Она поцеловала его в грудь:

— Институт перетасовал расписание. Ты выступаешь завтра в десять тридцать. Я протолкнула тебя вперед.

Виктор поцеловал ее, но сказать ничего не успел. Он услышал, как Анника тянет что-то о кофе, а Стефано недовольно ворчит, что еще шесть утра. Арабелла прижалась к Виктору и не двигалась, пока молодые люди не покинули дом.

— Не хочется, но надо, — решительно заявила Арабелла и оторвалась от Виктора. Он успел ее поцеловать и вспомнил о браслете.

— Давай встретимся днем.

— Не смогу, — вздохнула она. — Макензен…

— На полчаса. Это для меня очень важно.

— Ладно. В полдень в той же маленькой траттории.

— Вот и хорошо.

Она уже натянула футболку и джинсы.

— Ты опять меня разглядываешь.

Он встал и подошел к ней. Ее кожа покрылась пупырышками, хотя в комнате было тепло.

— Знаешь, со мной здесь происходят странные вещи. И я их не понимаю.

— Расскажи.

— Может быть, позже. Не хочу отягощать твоих вековых семейных проклятий.

Тень, скользящая по кровлям… загадочная фамилия Станкович… Позже он понял, почему не рассказал обо всем этом. Воспоминание о случайно подслушанном накануне разговоре остановило его.

Она еще раз обняла его и произнесла голосом Карлы Бальби:

— Над каждой семьей тяготеет проклятие, Виктор. Даже над твоей. Надо уметь жить со своими проклятиями.

Венеция издавна хорошо ладит со смертью. Смерть для ее граждан всегда представляла излюбленный повод для праздников, еще до того, как на островах выросли шикарные палаццо грандов. Здесь изобретались и совершенствовались новые методы пыток и убийств, тайных и явных. Статуи прославляли страдание как добродетель. Дно лагуны устилали человеческие кости, скапливаясь пирамидами и кружась в небольших хороводах. Но в наши дни публичные казни более не являются повседневной деталью городской жизни, и труп вне телеэкрана стал редким зрелищем. Если по весне сладковатая трупная вонь из канала щекочет ноздри, то, скорее всего, по нему дрейфует дохлая собака. Изредка карабиньери выуживают утонувшего по собственной неосторожности пьяницу.

Насильственная смерть, grand guignol[19] прошлых дней, утратила жутковатую привлекательность даже в качестве темы непринужденной застольной беседы.

Ансельмо, поглощенный своими повседневными заботами, заметил приоткрытую дверь при обходе коридоров пятого этажа. В гостиницу прибыли одиннадцать министров Европейского сообщества. Первая мысль — аккуратно прикрыть дверь. Вторую мысль вызвал запашок из номера. Металлический и органический, усилившийся, когда Ансельмо приблизил нос к щели.

— Хелло!

Возглас Ансельмо остался без ответа, в комнате лишь что-то хлопало, как будто птица крыльями. Ансельмо сжал губы и приоткрыл дверь пошире:

— Все в порядке? Есть здесь кто-нибудь?

Войдя, он увидел, что хлопают шторы на открытом окне.

— Это Ансельмо, — провозгласил он, подходя к окну и закрывая его. — Есть здесь кто-нибудь?

«Кто-нибудь» обнаружился у кровати. Руки его оказались задранными к голове, как будто труп хотел стащить с себя через голову что-то сильно мешавшее ему при жизни. На ковре лужа крови. Большая лужа. Ансельмо не стал тратить время на обследование тела. Подумал, сообщить ли сначала директору или сразу звонить в полицию. Отдернул руку от аппарата, вспомнив об отпечатках пальцев. Вышел и плотно закрыл дверь.

Конечно, Ансельмо испугался. Но сойдя вниз и взяв трубку собственного служебного телефона, он ощутил не только неизбежность досадного скандала в отеле, но и отблеск черной магии минувших дней, проникший в этот мир.

Полдень миновал. Ожидание переросло в беспокойство. Виктор прибыл в тратторию заблаговременно, выбрал столик. Одежду Стефано он сложил и засунул в мешок. Костюм защитного цвета, который он надел второпях, уже слегка лоснился на локтях и коленях. Он допил вторую чашку кофе и зажег сигарету. Взгляд на часы: 12.20. Сомнения сверлили сознание: что отвлекало ее этой последней ночью? 12.25. Ч-черт!

Его уже подмывало встать и отправиться к ней домой, когда вдали показалась растрепанная фигура в коричневом пальто и новых солнечных очках, шагающая не отрывая пальца от стены.

Арабелла поцеловала его и села, смеясь над собою.

— Сердишься? Не пойму.

— Начал беспокоиться.

Она провела ладонью по его лицу и погладила щеку. Опять этот маслянистый запах. Пальцы холодные. День, правда, не из теплых.

— Извини. Пришлось заказать новые ключи. Снова замки сменили.

Она нащупала костюм в мешке:

— О, Стеф-капризуля получит свое имущество… Балда! — Она чуть не хлопнула себя по лбу.

— Что случилось?

— Я забыла твою одежду.

— Кошмарный свитер? — засмеялся он. — Оставь на память.

Она нащупала его руку и одарила сияющей улыбкой.

— Щедрый прощальный подарок. Надеюсь, ты не для этого меня сюда пригласил?

— Я не хочу расставаться с тобой.

Виктор вынул коробочку с браслетом. Он собирался произнести несколько вводных слов, но тут подошел официант. Они заказали ланч и бутылку вина, Арабелла рассказала о встрече с Макензеном, который заверил, что устроит им новый кредит. Стеф закатил скандал и отбыл с Анникой.

— Неблагодарный у тебя братец, — заметил Виктор.

— Да, иногда именно так, — вздохнула Арабелла. — Но главное, мы освободились от призраков.

Интонация, с которой Арабелла произнесла последнюю фразу, поразила Виктора. Он опустил бокал и непонимающе уставился на подругу. Что-то витало вокруг нее, что-то проникало в ее мысли, влияло на поведение, на поступки. Какая-то мания или неоконченное дело. Она сумасшедшая! Я даже не знаю ее телефона… Но тут снова выглянуло солнце, и влюбленность затмила сомнения.

Виктор вынул браслет. Арабелла что-то почувствовала и слегка наклонила голову, как бы прислушиваясь. Виктор повел ее пальцами по изгибам и кромкам золотого украшения. Ее рот странно дернулся, когда палец коснулся трех изумрудных глаз чудовища Фаринези.

— Прекрасная вещь, — произнесла она наконец. — Что здесь? — Она коснулась зубов в пасти морского монстра.