— Мм… Да, хорошо.

— В котором часу? — Пусть хотя бы одно решение примет сам.

— Не знаю… в районе девяти?

Когда раздались короткие гудки, Кей ещё подержала трубку возле уха, а потом сказала в расчёте на Уну и Алекс:

— Я тебя тоже. До скорого, милый.

У Тессы, школьного психолога, расписание было более гибким, чем у её мужа. Как правило, после уроков она отвозила их сына домой на своём «ниссане», а Колин (которого Тесса никогда не называла Кабби, хотя знала, что остальной мир — включая даже родителей, которые переняли эту манеру у своих детей, — именует его только так) проводил в школе ещё час-другой и приезжал следом на «тойоте». Но сегодня Колин поджидал Тессу на парковке уже в двадцать минут пятого, когда ученики ещё толпились у калитки и рассаживались по родительским автомобилям или школьным автобусам.

Над головой серо-стальным щитом изогнулось небо. Резкий ветер ворошил сухую листву и задирал юбки; он коварно выбирал самые уязвимые места — шею, коленки; он не позволял задуматься и немного отвлечься от повседневности. Даже спрятавшись от него в машине, Тесса чувствовала себя какой-то взъерошенной и нервозной, словно кто-то чуть не сбил её с ног и не извинился.

Колин сидел на пассажирском месте, в тесноте, высоко задрав колени; он спешил выплеснуть те сведения, которые двадцать минут назад получил от учителя информатики.

— …Его не было. Пропустил сдвоенный урок целиком. Этот — сразу ко мне в кабинет. Завтра в учительской только и разговоров будет. А ему это и нужно! — кипел от негодования Колин, и Тесса поняла, что речь уже идёт не об учителе. — Лишь бы меня прилюдно опозорить.

Её муж побледнел от изнеможения, под красными глазами пролегли тёмные тени, руки теребили портфель. Прекрасные руки: крупные суставы, длинные изящные пальцы — почти такие же, как у их сына. Недавно Тесса поделилась с ними своим наблюдением, но ни одного ни другого нисколько не обрадовало известие о физическом сходстве.

— Не думаю, что он… — начала Тесса, но Колин не слушал:

— …Будет оставлен после уроков, на общих основаниях, и ещё дома от меня получит. Посмотрим, как он тогда запоёт. Посмотрим, как он развеселится. Для начала пусть неделю отсидит дома — посмотрим, как ему это понравится.

Прикусив язык, Тесса разглядывала поток одетых в чёрное школьников: понурые головы, лезущие в рот волосы, плотно запахнутые тонкие пальтишки. Щекастый первоклашка растерянно оглядывался по сторонам, не понимая, почему за ним ещё не приехали. Толпа поредела, и тут показался Пупс, который шагал, как всегда, рядом с Арфом Прайсом, подставляя худощавое лицо ветру. При определённых поворотах головы, при определённом освещении нетрудно было представить, каким будет Пупс, когда состарится. От усталости Тессе вдруг показалось, что он совсем чужой; она даже удивилась, когда он свернул к машине, и подумала, как ей не хочется вылезать на злющий, невообразимый ветер, чтобы только пропустить этого незнакомца на заднее сиденье. Но когда он, подойдя вплотную, одарил её кривой полуулыбкой, она тут же узнала в нём своего любимого — несмотря ни на что — мальчика и, пока он усаживался сзади, стоически перетерпела острые, как нож, порывы ветра; отец не шелохнулся.

Опередив три автобуса, они выехали со стоянки, пересекли из конца в конец городок Ярвил, потом жутковатое, убогое предместье Филдс и вывернули на окружную дорогу, чтобы сократить путь до Пэгфорда. Тесса наблюдала за Пупсом в зеркало заднего вида. Ссутулившись, он смотрел в окно, как будто оказался в этой машине случайным попутчиком.

Колин дождался, когда они выедут на окружную, и только тогда спросил:

— Где ты был во время урока информатики?

Тесса ещё раз невольно покосилась в зеркало. Сын зевнул. Хотя она и не переставала убеждать мужа в обратном, ей подчас казалось, что Пупс и впрямь начал войну против отца на виду у всей школы. До неё, как до школьного психолога, доходили такие подробности, о которых она бы сама не догадалась; ученики чего только не говорили, кто невинно, кто с умыслом.

Мисс, а Пупсу можно курить? Он и дома курит?

Свою тайную добычу, которая сама шла в руки, она хранила в особых запасниках, не пуская туда ни мужа, ни сына, хотя несла это гнетущее бремя с трудом.

— Гулять ходил, — спокойно ответил Пупс. — Ноги размять.

Колин неуклюже обернулся; его сковывали не только натянувшийся ремень безопасности, но и портфель, и пальто. Он сорвался на крик. В подобных случаях тон его голоса становился всё выше и выше, переходя почти что в фальцет. Пупс сидел молча, кривил губы в дерзкой ухмылке и довёл отца до того, что тот перешёл к оскорблениям, хотя бранился крайне редко и потом долго себя корил.

— Самодовольный, наглый го… гадёныш! — вскричал он, и Тесса, которая из-за навернувшихся слёз плохо видела дорогу, сразу представила, как завтра утром Пупс начнёт передразнивать эту безобидную визгливую ругань, чтобы посмешить Эндрю Прайса.

До чего прикольно Пупс изображает походку Кабби — вы видели, мисс?

— Как ты смеешь мне дерзить? Как ты смеешь прогуливать?

Колин уже не мог остановиться; Тесса, смахнув слёзы, свернула в Пэгфорд, пересекла главную площадь, миновала кулинарию «Моллисон энд Лоу», военный мемориал и «Чёрную пушку», обогнула церковь Архангела Михаила и Всех Святых, оказалась на Чёрч-роу и в конце концов припарковалась на подъездной дорожке у дома; всё это время Колин, не умолкая, визгливо кричал и даже охрип; у Тессы щёки стали мокрыми и солёными от слёз. Они вышли из машины; Пупс открыл своим ключом парадную дверь и неторопливо поднялся к себе в комнату, ни разу не оглянувшись.

В тёмной прихожей Колин швырнул портфель на пол и обрушился на Тессу. Сноп света, падавший сквозь витражное оконце над дверью, прихотливо окрашивал его взволнованную, круглую, лысеющую голову то в кроваво-красный, то в мертвенно-голубой цвет.

— Теперь ты видишь? — кричал он, размахивая длинными руками. — Нет, ты видишь, с чем я вынужден иметь дело?

— Вижу. — Она вытащила из коробки под зеркалом большой ком бумажных салфеток, вытерла лицо и высморкалась. — Да, вижу.

— Он на нас плюёт!

Тут Колин и сам разрыдался, громко и сухо кашляя, как ребёнок с крупозным воспалением лёгких. Тесса бросилась к нему и обхватила руками на уровне пояса — маленькая и пухлая, она при всём желании не дотянулась бы выше. Он склонился к жене; она чувствовала, как сотрясается под пиджаком его грудь.

Через несколько минут, осторожно высвободившись, она повела его на кухню и заварила чай.

— Я приготовила для Мэри рагу, надо отнести, — немного погодя сказала Тесса, гладя его по руке. — У неё в доме остановилась половина всей родни. Я скоро вернусь, и мы с тобой пораньше ляжем спать.

Он кивнул и шмыгнул носом; Тесса поцеловала его в висок, направляясь в чулан, где стоял морозильник. Когда она вернулась с тяжёлой обледенелой жаропрочной кастрюлей, муж сидел за столом в той же позе, сжимая в своих больших ладонях кружку и зажмурившись.

Тесса поместила кастрюлю в полиэтиленовый пакет и оставила на кафельном полу в прихожей. Затем она надела мешковатый зелёный кардиган, частенько заменявший ей куртку, но переобуваться не стала. Вместо этого она в мягких тапках неслышно пошла вверх по лестнице, а потом, ступая более свободно, поднялась ещё на один пролёт, в мансарду. За дверью послышалась торопливая возня. Тесса постучалась, давая Пупсу возможность свернуть на мониторе все окна и, возможно, спрятать сигареты, о которых она якобы не знала.

— Да?