— Поручик, — крикнул я на прощанье, — передайте всем, что власть генералов скоро кончится. Добровольно пере­шедшим в наши ряды гарантируем жизнь, а мерзавцев расстреливаем и будем расстреливать.

Через два часа ходьбы показалась экономия Шнейдера. Когда мы проходили деревню, симулируя конвоирование двух «сицилистов», какая-то старушка тяжело вздохнула, перекрестилась, на глазах ее появились слезы. «Господа офицеры» на нее накричали:

— Дальше, сторонись!

У помещика были гости. Хорошо одетый человек при­крикнул на расходившихся собак.

— Морская севастопольская контр-разведка, — отрекомендовался я: — прошу, господа, не шевелиться.

Все замерли.

Я приказал всем войти в помещение, строго спросил хозяина: почему он помогает красным и сколько раз был в имении Макаров?

Вытаращив глаза, помещик возбужденно забормотал:

— Что вы, господин лейтенант! Я буду помогать красным бандитам?! У меня племянник борется против краснозе-леных, а бандит Макаров у меня никогда и не был...

Я приказал Камову:

— Поручик, произведите тщательный обыск.

Через несколько минут тягостных вздохов и замеша­тельства помещичьих гостей, Камов протянул мне наше же воззвание к рабочим и крестьянам, выпущенное подпольным комитетом.

— Господин лейтенант, вот посмотрите, — штучка инте­ресная.

Как бы не зная, в чем дело, я пробежал воззвание и поднес его к носу помещика.

— А это что?

Он дрожащим испуганным голосом оправдывался:

— Не знаю, каким образом попало ко мне.

— Сколько у вас таких экземпляров в кассе? У меня о вас точные сведения.

Шнейдер совсем растерялся. Вынув ключ от несгораемой кассы, он бормотал:

— Посмотрите, кроме денег, там ничего не может быть.

Он, дрожа, открыл кассу, и мое сердце вспыхнуло ра­достью: денег было не мало. Я начал пересчитывать пачки.

Вошел Яша Гордиенко в форме поручика, протянул мне пакет:

— Господин лейтенант, пакет от князя Туманова.

Я быстро разорвал конверт и, как бы читая про себя, приказал развести арестованных по комнатам, а Гордеенко громко ответил:

— Поручик, доложите князю Туманову, что я сейчас поеду производить аресты и обыски в деревню Кара-Кубу. А со Шнейдером неважно.

Я вышел. Двери комнат были закрыты, и охрана порой открывала их, пресекая разговоры. Потом партизаны не­заметно скрылись.

С деньгами, с двумя повозками, нагруженными всем необходимым, мы вернулись в балку. На енотовых поме­щичьих шубах мы отдохнули, как никогда.

Две трети забранных денег мы отправили с Камовым председателю подпольного комитета в Севастополе. В почто­вом отделении Каралеза мы тоже поживились на 200 тысяч. Другого выхода у нас не было. Отряд рос, надо было довольствовать партизанов. Подпольный комитет тоже остро нуждался в деньгах. Не могло быть места мещан­ской морали там, где дело шло о развитии движения.

Вскоре в наш отряд влилась часть артиллерийской школы, состоявшая почти на сто процентов из бывших красно­армейцев.

Не всегда наши экспроприации увенчивались успехом. Вместе с Артшколой, мы попробывали было «налететь» на имение Колбасниковых, в десяти верстах от Севастополя. Но хозяева забаррикадировались мебелью, и даже ружейный залп не привел их в повиновение. Из-за близости к Сева­стополю пришлось «отставить».

Во время нашего недельного отдыха к объездчику Евграфу как-то зашел «барон» Мацкерле. Он хотел ви­деть меня, но в наш лагерь «барон» опасался итти, отго­вариваясь тем, что служит у татарина в Алым- Чокраке, возит дрова в город, сейчас занят, но скоро придет.

Мы уже знали через Голубева (Храмцева), что «барон» — провокатор. Я немедленно послал Гордиенко, Яшу Вульфсона, Гаузе, Шарого, Воробьева и Ахлестина за «бароном». Мы, замаскированные кустарником, несколько часов тер­пеливо выжидали проезда Мацкерле. Дождались и любезно предложили прогуляться.

— Где здесь товарищ Макаров? — было первое слово Мацкерле.

Я ответил:

— Макаров ушел в обход по частям, но я его замести­тель, Прилуцкий. Чем могу служить?

— Очень приятно. Вы обо мне, вероятно, слышали. Я — известный подпольный работник, «барон» Мацкерле, прибывший из Одессы.

— Скажите, барон, откуда вы знаете Макарова?

— Как же не знать Макарова? Я с ним вместе сидел в крепости.

«Барон» путался, краска и бледность сменялись на его лице.

В этот момент адъютант спросил меня:

— Товарищ Макаров, можно отряду ужинать? Ужин готов.

— Конечно.

Стоявший у костра «барон» вздрогнул и, как бы ста­раясь лучше меня разглядеть, проговорил:

— Вы — товарищ Макаров? Как вы изменились!

— Я вас не узнаю .

— Зато я вас знаю: я очень много знаю о вас.

— Не будем, «барон», играть в прятки. Мне ваша дея­тельность тоже известна. Скажите, зачем вы пришли в казарму? Спрашивая меня, вы пытались узнать числен­ность отряда у объездчиков Евграфа?

«Барон», совсем растерявшись, ответил:

— Товарищ Макаров, у меня есть отряд в шестьдесят человек и восемь пулеметов и можно взять два легких орудия.

Последние два слова рассмешили товарищей, а я рас­сказал анекдот о четырех случаях с Иисусом: «верю и не верю».

Александровскому, Камову, Воробьеву, Гордиенко я сказал:

— У вас достаточно материала: возьмите его!

А «барону»:

— Мы вас предаем горному военно-революционному три­буналу. Расскажите, как удалось вам бежать из числа двадцати четырех, захваченных на Корабельной стороне?

По словам Мацкерле, выходило так: затрещали пуле­меты, дверь квартиры открылась, появился юнкер, сказа­вший: «Именем закона вы...». Крылов выстрелил в него

в упор, юноша упал. Воспользовавшись суматохой, «ба­рон» выбросился в окно и убежал вместе с группой юнке­ров, которые от страха не заметили чужого.

Мне надоело слушать россказни Мацкерле,

Владимир был старше меня на три года. Он кончил церковно-приходскую школу первым учеником. Страстно хотел учиться дальше, а бедность принудила его сделаться учеником в переплетной мастерской