— Иногда.
— Но он возвратился и фактически… проживал в вашем доме.
— С тех пор мы его выскабливаем и проветриваем.
— Странно вы себя держите, лейтенант.
Несколько мгновений я изучающе глядел на него. Будущее, которое я планировал для себя, вполне вероятно, зависело от этого напыщенного молодого человека. Ловкий полицейский начальник будет поддерживать прекрасные отношения с влиятельными членами местного общества.
Вздохнув, я с улыбкой произнес:
— Я не слишком очарован тем, как вы себя держите, молодой Поль.
— Прошу прощения?
— Моя жена, которую я очень сильно люблю, как это ни странно, всем сердцем любит это чудовище Макейрэна. Она совершила шестьдесят грустных путешествий в Харперсберг. Она не в силах поверить, что он совершил что-то предосудительное. Если бы полиция Брук-сити поддалась нажиму Хейнемэна, а также Кермера и подстроила бы Макейрэну обратное водворение в тюрьму либо так бы его затравила, что ему пришлось бы убраться из города, я был бы поставлен перед выбором: моя жена или моя работа. Я бы выбрал Мег, а не должность. Лэрри Бринт знает, что я лучший из тех, кем он располагает, или, возможно, даже из тех, кем он будет располагать, что я логический кандидат на его место в дальнейшем. Но даже с учетом всего этого, исходя из целесообразности, он мог бы сыграть по вашим правилам, однако вы чересчур сильно жали на него. А он ведь человек упрямый. Вот он меня и поддержал, оказал поддержку моему браку, представил Макейрэну убежище. Поэтому, если мы хотим придать конструктивность нашей беседе в этот жаркий день, давайте забудем, как все это могло быть, как все должно было происходить, по мнению вашего отца и вас, и будем придерживаться фактов.
Облизав губы и оттянув ворот рубашки, он попытался сделать глоток из уже опустевшего бокала.
— Разумеется, вы… говорите правильные вещи, лейтенант Хиллиер.
— И я сознаю, что говорю это единственной газете, крупнейшему банку, крупнейшей из двух радиостанций и различным капиталовложениям тут и там.
Откашлявшись, он проговорил:
— Вы поймите, что мне сложно свыкнуться с мыслью, что блюститель закона предоставляет комнату в своем доме лицу, которое… умертвило мою сестру.
— Разве мы не закрыли эту тему?
— Да. Разумеется, да. Мой отец был информирован, что ровно неделю назад Макейрэн по собственной воле уехал из нашего города.
— Именно так.
— Он приобрел скоростной автомобиль и массу… туристского снаряжения, а затем отбыл.
— Именно так он поступил.
— Где он?
— Не имею ни малейшего представления.
Мне показалось, что он попытался взглянуть на меня с угрозой, но это больше напоминало гримасу от желудочных коликов.
— Разве в ваши обязанности не входит знать об этом?
— Что вы имеете в виду?
— Разве полиции не положено знать местонахождение такого человека, как он?
— Бог мой, Хейнемэн, нельзя же угнаться и за тем, и за другим, правда? Если бы мы его выгнали из города, то тогда бы не смогли держать его в поле зрения. Когда он находился тут, мы знали о его передвижениях. И удачно, что он направился в сторону холмов.
— Разве не имеется закона, предписывающего, чтобы он ставил полицию в известность, где он находится?
— Он не отпущен на поруки или под подписку о невыезде. Он не обязан никого извещать о себе. Он утратил некоторые свои гражданские права, например, права участвовать в голосовании или занимать должность в государственном учреждении, или право получать паспорт для зарубежной поездки. Вероятно, ни одна акционерная компания не включит его в число своих акционеров. Сверх этого для него существует ровно столько же ограничений, сколько и для вас. Нам бы очень хотелось узнать, где он находится, но у нас в этих холмах столько же осведомителей, сколько в горах китайского Туркестана.
— Мы с моим отцом желаем, чтобы его нашли и арестовали.
— За что?
— За это, — проговорил он с нотками девичьего возмущения и достал из внутреннего кармана пиджака открытку, которую передал мне.
Это была шутливая открытка, выполненная в цвете: сидящая в маленькой качалке шимпанзе, в цилиндре и с сигарой, глупо ухмылялась, глядя в объектив. Ее отправили накануне из Полксберга, городка вполовину меньше Брук-сити, расположенного в девяносто милях к югу, там, где возвышенность вновь переходит в равнину. Адресована она была старшему Хейнемэну, адрес и текст были написаны крупными красными печатными буквами, почерк был с уклоном влево, а вместо точек над «i» стояли маленькие кружочки. Текст был такой: «Скоро увидимся, Попси». Подпись отсутствовала.
— Это почерк не Макейрэна.
— Я знаю. Это почерк Милред.
Окружающие предметы стали расплываться.
— Почерк кого?
— Это имитация почерка Милред. Она всегда писала красными чернилами, толстым пером, с наклоном влево. Это не слишком хорошая имитация, но почерк достаточно похож, чтобы это… породило тревогу. К тому же она единственная называла его «Попси».
Последнее слово он произнес с заметной неприязнью.
Злобная выходка была столь тонко задумана, несла в себе так много подтекста, что я почувствовал, как у меня поползли мурашки, и мне, приходилось лишь гадать, какой эффект она произвела на старика.
— Сдается, вы употребили неточное слово, — сказал я. — Вы сообщили, что вашего отца Макейрэн «интересует». По всей видимости, он его в высшей мере тревожит.
— Отец — человек не робкого десятка. Мы хотим, чтобы Макейрэна арестовали.
— По обвинению в чем?
Он вопросительно взглянул на меня.
— За отправку данной открытки.
— Давайте попробуем быть реалистами. Серьезного обвинения нам не выдвинуть. Факта мошенничества нет. Нет ничего непристойного. Даже если кто-то докажет, что открытку отправил именно он. Слава Богу, сейчас не феодальные времена, и мы не ваша личная вооруженная стража, которую вы можете послать выпороть одного из ваших слуг за дерзость или неповиновение.
— Излишне говорить такие вещи. Жизнь моего отца под угрозой.
— Утверждение слишком зыбкое, чтобы выдвинуть его в суде.
— Не слишком зыбкое, лейтенант. И мы желали бы обратиться за защитой к полиции.
— У нас нет свободных сотрудников, говоря откровенно.
Он посмотрел на меня столь торжествующе, как будто я подкинул ему козырную карту.
— Не будет ли тогда более эффективным попросту арестовать его?
— Если он находится на нагорье, то это территория шерифа Фишера.
— А как насчет полиции штата?
— В давние времена у полиции штата был уголовный отдел. Но законодатели его прихлопнули, а деньги разделили между окружными шерифами и следовательским управлением при прокуратуре штата. Сотрудники этого управления помогают округам дожимать тех, кого обвиняют в совершении тяжких преступлений.
— А… ФБР? — тихо произнес он.
— А также национальная гвардия, стратегические военно-воздушные силы и Центральное разведывательное управление впридачу. Их наверняка очень волнует эта открытка.