Рыжеволосая фрекен Энген все так же походила на моложавую, весьма зрелую вдову. Они сидели вместе со следователем Вебстером за столом и пили кофе. Кайма из траурного крепа перекочевала на воротник нового черного платья. Черный цвет подчеркивал характерный для рыжих людей нежный тон кожи.

«Молоко и пышная роза, — подумал Вебстер. — Если бы не моя милая, славная жена…» Дальше этого Вебстер не позволял своим мыслям забегать, когда разговаривал с дамами. Он был из числа мужчин, обожающих порядок. Даже самого малого грешка не позволял себе. В жизни он насмотрелся на множество драм.

Вебстер рассеянно взял печенье, посмотрел на него, откусил.

— Сливочное масло и яйцо, — мягко произнес он. — Немного муки, совсем немного. Я тоже любитель вкусно поесть. Жаль Холмгрена. Мне даже кажется, что я узнал его теперь лично, когда следствие завершено. Собственно, на мою долю не так уж много работы выпало. Честное слово, рад за Стефансена.

Фрекен Энген уставилась куда-то в пустоту, глаза ее наполнились слезами. Быстро поднялась, достала носовой платок из сумочки на комоде. Улыбнулась, садясь, и сказала:

— Ради Бога, извините.

Она говорила о Холмгрене, говорила охотно для чуткого слушателя. Никто не узнал бы в Вебстере полицейского, когда он сидел вот так, любезный, участливый, слушая не слишком недоверчивого рассказчика. Однако это вовсе не исключало того, что иногда в его открытую корзину падал случайный плод.

Фрекен Энген доставляло удовольствие разговаривать с этим симпатичным мужчиной. Простая душа, она к тому же нуждалась в человеке, которому можно было довериться.

Вебстер заметил:

— Вот и у меня сложилось впечатление, что здесь, в поселке, все уважали директора Холмгрена. Вы ведь двадцать лет работали у него? Хорошо его знали.

— Да уж, — задумчиво произнесла фрекен Энген. — Я хорошо его знала. Оттого не могу понять, с чего это он вдруг покончил с собой. Конечно, он любил деньги, но все же…

— Нам кажется, что мы знаем друг друга, пока вдруг не выясняется, что знали не все до конца, — сказал Вебстер. — В нас, в людях, часто обитают два существа. Или же мы ходим с веригами под одеждой.

— Это верно. Но последнее время у Холмгрена было только одно лицо, и я его знала. Прежде, как выяснилось, было иначе.

Вебстер взял еще одно печенье, поднял чашку за добавкой кофе. Поддерживал течение беседы осторожными негромкими вопросами. Отец ее ведь тоже работал на заводе?

Да, было дело. Тогда дело только-только зарождалось. Холмгрен начинал практически с нуля, подростком поступил на один завод под Халденом; собственное дело учредил, когда ему исполнилось двадцать лет. Всего-то было — старый локомобиль, две пилы — дисковая и ленточная. Арендовал сараи, потом участок, это было сразу после того, как с ним порвала нынешняя фру Стефансен.

— Ну да, — проронил Вебстер. — Они ведь были помолвлены.

Обвел взглядом «парадную», а в общем-то самую обычную гостиную, посмотрел в окно на сад с цветочными клумбами и смородиной, пригубил кофе. Пробормотал:

— Но дружба ведь продолжалась?

По большому светлому лицу фрекен Энген скользнула тень недовольства. Вебстер продолжал как ни в чем не бывало:

— Что ж, молодости свойственно ошибаться.

— Смотря в чем состоит ошибка. Тогда Стефансен представлял собой лучшую партию. — Она осеклась, не желая дурно говорить о ком-либо. — Да, она была совсем молодая, всего восемнадцать лет. Потом уже, видно, поняла свою ошибку.

Слово за слово перед Вебстером рисовалась полная картина. Главные черты ее были ему уже известны. Но ту историю, за которой он пришел, историю самой фрекен Энген, он знал плохо. Снова и снова задавал дополнительные вопросы, подавал участливые реплики. Успокаивал ее отдельными замечаниями:

— Не подумайте, что я стану ходить кругом и болтать, словно баба, обо всем, что приходится слышать.

— Вы же знаете, я не имею права разглашать то, что мне рассказывают, если это прямо не касается дела.

— Человек нуждается в том, чтобы облегчить свою душу перед кем-то. Невозможно всю жизнь в одиночку носить бремя своих невзгод.

— О, я так хорошо понимаю вас, фрекен Энген. Старушка мать заглянула в комнату, дочь ласково попросила ее закрыть дверь и сама вышла на кухню за новой порцией кофе. Он услышал, как она говорит матери:

— Мы разговариваем о заводе.

И то — весь разговор вращался вокруг завода, и Холмгрена, и Стефансена, и фру Стефансен, и самой фрекен Энген. Право, непостижимо, с чего вдруг Холмгрен покончил с собой, такой жизнерадостный человек, и ведь знал, что сможет быстро возместить ущерб. Не мог не знать.

— Может быть, у него были серьезные затруднения, о которых вам неизвестно? — предположил Вебстер.

Холмгрен был обаятельный мужчина, нравился женщинам. Красивым его нельзя было назвать, да и роста не очень большого, широкое скуластое лицо, темные волосы, сильный, энергичный. В последнее время немного располнел, но это нисколько его не портило.

Здесь фрекен Энген вздохнула. Глубоко.

— Вы все это запишете?

— Нет-нет, что вы. Я записываю только то, что прямо относится к делу. Можете положиться на меня. Никто не узнает о том, что вы мне говорите. Я храню тайну не хуже врача. К тому же мы, в нашем управлении, считаем это дело завершенным, так сказать. Разве что Бугер… Кто его знает.

Стефансен одно время работал под Сарпсборгом, не очень преуспевал. С двумя детьми им приходилось довольно туго. Холмгрен давно был знаком со Стефансеном, навещал их и после свадьбы. Позже, когда дела лесопильного завода здесь пошли хорошо, Стефансен получил должность кассира и бухгалтера. Они переехали сюда и построили себе дом. Холмгрен любил их детей, часто приходил в гости.

Ну а фрекен Энген? Она пришла на завод сразу после средней школы, когда ей исполнилось пятнадцать лет. Кроме отца у Холмгрена тогда работали еще несколько мужчин. Он еще не нуждался в кассире, но требовалась девушка, чтобы сидеть на телефоне и вести простейшие записи. Фрекен Энген получала маленькое жалованье.

Ему было тридцать, ей пятнадцать, но она уже была девушкой в соку. Увы, она сразу в него влюбилась, в первый же день. Других мужчин, естественно, не знала, и потом не хотела знать. Он овладел ею довольно скоро. Но жениться не собирался. Сразу же так и сказал.

А она и так была счастлива. Зачем спешить с замужеством, можно и подождать. Все годы они держали в тайне свои отношения. Это было чудесное время. Со временем он купил старый дом, и она навещала его по вечерам так, чтобы никто не видел. Им было так хорошо. И она до поры ни с чем к нему не приставала. Пока не захотелось, как другим девушкам, обзавестись мужем и детьми. Правда, наедине он называл ее своей женой. Она себя такой и считала по праву. При тогдашних обстоятельствах не меньше него желала держать в тайне их отношения. Отец умер, у нее появилось больше времени заботиться о матери. «У нее не все в порядке с головой».

Они встречались по вечерам два раза в неделю, днем общались в управлении, когда никого не было. Как ни странно, им удавалось сохранять секрет, Стефансен ничего не замечал. Но тут возникает фру Стефансен.

Через несколько лет, можно сказать — много лет спустя, фрекен Энген стала приходить в гости к