну, вы ведь с Лизой в подругах были, разве нет?
— Майлз, я Лизу на дух не переносила.
— А, ну ладно… Может, с этой подружишься!
Испепелив его взглядом, она всё же не поняла, откуда такое благодушие. Лекси и Либби, приехавшие домой на выходные, не выходили на улицу из-за дождя и сейчас сидели в гостиной, поставив какой-то музыкальный DVD; гитарный стон сотрясал кухню, где стоя беседовали их родители.
— Послушай, — начал Майлз, жестикулируя мобильником, — Обри хочет со мной побеседовать насчёт совета. Я только что звонил папе: сегодня Фоли приглашают нас всех на ужин к себе в Суитлав…
— Нет, спасибо, — перебила его Саманта.
В необъяснимой ярости она развернулась и вышла.
Целый день они приглушённо спорили, переходя из комнаты в комнату, чтобы не отравлять дочкам выходные. Саманта отказывалась менять своё решение и даже не желала объясниться. Майлз, опасаясь не сдержаться, то искал примирения, то обливал её холодом.
— Подумай, как это будет выглядеть, если ты не придёшь, — сказал он без десяти восемь, стоя в дверях, уже при галстуке.
— А при чём тут я? — спросила Саманта. — Это же ты баллотируешься в совет.
Ей было приятно, что муж дёргается. Она знала, что он боится опоздать и всё ещё рассчитывает её уломать.
— Ты прекрасно знаешь: они ждут нас обоих.
— Неужели? Не помню, чтобы меня кто-нибудь приглашал.
— Брось, пожалуйста, это подразумевается само собой… они рассчитывали…
— Ну и дураки. Я же ясно сказала: мне там ловить нечего. А ты поторапливайся. Не заставляй мамочку с папочкой ждать.
