противоположную сторону. Поддерживала надежда, что если нас не успеют заметить во время подъема, то мы сможем перебраться в другой район.
Ну и подъем! Вместо мостов приходилось перекидывать винтовки с одной скалы на другую. Я поднимался в хвосте колонны; так мне было удобнее следить за движением партизанов.
Помню, Яша Гордиенко крикнул:
— Товарищ Макаров, пригните голову к скале!
Я взглянул вверх; в этот момент со свистом пролетел камень и сбил с меня фуражку.
Затрудняла переход моя невеста, Мария Удянская. Обычно храбрая и выносливая, она терялась в горах. Ноги ее подкашивались. Никакая сила не могла заставить ее перепрыгнуть со скалы на скалу. Я пригрозил ей наганом, но и это не помогло. Выручил Яша Гордиенко. Он как-то подхватил Марию за талию и перетянул через пропасть.
Поднявшись наверх, я с несколькими партизанами отправился за продуктами на кордон Инкерманского монастыря. Нас встретило безлюдье. Только в сарае копошился старый монах. Он замахал на нас высохшими руками, как будто разгонял цыплят, и приговаривал:
— Скорей, скорей уходите! Только-что была кавалерия. Забрали всех. Повезли с собой.
Хлеба не оказалось. Пришлось удовольствоваться мукой.
Только-что мы разожгли на стоянке маленький костер, чтобы испечь пышки, как сигнальный рожок заиграл тревогу. Гаузе и Шарый, посланные в разведку, доложили, что Прибыла кавалерия в форме дроздовцев. Мы моментально снялись и побежали через небольшую полянку. Надолго запомнится мне это уютное местечко, граничащее с Айтодорским лесом, которое чуть не сделалось нашей могилой. На наше счастье, дроздовцы даже не предполагали нашего присутствия в этом районе, и мы благополучно достигли желанного леса. Здесь отряд почувствовал себя в безопасности, так как из этого района можно было пере броситься куда угодно. Мы убили первого попавшегося бычка, не задумываясь над тем, кому он принадлежал. Поджарив мясо на палках, жадно ели его полусырым.
НАЧАЛО 3-ЕГО ПОВСТАНЧЕСКОГО ПОЛКА
Отсидевшись несколько дней в пещерах Сюртажа, мы разбили отряд на группы и двинулись в Мангуши. Здесь оперировал отряд Николая Б. (Сергея Бабахана). А мы с Васильевым и Воробьевым построили небольшой шалаш на возвышенности под деревней Лаки и стали зондировать почву среди крестьян насчет восстания. Вскоре прибыли товарищи — Ваня Африканец, Матвей Егерев и другие. От крестьян было известно, что в операции под д. Алсу против нашего отряда, помимо всех гарнизонов города, участвовали части 2-й Дроздовской дивизии, снятые Врангелем с фронта. Врангель приказал во что бы ни стало доставить меня живым или мертвым, назначив крупную награду за мою голову. Вот почему я не доверился прибывшим и просил прислать ко мне товарищей, которых я знал в бытность мою в Мангушах. Разговор происходил с оружием в руках. Через несколько дней эти товарищи вернулись с теми, которых я знал. Николай Б. прислал записку:
«Товарищ Макаров, узнав о вашей стоянке под деревней Лаки, командирую к вам товарищей и прошу прибыть ко мне для совместных оперативных действий.
С коммунистическим приветом Николай Б.».
Во время переговоров, в комнату вбежало несколько мальчишек с криком:
— Товарищ Макаров, в деревню вступают пехота и кавалерия!
Держа наган наготове, я иронически поблагодарил товарища Васильева, прибывшего от Николая Б.
— Благодарю вас за такую связь. При малейшей попытке я буду в вас стрелять!
Мы с Александровским взобрались на гору. По деревне уже несся громкий разговор, ржание и топот коней
«Тю-тю» переливалось в свежем воздухе.
Я ответил троекратным «тю-тю-тю». И вслед за этим голос Яши Гордиенко кликнул:
— Товарищ Макаров, свои!
От Бабахана пришло семь конников и пятнадцать пехотинцев. В деревне Керменчик они расстреляли двух белогвардейцев и заехали в Лаки за мной. Мы сели на подводы и через деревню Биясалы прибыли в расположение отряда Бабахана. Здесь мы встретили самый дружеский прием.
— Очень рад вас видеть, товарищ Макаров,— сказал Бабахай:—я думал, судя по войскам, которые на вас бросал Врангель, что вы берете в плен полками, а у вас такой малочисленный отряд. Расскажите, как вам удалось навлечь на себя такие войска?
Я рассказывал о похождениях отряда и знакомился с бабаханцами.
В дни моего бегства из крепости, в районе Тавеля работали среди крестьян Черномазов Миша (Котляров), Матвеев, В. В. и Зайцев. Они держали связь с Симферопольской организацией; в первых числах марта Симферополь командировал к ним Кудрявцева В. и Душанина Н.,
с предложением организовать отряд краснозеленых. Подпольщикам удалось разагитировать пятнадцать стражников деревни Тавеля. Вскоре отряд пополнился товарищами, присланными Симферопольской организацией, Лебедевым, Васькой «Махно», Бардаковым, Подушкой, Ратикьянц, Поз, Пантюшкой, Лукой Гоем, Шоминым Ильей и Звездочкиным Николаем, бежавшим из севастопольской тюрьмы. Еще несколько дней, и к отряду подошло трое новеньких: Румын, Ивахнин и Серый (два последние оказались провокаторами). На всех этих людей была одна винтовка и револьвер (стражников оставили работать в деревне). Пришлось организовать ряд налетов на солдат и офицеров. В отряде не было командира. Все вопросы решали сообща, держали связь с подпольной организацией, которая послала к ним товарища Гришу Фирсова. Снабжали отряд продуктами крестьяне, через Котлярова и Матвеева.
После Новороссийской трагедии обманутые казачьи части были переброшены Деникиным в Крым и расположены в районе Евпатории.
Врангель всеми способами старался использовать вольных сынов Кубани, Терека и Дона.
Он им обещал все блага, но они отлично видели, как генералы старались извлечь из белого движения свои выгоды, на их глазах грабя народное достояние, набивая себе чемоданы.
В особенности на казачьих частях отразился судебный процесс над генералами Сидориным и Кельчевским.
С этих пор казаки потеряли веру в ставленника Деникина, своего атамана Африкана Богаевского, который находился в Евпатории и попрежнему устраивал оргии и мало уделял внимания казакам.
Казачество, демократически настроенное, возбуждало ненависть к себе белого добровольческого командования.
Добровольцы в своей прессе обвиняли донцев и кубанцев чуть ли не большевизме.
Разложение среди казаков начинало принимать грандиозные размеры. Среди их частей открыто высказывались за примирение с большевиками. Врангель, учитывая их настроение, издал следующий приказ: