прежде чем у нее появился шанс задушить меня голыми руками. Физически она вполне могла с этим справиться, да и настроение у нее было подходящее. Меня просто трясло. Я задыхался от злости, задыхался при мысли о ней и в то же время презирал себя: я похож на героиню немого кино, мне не хватает только прислониться к закрытой двери, прижав руку к сердцу. Еще позвал бы полицейского или упал в обморок.

Я стянул с себя мокрые плавки, швырнул их на кровать и принялся одеваться, вымещая свою злобу на беззащитной одежде. Когда я застегивал рубашку, до меня наконец дошло, что неплохо бы задать себе тот же вопрос, на который я намекал при разговоре с ней: «Зачем она это делает?» Даже если она любит пускаться во все тяжкие в своих романах, ей ни к чему было затевать всю эту историю. У нее до такой степени все на месте, что стоит только свиснуть, и можно даже не снимать обручального кольца. Но как же это иначе объяснить? Она ведь точно нарочно бросила ружье в озеро. Я решил на время оставить попытки понять это.

Я полез было в карман за сигаретами, как вдруг услышал, что кто-то идет по пирсу. Я прислушался. Это была не она. Она босая. Даже если она переоделась и надела свои туфли, цоканье высоких женских каблуков звучит совсем иначе. Это были шаги мужчины или нескольких мужчин. По звуку было похоже, что их двое. Они зашли в гостиную. В тишине гулко отдавался звук их шагов. Я замер, едва дыша.

Детективы? Сам мистер Уэйн? Я вдруг вспомнил, как она петляла по всему городу, прежде чем выехать на шоссе, и как она все время поглядывала в зеркальце заднего обзора. Я помалкивал, но в душе клял ее на чем свет стоит. Просто прекрасно! Не хватает только, чтобы меня подстрелили или вызвали на бракоразводный процесс, причем было бы за что. А то единственное, что я получил, так это пощечину.

Я быстро оглядел комнату. Выбраться невозможно, окно слишком маленькое. Я прокрался по ковру к двери и стал слушать.

— Живописный уголок, миссис Маколи, — произнес мужской голос. — Мы тут осмотримся, не возражаете?

Миссис Маколи? Он так сказал.

— Что вам еще нужно? — спросила она тихо-тихо, почти шепотом. В ее голосе сквозил испуг.

— Все то же, — непринужденно ответил мужчина. — Такие уж мы зануды.

— Как вы не поймете, что я не знаю, где он, — сказала она с чувством. — Он ушел. Оставил меня. Я не знаю, куда он делся. Я не имею от него никаких известий…

— Вы тоже чуточку зануда. Надеюсь, вас не обижает, что я так говорю? Мы все это слышали, и не раз. Но давайте вернемся к текущему моменту. Нам показалось довольно интересным, что за двадцать четыре часа вы два раза ездили сюда, и мы решили разузнать об этом подробнее. Может быть, мы тоже займемся изучением природы. Итак, где Маколи? Он здесь?

— Нет его здесь, я не знаю, где он…

Она вскрикнула, и я тут же услышал звук пощечины. Потом еще и еще. Она, видимо, пыталась держаться, но после третьего удара сломалась. У нее вырвался крик-рыдание, не от боли, а просто от полной беспомощности. Тут я тоже сломался и не смог больше прятаться.

Их было двое. Когда я влетел в гостиную, тот, что был слева от меня, сидел на подлокотнике одного из пузатых кресел, прикуривая сигарету. Его я видел только боковым зрением, потому что сразу нацелился на второго. Тот стоял ко мне спиной. Он прижал ее к боковине дивана, упершись коленом ей в ноги. В одной руке он зажал ее левое запястье и передок купальника, а другой бил ее. Он был ниже ее ростом, но очень широк в плечах. Его «работа» была методична, профессиональна и просто тошнотворна.

Когда он в очередной раз размахнулся, я поймал его за руку. Он выпустил Шэннон, и она упала на диван. Реакция у него была просто отменная. Хоть я и застал его врасплох, он тут же принял низкую стойку и, отступая на шаг назад, попытался ударить снизу вверх. Но я уже бил, и никто не смог бы полностью «закрыться», даже такой умелец. Мой кулак шарахнул в тот момент, когда он делал шаг назад и еще не достиг равновесия, так что он полетел дальше в том же направлении и, наткнувшись на подлокотник еще одного кресла, рухнул на пол. При этом он задел консольный столик у стены, и тот свалился на него.

Я было собрался еще ему врезать, но тут что-то заставило меня взглянуть на того типа, что пришел с ним. Наверно, я почувствовал какое-то плавное, едва уловимое движение. Теперь в руке у него вместо зажигалки был пистолет.

Небрежным движением он показал мне дулом «пушки», чтобы я отошел назад и стоял там. Я послушался. В нем было что-то эдакое.

Он улыбнулся.

— Чертовски драматично, — сказал он почти одобрительно. — Вот это выход!

Он со скукой посмотрел на свою «пушку» и засунул ее обратно в правый карман пиджака.

Я был на расстоянии десяти футов от него. И я не забыл, как быстро пистолет появился у него в руке в прошлый раз. Он был в безопасности и знал это. Я смотрел на него, все еще закипая от злости. Потом постепенно сумел взять себя в руки. Я выскочил, не раздумывая, потому что больше не мог переносить доносившиеся отсюда звуки, и теперь у меня не было ни малейшего представления о том, что здесь происходит, знал только, что, похоже, что-то опасное. Я не мог понять, кто они такие? Они были не из полиции. Они явно не были также и частными сыщиками, нанятыми мужем, ведь именно мужа они и хотели найти. Его фамилия была Маколи, а она сказала мне, что Уэйн. Тут так просто не разберешься. Тот, которому я врезал, поднимался с пола. Я не ошибся, назвав его про себя умельцем, В нем сразу чувствовалась боксерская выучка. Это было видно по тому, как он подтянул штаны, засунув руки в карманы, потряс головой, чтобы в ней прояснилось, и стал мягко, по-кошачьи, наступать на меня, держа руки, как и положено, перед собой. Он был на целых шесть дюймов ниже меня, но у него были широченные плечи и могучие бицепсы, и в его внимательно изучающих меня глазах была умная, пружинистая злость: мол, сейчас я покажу этому верзиле, где раки зимуют.

— Брось, — сказал второй лениво.

— Отдай мне его.

В хриплом голосе коротышки слышались просительные нотки.

Второй покачал головой с почти безразличным выражением. Он был долговязый, весь как на шарнирах. В нем не чувствовалось никакого напряжения, как будто ничего особенного не происходит. Одет он был в твидовый пиджак и фланелевые брюки. Было трудно сказать, чем он занимается. Таких встречаешь, например, на беговой дорожке на межуниверситетских играх или на вечерах поэтов средней руки. Но, увидев мертвящий холод в его глазах, я понял, что это не увлекающийся бегом преподаватель и не известный в своих кругах поэт. В кем было что-то такое, что говорило, что он мастер в своем деле, не подмастерье, хоть я и не знал, какое у него ремесло. Говорил он с легким британским акцентом.

— Ладно, — неохотно согласился умелец. Он жадно впился в меня глазами, потом посмотрел на Шэннон. — Может, мне ее еще порасспросить?

Я ждал. Атмосфера в комнате была накалена до предела. Если он снова примется ее «расспрашивать», дело примет крутой оборот. Я не герой и не стремлюсь стать героем, но на такое нельзя долго смотреть, не теряя голову, а так как там был тот тип в твидовом пиджаке, у меня не было никаких шансов остаться в живых, если это случится.

Тип в твидовом пиджаке посмотрел на меня, потом на девушку с таким видом, будто его все это страшно забавляет, и снова покачал головой.

— Пустая трата времени, — говорит. — При нынешних обстоятельствах он вряд ли может быть здесь, если только правила игры не изменились. Но все же пройдись по комнатам, особо осмотри пепельницы. Ты знаешь, какую марку сигарет он курит.

Коротышка вышел, умудрившись по пути так сильно толкнуть меня своим железобетонным плечом, что я едва удержался на ногах. Я ничего не сказал. Он чуть обернулся, и наши глаза встретились. Я вспомнил, как отвратительно, зверски он избивал ее, и ненависть в наших глазах была обоюдной.

В комнате было тихо, только Шэннон зашевелилась на диване. Она села. Пол-лица у нее горело, глаза были красны от невольных слез. Купальник был старой модели, с лямками. Одна из лямок оторвалась, и ткань соскользнула вниз по ее атласной груди. Не сводя с типа в твидовом пиджаке испуганных глаз, она попыталась закрепить лямку, но пуговицы не было. Ей пришлось придерживать купальник рукой, но держалась она молодцом.

Тип в твидовом пиджаке, видимо, находил наше общество чрезвычайно скучным. Он затушил