— Что-что? — не поняла девушка.

— Мой муж умер, знайте. Он умер, так что Филдсу придётся обойтись без него, понятно?

У Мэри тряслись руки; включённый мобильник выскользнул из пальцев, и журналистка наверняка услышала её сдавленные рыдания. Потом Мэри вспомнила, что весь последний день своей жизни, день их годовщины, Барри безоглядно посвятил проблемам Филдса и Кристал Уидон; её захлестнула ярость, и она с такой силой швырнула мобильный через всю комнату, что сбила со стены фотографию в рамке, запечатлевшую их четверых детей. Мэри кричала и плакала одновременно; сестра с зятем в панике взбежали вверх по лестнице и ворвались в кабинет.

Они смогли вытянуть из неё только одно:

— Поля, проклятые, проклятые Поля…

— Мы с Барри там выросли, — пробормотал её зять, но решил не пускаться в объяснения, чтобы не доводить Мэри до истерики.

Инспектор социальной службы Кей Боден перебралась из Лондона в Пэгфорд со своей дочерью Гайей всего месяц назад; здесь они оказались единственными новосёлами. Кей было неведомо, что квартал под названием Филдс имеет сомнительную репутацию; просто здесь жили многие из её подопечных. О Барри Фейрбразере она знала лишь одно: его внезапная смерть стала причиной отвратительной сцены у неё на кухне, когда Гэвин, её возлюбленный, даже не притронувшись к омлету, умчался как нахлёстанный и тем самым разбил все надежды, которые вселил в неё любовный пыл прошлой ночи.

Во вторник Кей остановилась у придорожной закусочной между Пэгфордом и Ярвилом, чтобы съесть в машине сэндвич и заодно просмотреть стопку исписанных листов. У одной сотрудницы произошёл нервный срыв, и на Кей тут же навесили треть её подопечных. Около часу дня она выехала в сторону Филдса.

В этом предместье она бывала не раз, но ещё плохо ориентировалась в его закоулках. Отыскав наконец Фоули-роуд, Кей издалека заметила дом, принадлежавший, по её расчётам, семье Уидон. По их досье она уже представляла, к чему надо готовиться, и с первого взгляда поняла, что не ошиблась.

У фасада громоздилась куча мусора, выросшая до самых окон: набитые отбросами магазинные пакеты перемежались тряпьём и грязными подгузниками. Отбросы частично просыпались — или были выброшены — на неопрятную лужайку, посреди которой красовалась лысая автомобильная покрышка; очевидно, её недавно передвинули, потому что вблизи темнел примятый круг жухлой растительности. Позвонив в дверь, Кей заметила в траве, прямо под ногами, использованный презерватив, похожий на полупрозрачный кокон какой-то гигантской личинки.

Сейчас её охватило лёгкое опасение, с которым она так и не научилась бороться за долгие годы; впрочем, это был пустяк по сравнению с нервной дрожью, которая по молодости била её у незнакомых дверей. В ту пору, хотя она получила основательную подготовку и совершала обходы в сопровождении старших сотрудниц, ей подчас становилось по-настоящему жутко. Злые собаки, хулиганы с ножами, дети- уродцы — чего только она не насмотрелась в чужих домах.

На звонок никто не ответил, хотя из полуоткрытого окна слева от входа доносилось хныканье младенца. Когда она постучала в дверь, ей на туфлю слетела чешуйка бежевой краски. Тут она вспомнила, в каком состоянии находится её собственный новый дом. Гэвин мог бы подсобить ей с ремонтом, но об этом он даже не заикался. Время от времени Кей перебирала всё то, чего он не сказал и не сделал, — в точности как скупец перебирает долговые расписки; от досады и горечи она давала себе зарок потребовать расплаты.

Она постучала ещё раз, слишком поспешно, чтобы только отвлечься от этих мыслей, и услышала приглушённый голос:

— Да иду, ёпта, иду.

Дверь распахнулась; на пороге стояла женщина — не то девочка, не то старуха, в линялой голубой майке и мужских пижамных штанах. Одного роста с Кей, она вся как-то усохла. Ключицы и скулы выпирали из-под тонкой бледной кожи. Клочковатые волосы, крашенные, причём явно своими руками, в ярко-рыжий цвет, выглядели как парик, нахлобученный на голый череп; зрачки были сужены до предела; груди практически отсутствовали.

— Здравствуйте, вы — Терри? Меня зовут Кей Боден, я замещаю вашего инспектора, Мэтти Нокс.

Тонкие серовато-белые руки женщины пестрели серебристыми оспинами; на одном предплечье вызывающе краснела мокрая язва. От правой руки до самой шеи тянулся широкий, будто пластиковый шрам. В Лондоне Кей курировала одну наркоманку, которая устроила в доме пожар, а когда спохватилась, было уже поздно.

— Ну ясно, — промямлила Терри после затяжной паузы.

Теперь она казалась гораздо старше: у неё не хватало нескольких зубов. Повернувшись спиной к Кей, она нетвёрдой походкой двинулась по тёмному коридору. Кей пошла следом. В доме пахло тухлятиной, потом, застарелой грязью. Терри свернула в первую дверь налево, за которой располагалась крошечная гостиная.

Там не было ни книг, ни репродукций, ни фотографий, ни телевизора — ничего, кроме пары старых, засаленных кресел и хромого стеллажа. Обломки его валялись на полу. Прислонённая к стене башня новёхоньких картонных коробок жёлтого цвета смотрелась инородным телом.

В центре комнаты топтался босой ребёнок в футболке и набухшем подгузнике. Кей знала из документов, что ему три с половиной года. Его нытьё, похоже, было бессознательным и беспричинным — просто сигнал присутствия. Он прижимал к себе пакет из-под каких-то хлопьев.

— Это, видимо, Робби? — уточнила Кей.

При звуке своего имени ребёнок посмотрел в её сторону, не прекращая ныть. Терри сдвинула в сторону облупленную жестяную коробку из-под печенья, которая занимала одно из грязных кресел, и примостилась рядом, наблюдая за Кей из-под тяжёлых век. Кей присела на другое кресло, стараясь не смахнуть с подлокотника переполненную пепельницу. Окурки частично просыпались на сиденье: Кей ощущала их бёдрами.

— Ну здравствуй, Робби, — сказала Кей, открывая досье Терри.

Мальчонка по-прежнему скулил — и тряс пакетом, в котором что-то стучало.

— Что там у тебя? — спросила Кей.

Он не ответил и что есть силы тряхнул пакет. Оттуда вылетела пластмассовая фигурка, которая, описав дугу, завалилась за картонные коробки. Робби заревел. Кей наблюдала за Терри, которая безучастно уставилась на сына. В конце концов мать буркнула:

— Заткнись уже, Робби.

— Может, попробуем достать? — предложила Кей, радуясь предлогу подняться с кресла и отряхнуть сзади брюки. — Давай-ка посмотрим.

Она заглянула в просвет между стеной и коробками. Игрушка застряла у самого верха. Кей протянула туда руку. Коробки оказались тяжёлыми; сдвинуть их было непросто. Изловчившись, Кей всё же достала фигурку и увидела, что она изображает толстого ярко-лилового человечка, сидящего в позе Будды.

— Держи, — сказала она.

Робби успокоился; он вернул игрушку в пакет и опять загромыхал содержимым.

Кей огляделась; под сломанным стеллажом валялись две игрушечные машинки.

— Любишь машинки? — спросила Кей, указывая на них пальцем.

Ребёнок даже не посмотрел в ту сторону и лишь покосился на Кей с расчётливым любопытством. Затем он поковылял к стеллажу, извлёк из-под него одну машинку и продемонстрировал её Кей.

— Би-би, — выговорил он. — Мафына.

— Очень хорошо, — похвалила Кей. — Молодец. Машина. Би-би.

Ей пришлось опять сесть и вытащить из сумки блокнот.